сформировавшуюся, общественно полезную личность. За ними останется право выбора: отдать новой родине знания и неизвестные нам таланты или вернуться в Плеяды искать соплеменников. Сегодняшняя субпространственная одежка и тогда будет им впору, и, может быть, им суждено будет заново организовать свой разбросанный по Вселенной народ. Во всяком случае 'зайчики' уйдут друзьями, оставив у нас на Земле сердца.
– А они согласятся? - Оля робко взяла в руки коробочку - ненадежное жилище для двух сотен богов, принятое ими в качестве добровольного и совершенно условного места обитания.
– Попросим ответить гостя! - Гийом озорно подмигнул Ольге. - Пти! Эй, Пти!
Пти войти в контакт не соизволил. Прикорнув на потолке, он по всем признакам дремал.
– Тут такая петрушка получается! - Леша с сожалением отложил потускневший карандаш. Он разучился говорить, не рисуя, но коли начал, приходилось заканчивать. - Когда мы их нашли, они были почти без сознания от страха. И очень обрадовались, что кто-то примет за них решение, к чему они природной склонности не имеют. Переложив на нас ответственность, они снова поуспокоились и могут без зазрения совести резвиться.
Зямчиков хотел еще кое-что добавить, но вдруг зажал рот обеими руками, покраснел и несколько раз взглянул на потолок.
– Не в то горлышко попало? - Айя заботливо стукнула его ладонью по спине.
– Фу, черт! Он говорит, что доверяет нашему разуму. Что еще один такой приступ страха попросту сведет их с ума. Они вынуждены изгнать страх из диапазона своих чувств. Кроме того, им больше не хочется быть детьми.
– Ты о ком, Леша?
Зямчиков повернулся к Оле и сердито пояснил:
– О Пти. О ком же еще?
– Это н-называется из м-мозга в мозг? А почему он не э-захотел с-сказать всем? - язвительно спросил штурман.
– А п-потому, - передразнил Леша, - что мой мозг ему больше подходит!
– Насколько я понял, что бы мы ни предложили, все им придется по душе? - уточнил Ант.
– Если, разумеется, в т-таком т-тельце есть д-душа! - мстительно проворчал Гийом.
Все давно стояли кружком и ждали последней точки, завершающего спор штриха. Ант, все еще сгорбившийся, несвободный, внутренне закрученный вдруг потер указательным пальцем переносицу и медленно произнес:
– Надеюсь, мы поступаем верно. А иначе какие права у нас пятерых распоряжаться судьбами двух цивилизаций?
Никому не хотелось снова начинать разговор, и взгляд его натыкался на одинаковые чуть виноватые улыбки друзей. Мысли как-то сразу разбежались. Оля поймала себя на том, что Айя слишком пристально смотрит на командира; конечно, не дело это - такая вот симпатичная девочка уже два года летает с Антом, а за такой срок мало ли что может быть между ними! Но вдруг сама себя устыдилась и громче, чем это вызывалось необходимостью, сказала:
– Что же, разве-мы здесь - не человечество? Каждый человек - атом человечества. И все, что полагается целому, он должен носить в себе всегда!
– Лучше, пожалуй, не скажешь! - Командир выпрямился, и все облегченно вздохнули.
Дело было не в том, что Оля заново открыла кому-то глаза на мир. Каждый в принципе думал так же. Но важно, чтобы кто-нибудь рядом вслух повторил твои собственные мысли.
Ант открыл коробку и выпустил зайчиков пастись по стенам кабинета. Пти радостно прыгнул им навстречу.
По середине мостовой брела девушка с сумкой на длинном ремне. Транспорта было еще мало, и ей никто не мешал.
– Нонка! - окликнули ее.
Девушка подняла голову, долго всматривалась и вдруг заулыбалась:
– А, Оля! Я так задумалась, никого не вижу. На работу?
– Конечно. А тебя уж я не спрашиваю…
– И напрасно. Это мое вечернее дежурство так затянулось…
– Что случилось?
– И не говори! Ужасная ночь. Вся Снегиревка буквально спятила.
– Да в чем дело, наконец?
– Устала я смертельно. С ног валюсь. Представляешь, двадцать четыре пары близнецов принять! Причем ни у одной мамочки врачи не предсказывали второго ребеночка!
– Невероятно!
– Что ты! Аркадий Иванович, когда его из постели вытащили, рвал и метал. Я, говорит, этого так не оставлю. Добьюсь, говорит, чтобы всех послали на переквалификацию!
– А малыши? В порядке?
– Здоровые розовые сосунки! И знаешь, смешно просто: в каждой паре один обязательно синеглазый. Да еще такой, с нестерпимым блеском - будто неоновые солнышки. Я прямо иззавидовалась!
– Ой, неужели и у меня сегодня такое случится?
– Оля, я тебя не узнаю. Врач-межзвездник - и вдруг близнецов испугалась!
– Да не испугалась я вовсе. Просто так… Пока, Нонка!
Они разошлись. Нонка задумчиво понесла дальше свою сумку, качая ее на длинном ремне. Но вдруг обернулась:
– Да, забыла спросить: уходишь скоро?
– В следующий рейс. Ант сказал, на этот раз - обязательно!
– Счастливая ты. Опять будете вместе. Ну, всего тебе!
– Спасибо. Береги малышей.
– Чего?
– Близнецов, говорю, не забывай. И их мамочек тоже.
Евгений Филимонов. В пути
Мать как следует закутала малыша, и они вышли в темноту. Пригород замолкал к ночи, лишь в непроглядном отдалении без устали лаял какой-то сверхбдительный пес. Они прошли по ступеням из плитняка. Впереди в слабом свете одиноких фонарей брезжил длинный тротуар вдоль широкой грунтовой дороги. Малыш, как всегда, шел впереди: задрав голову, он всматривался в черное небо.
– А на той картинке не так. - Он внезапно обернулся к матери, и та чуть не споткнулась о маленькую фигурку. - Там нарисованы такие точечки. С такими острыми иголками.
– А-а, вот ты о чем. Это очень старая книжка. Так изображали звезды. С лучиками.
– Звезды? - Малыш не понял, он даже остановился. - Ты мне никогда об этом не рассказывала.
Женщине не хотелось пускаться в длинные объяснения.
– Еще расскажу. Завтра, когда включат день.
– В той книжке написано, что день не включался, а наступал.
– Это почти одно и то же. Вообще зачем ты взял эту книжку? Папа ее очень бережет, он будет недоволен, когда узнает.
– Я сам ему скажу. Пускай он расскажет, раз ты не хочешь…
Некоторое время шагали молча вдоль хмурых спящих домов, еле угадываемых в окружающем мраке. Но малыш не мог долго безмолвствовать.
– И они - светились?
– Кто - они? - Мать уже потеряла нить разговора, углубившись в свое. Ах, звезды! Да, конечно же. Только света давали очень мало.
– Меньше, чем эти фонари?
– Гораздо.
– Меньше, чем лампы в теплицах?
– Куда там.
– Меньше, чем дневные светильники?
– Ни в какое сравнение не идет.
Малыш задумался.
– И от них не было никакой пользы?
Он привык к тому, что все вокруг так или иначе служило полезной цели, было на строжайшем учете - тепло и свет особенно.
– Никакой, сынок, - рассеянно отозвалась мать.
– Все равно… - малыш вздохнул. - Это, наверное, было красиво.
– Не знаю. Уже давно нет тех людей, которые их видели. Там их было много.
Она неопределенно махнула рукой в сторону тусклого зарева над горизонтом, в котором льдисто обозначались бессчетные прозрачные остовы теплиц. От светящегося облака уходил в зенит тонкий, еле различимый лучик. Слегка журчала вода - в теплицах включили дождь.
– А что это? - Малыш спросил о лучике.
– Это наш инверсионный след, - ответила мать механически.
– Инве… инне..?
– Этот след мы оставляем за собой, когда летим в пустоте.
– Но мы же никуда не летим!
Малыш рассердился. Он подумал, что его дурачат, такое случалось.
– Тебе так кажется, малыш. На самом деле мы летим. С ужасной, огромной скоростью. Мы на это тратим почти всю свою энергию. И все, наверное, зря.
В голосе ее малыш уловил привычную, сдерживаемую горечь - горечь взрослого человека.
