прочитанное полковником Вагнером[1], сообщение оперативной германской сводки о принятии обязанностей Верховного командования адмиралом Дейницем, вместо недавно покончившего с собой фюрера, и отданном им, Дейницем, приказе о прекращении военных действий против союзников и обращении всех сил против общего мирового врага — тоталитарного коммунизма.
Сообщение это несколько подняло наше настроение. Мы питали надежду, правда, очень слабую, что соединенными усилиями немцев и союзников удастся свалить чудовищный большевистский режим. Однако, суровая действительность не оправдала надежд на союзников, не только не прекративших войны против немцев, но, наоборот, наносящих сокрушительные удары немецким армиям, направившим все усилия против советских армий. Поэтому уже на второй день Пасхи наши части почти обратились в бегство, еще прикрываемое сильно потрепанными полками первой дивизии: 1-м Донским и 2-м Сибирским.
Широкое и просторное шоссе вскоре заполнилось повозками и грузовиками в несколько рядов. Затор в одном месте останавливал на неопределенное время движение всей колонны.
Сообщение о капитуляции вызвало еще большую панику. Все смешалось. О какой-либо дисциплине не могло быть и речи. Каждый спасался, как мог. Все устремления и желания были направлены на то, чтобы как можно быстрее вырваться из сферы советского влияния и сдать оружие англичанам.
Пробки усиливались. Ехали день и ночь, почти без сна и пищи. Наконец, роковой рубеж был перейден. Пройдя Словению и вступив на территорию Австрии, отступающие орды хлынули по разным дорогам, чем пробки были ликвидированы окончательно. Появилась возможность организации дневок.
Беспрерывно день и ночь слышалась ружейная и пулеметная трескотня: расстреливались запасы патронов, ныне ненужных и тормозящих движение.
Постоянные, особенно по вечерам, ракетные безцельные сигнализации. Кое-где слышались взрывы гранат и оглушительная стрельба из противотанковых ружей. Имущество либо уничтожалось, либо оставлялось на дороге и немедленно же растаскивалось местными жителями. Немцы сжигали прекраснейшие легковые машины и грузовые автомобили. Там и сям валялись всевозможные орудия, частью целые, частью приведенные в негодность. Бросались в огромном количестве новые военные радио- аппараты. Оставлены интендантские склады, и запасы нового обмундирования, казенных одеял и даже мебели.
Возле лежавших на дороге мешков с консервами, галетами, табаком и сигаретами происходили свалки дерущихся за обладание ими военных и местных жителей, не исключая женщин и детей.
Наконец, мы на территории Австрии. Здесь произошла первая встреча с английским военным командованием, которое предложило нам немедленно разоружиться. За несколько дней до этого мы получили приказ фон Паннвица о создавшейся ситуации. Генерал, кратко информируя нас о ходе своих переговоров с англичанами об условиях сдачи, сообщил, что он предпринимает все меры к отклонению намерения английского командования о выдаче корпуса Советам. Приказ был составлен в чрезвычайно туманных, ничего не говорящих выражениях и не давал никаких надежд на благополучный исход переговоров.
Все это усилило и без того гнетущее настроение, которое ни на минуту нас не оставляло с момента оглашения сводки о решении немцев сдаться на милость победителей-союзников. Неясное предчувствие теснило грудь. Бойцы приуныли. Прекратились веселые казачьи песни. Каждый обреченный старался больше спать, чтобы уйти от самого себя, от своих мрачных дум.
Во время одной из дневок, недалеко от города Фельдкирхена, последовал приказ англичан об отделении казаков от немцев. Оставлен был в своей должности начальник дивизии, полковник Вагнер (немец В. Н.). Как старший по службе, я получил назначение на пост начальника штаба дивизии.
Вскоре, по распоряжению англичан, произошла переорганизация дивизии: вся она была поделена на пять блоков, причем бывший штаб дивизии отнесен к 4-му блоку с назначением меня лишь начальником штаба 5-го блока, а ротмистра Теплякова начальником блока.
Дальше события показали сначала благожелательность англичан к нам. Так, на другой день реорганизации дивизии, последовал приказ начальника 34-й английской дивизии о возвращении офицерскому составу пистолетов и 10 проц. рядовым казакам винтовок. Еще через день (24 мая), по инициативе англичан, в присутствии одного из видных офицеров 34-й дивизии — полковника, состоялись выборы походного атамана казачьих войск. На съезде делегатов была выставлена единственная кандидатура — генерала фон-Паннвица, хотя и коренного немца, но любимого казаками за его хорошее к ним отношение. Все делегаты условием своим, однако, ставили, чтобы в будущем управлении штаба атамана не был допущен ни один немец. Но фон Паннвиц, наоборот, настаивал на предоставлении ему самых широких полномочий в вопросе комплектования штаба атамана. Делегаты были непреклонны. Фон Паннвиц, в волнении, несколько раз бросал атаманскую булаву, но, в конце концов, любовь к казакам взяла верх, и он, после некоторого колебания, дал свое согласие.
Ход всех этих событий не только не предвещал последовавшей развязки, но, наоборот, вселял в нас крепкую уверенность в решении союзников, в совместной борьбе с казаками, раз и навсегда покончить с тоталитарным режимом в России.
25-го мая всем начальникам блоков английское военное командование приказало в суточный срок составить исчерпывающий именной список офицерского и рядового состава. Требование это создало в моем настроении резкий перелом к худшему. Я интуитивно предчувствовал наступление чего-то ужасного, неотвратимого. Офицеры и казаки спрашивали меня о причине такого настроения, но я и сам объяснить не мог.
Дивизия была расположена в горах, где почти отсутствовали населенные пункты. Пришлось устраиваться по своим возможностям и уменью. Сохранившие у себя полотнища частей палаток создавали из них коллективные укрытия от дождя и ветра. Не имевшие палаток рубили сучья и делали настилы, располагаясь на ночь на этих импровизированных кроватях. В Австрии, в особенности в горах, майские ночи настолько были холодны, что многие казаки, за отсутствием у них одеял, дрожа от холода, коротали бессонные ночи и отсыпались днем.
Лошади паслись на склонах гор, обращая эти огромные, поросшие сочной зеленой травой склоны, в течение двух-трех дней, в голую, черную, без единого признака растительности, унылую пустыню.
Довольствовались мы, как попало, главным образом, тем скудным пайком, который отпускался нам англичанами. Главным интендантом являлся офицер пропагандного отдела есаул Богуш. Ему выдали грузовик, в котором он беспрерывно разъезжал, получая со складов продукты и отпуская их, согласно разнарядок, особо уполномоченным от каждой части.
Время протекало в скучном, томительном безделье. Той неизъяснимой прелести и очарования гористо-лесистых мест Австрии, которые охватывают богатых туристов, в силу неопределенности нашего положения, мы воспринять не могли и ко всем этим красотам относились безучастно.
В голову упорно лезли назойливые мысли о фальши нашего положения, как безподданных военнопленных, к которым не могут быть применены нормы международного права, в особенности о правовой охране, согласно Гаагской конвенции международного Красного Креста.
Нас ужасала мысль о возможности выдачи нас Сталину, прочная и дружественная связь с которым западных союзников, несмотря на отсутствие соответствующей политической и военной информации, казалась нам крепкой и незыблемой и поэтому чреватой для нас весьма нежелательными последствиями.
27-го мая в 11 часов утра наш блок получил письменное распоряжение английского командования, переданное нам полковником Вагнером, о спуске с гор на шоссе к 8-ми часам утра следующего дня, т. е. 28 мая, где англичане укажут нам для пребывания специальный лагерь военнопленных.
Приказание произвело на нас гнетущее впечатление. Офицеры и казаки прекрасно отдавали себе отчет в том, что их ожидает в связи с этим приказом. Для получения точной информации, я и ротмистр Тепляков немедленно выехали в штаб полковника Вагнера, расположенный от нашего места в расстоянии 3 -х километров. Подъехав к штабу, мы увидели бродящих по улице казаков из личной охраны полковника Вагнера, который, как они сообщили нам, вызвал их сегодня утром к себе и заявил следующее: — «Друзья мои, обстоятельства так складываются, что я вынужден, не теряя ни одной минуты, отсюда бежать. Вы совершенно свободны и можете располагать собою по своему усмотрению». Вслед за этим полковнику Вагнеру подали навьюченную верховую лошадь.
