ночь Младшие, пришедшие на помощь королю Хамелю в Последней войне Наследников. Королевские стражники, дежурившие у входа, почтительно склонились в поклонах. Металлические решетки поплыли в стороны. Не останавливаясь, отряд проследовал внутрь замка.
Спешившихся принцев отвели в большой светлый зал, освещенный несколькими факелами. В зале было тепло — посредине пылал огромный камин. Каменная кладка стен прекрасно сохраняла структуру странного, ноздреватого камня, впрочем, очень красивого. Не удержавшись, Оме подошел к стене и провел по ней рукой. Стена была абсолютно гладкой и теплой.
— Принц Хельв, Совет Мудрых ждет тебя! — Высокий стройный рыцарь сделал легкий поклон и застыл при входе.
Вот и все! Как быстро. Хельви неслышно вздохнул. То есть, он решил, что вздохнул неслышно, однако чей-то глубокий вздох, похожий на всхлип, гулко просвистел куда-то под красные своды. Он быстро обернулся к брату, но Оме опустил лицо вниз, и густая красноватая тень легла на его лоб, туда, где кончалась короткая каштановая челка, захваченная тонким золотым обручем. Лицо брата исчезло в тени. Хельви вздрогнул. Неужели он надеялся? Но рыцарь в дверях тихонько ударил перчаткой по стене. Нехорошо заставлять Мудрых ждать. И Хельв, сжав зубы, быстро пошел к двери.
Оме взглянул ему вслед и вжал голову в плечи. Дурные мысли опять завертелись в голове. Нет уж, не хочу думать, пусть будет, что будет! Мальчик испуганно затряс головой и начал нервно осматриваться по сторонам.
В сопровождении рыцаря Хельви дошел до конца длинного коридора и очутился перед небольшими светлыми дверьми. На них был вырезан герб королевства — чудесная длиннохвостая птица Фа на фоне восходящего солнца. Рыцарь почтительно согнулся перед дверьми, а затем слегка толкнул странно светящиеся створки, и они неслышно открылись.
Огромный покой, казалось, был объят пламенем. Холодный огонь горел не однообразно, а вспыхивал, вздрагивал, змеился вдоль красных стен. В центре небольшим полукругом стояли четыре высоких темных кресла. Три места были заняты, однако разглядеть сидевших в них Хельви не удалось — даром что пламя как будто специально начало особенно ярко искриться, и в глазах у мальчика зарябило, как от вспышки молнии.
— Войди, Хельв, принц королевства Синих озер, рыцарь ордена Золотой птицы Фа, ученик магистра Айнидейла. Знаешь ли ты, зачем ты здесь?
— Знаю. — Хельви пытался говорить твердо, но голос у него дрогнул.
— Кто сказал тебе об этом?
— Никто, о Мудрые. Я предчувствовал это сердцем.
— Так зачем же ты здесь?
— Я пришел получить корону своего отца, короля Синих озер Готара Светлого.
В какой-то момент Хельви показалось, что сидевшие в креслах сдвинули головы, переговариваясь, но за всплесками света было очень плохо видно. Новый сноп огненных искр окрасил стены в зеленовато- оранжевый цвет. Не ослепнуть бы здесь.
— Почему ты считаешь, Хельв, что корона должна быть отдана тебе, а не твоему брату Омасу?
Пламя на стенах неожиданно угасло. Наконец он разглядел Мудрых. Это были очень древние, сухие, морщинистые старички, маленькие фигурки которых, казалось, утонули в длинных серых балахонах. Только глаза были ясные и живые. Честно говоря, именно так Хельви и представлял себе Мудрую Старость. Сидевший рядом с пустым креслом Мудрый заговорил, и его тихий и ласковый голос потек по залу как теплый лесной ручеек.
— О Хельв, ты думаешь, что эта корона должна принадлежать тебе по праву? Ведь ты умнее, сильнее, хитрее твоего брата. Ты считаешь, что таким и должен быть истинный правитель? Триста двадцать два года прошло с тех пор, когда брат, обезумевший в гордыне, поднял руку на брата. И вода в реках ушла, небо закрыли кровавые тучи, и люди бежали в непроходимые топи Дальних лесов, чтобы спрятаться от ярости Младших. Но вот уже триста двадцать два года живем мы в мире. Много знаний было накоплено нами с тех пор, но мы знаем самое сокровенное: мир есть самое дорогое и самое важное в королевстве Синих озер.
— В роду королей Синих озер очень редко рождались двое детей, — заговорил другой старик, и его голос был густым, как мед, и звонким, как колокол, — а в тех редких случаях, когда рождались двое, второго убивали. Так избегали мы войн между наследниками, страшных войн, от которых чуть не погибла однажды эта страна. Младшие ушли навсегда, а вместе с ними исчезли последние страхи, что кто-то может снова вмешаться в нашу историю и начать новую войну. И вдруг шестнадцать лет назад у короля Готара родились близнецы! Их мать умерла, а дети были так слабы, что советники короля были в недоумении: со смертью королевы дальнейшее продолжение рода было невозможно, но если убить одного ребенка, то кто поручится, что второй, оказавшись более слабым, чем ожидалось, не умрет сам несколько недель спустя. Поэтому решено было оставить вас жить — тебя и твоего брата Оме. Когда вам исполнилось по три года, мы напомнили королю о его долге, который он должен был исполнить, но Готар был в растерянности. Он был слишком привязан к вам обоим и не мог решиться. Он предстал перед нами и сказал: «Страшен тот долг, о котором вспомнили вы! О, Мудрые, вот уже почти триста лет живем мы без войн, и солнце ни разу не отвернулось от нас! Ужасно было преступление королей Синих озер, ныне оно искуплено и долг выплачен сполна! Вспомним же о милосердии и оставим жизнь обоим детям, потому что жизнь — это самое прекрасное из всего, что мы можем дать им… Однако сердце мое леденеет при мысли, что радость эта преждевременна и вина еще не искуплена. А потому, Мудрые, оставим детей жить, но когда придет время взойти одному из них на престол, пусть это будет достойнейший!»
— Мы внимательно следили за вашими успехами у магистра Айнидейла. Ты мужал быстрее и схватывал знания на лету, а твой брат Оме уступал тебе в уме и сообразительности. Но он ни разу не позавидовал тебе, понимая, что сам бы подобного груза знаний не осилил. Ты вскоре понял, что в мире есть Добро и Зло, и между этими великими силами существует незаметная, но неизбывная разница, и добро не может быть злом, а зло — добром, хотя люди слабы и мечтают слить обе силы в одну, ибо нести в себе одну силу легче, чем две. Твой же брат до сих пор не знает, что мир — это поле боя, на котором мы вечно сражаемся с судьбой. Он не воин. Принц Хельв, ты силен и готов держать удары судьбы, знай же — корона твоего отца, Готара Светлого, короля Синих озер, достанется твоему брату Омасу Кроткому, ибо нет в нашем королевстве ничего, что следовало бы разрушить или возвести. Необходимо лишь созидать, и брат твой станет великим созидателем, достойнейшим.
Оглушительная тишина стояла в зале. Принц сильно побледнел, но не опустил голову. Казалось, он еще не мог полностью оценить размеры постигшего его удара.
— Меня убьют?
— Нет. Ты поедешь в Тихий лес, на самое Пограничье, в крепость Шоллвет. Там ты будешь жить под присмотром верных слуг. Ты никогда не посмеешь выехать за пределы Тихого леса, и, если ты сделаешь это хотя бы один раз, ты будешь убит немедленно. Только так ты можешь сохранить себе жизнь.
— Мертвый Тихий лес, ужасная серая крепость-могила для живого! — вскрикнул мальчик, но вдруг поперхнулся и схватился рукой за горло.
— Успокойся, Хельв. Отныне ты будешь нем и не сможешь рассказать никому о том, кто ты такой. Прощай же, принц Хельви, и помни, что судьба заставляет нас сейчас обойтись с тобой так жестоко — и она же заставила нас сохранить тебе когда-то жизнь. Иди с миром и помни о наших условиях.
Несчастный Хельви обернулся и, качаясь, пошел к дверям. Светящиеся створки раскрылись и закрылись уже за спиной принца. Он вышел в знакомый темный коридор, и силы окончательно покинули его. Он прислонился к стене и тихонько сполз на пол. В таком положении его и обнаружили. Двое рыцарей осторожно и почтительно, но настойчиво подняли принца под руки, молча проводили до комнаты и оставили одного на широкой кровати под шелковым балдахином.
Он долго сидел на кровати, не отрывая взгляда от какой-то точки в полу. Наверное, самым лучшим в его положении было бы упасть на кровать и выплакать боль, но Хельви был слишком горд. Поэтому он пытался привести в порядок разбегающиеся мысли и чувствовал никогда ранее не испытываемую злость оттого, что постыдная, как ему казалось, слабость не проходила и глаза предательски наполнялись слезами. В таком состоянии застал его Айнидейл, вошедший в комнату в своем скромном дорожном костюме, с плащом в руках. Он внимательно посмотрел на своего воспитанника, и глаза его сощурились, а две самые глубокие