окружения императрицы. Объяснения, которые давали сами сваны по этому поводу, были столь чудовищны, что не могли быть приняты на веру даже великим канцлером. В минуту сомнения Хельви даже поделился этими безумными рдениями с верным Базлом, но бывший лекарь просто пожал плечами.
— Не забывай, правитель, что сваны пришли в наш с тобой мир из такого далекого прошлого, что только магия великого волшебника и твоя личная дача могли возродить их облик в наших глазах. Кровь этих существ, возможно, самая древняя под той луной. И заклятия, при помощи которых этот народ достигал в свое время могущества и власти, были столь же чудовищны, как и их время. Чего же удивляться кровавому обряду продления рода? Мы вообще ничего не знаем, к примеру, о том, как появились на свет, например, висы. Может, нам лучше не знать об этом. Возможно, это просто жуткие сказки, которые не имеют отношения к сегодняшнему дню.
Хельви возражать товарищу не стал, и вовсе не из-за стеснительности или невозможности сформулировать собственное мнение. Он просто понимал, что появление в их относительно «спокойные сегодняшние» дни древних существ, практикующих кровавые обряды, порождающие жуткие легенды, — это всецело его инициатива, и обсуждать с Базлом возможные последствия этого появления означало бы с точки зрения великого канцлера, попытку переложить на соратника часть той ответственности, вторую принял на себя он сам. Мнение Базла не облегчило сомнений Хельви, однако не изменило и отношения к сванам.
Между тем толпа сванов замерла на берегу Хмурой реки, и один из вождей вышел вперед и воздел к небу сухие тонкие руки, плотно обтянутые тканью. Кстати, в отличие от людей или альвов, предводители сванов никогда не отличались от соплеменников ни одеждой, ни специальными украшениями. У них не было даже собственных имен — не потому, что за тысячелетия плена в Зеленой башне они забыли их, а потому, что, как уверяли сваны великого канцлера Хельви, просто не нуждались в таком убогом делении. Ни один сван никогда не скажет о себе «я», только «мы». Предводитель с протянутыми к восходящему солнцу руками зазвенел тонко и переливчато, словно в его рукаве прятались маленькие серебряные колокольчики. Однако это была песня, просто песня на языке сванов. Участники обряда подхватили необычный напев, и даже простой смерд, понятия не имевший ни о происхождении, ни о языке сванов, услышавший эту песню, сумел бы различить отдельные слова, магическим образом складывавшиеся из перелива колокольчиков.
Солнце, как будто повинуясь удивительному многоголосому заклинанию, вывалилось из-за противоположного берега реки, заросшего древним лесом. Теплые лучи его накрыли движущуюся в странном ритме толпу. Однако сваны не прекратили петь. Многие вслед за предводителем вскидывали ссохшиеся когтистые пальцы к небу, как будто призывая каких-то неведомых существ спуститься к ним с белых пористых облаков, которые висели над самой водой. Хмурая река внезапно задрожала, волны, ровные и бесстрастные, начали крошиться и бурлить, словно в синей глубине проснулось и забилось в странном танце огромное чудовище.
Сваны продолжали петь, и сторонний слушатель мог бы различить одно слово, которое тягуче повторяли певцы, — «заули, заааули». Волны посреди реки закипели и ожесточенно бросились на пологий берег, как будто странное слово оказалось непереносимым для обитателя синих глубин и он вознамерился смыть водой кощунствующих заклинателей, осмелившихся нарушить его покой. Первая огромная волна окатила сгрудившихся на берегу сванов, не оставив на них сухой нитки, однако она не заставила их замолчать. Более того — несмотря на силу потока, ни один из певцов не был унесен в бурлящую реку. Впрочем, легенды о физической силе сванов, тем более удивительной, учитывая их крайнюю субтильность, были распространены повсеместно по империи.
Второй шквал, обрушившийся на головы сванов, оказался еще более сокрушительным. Между рядами темных извивающихся фигур забились несколько светло-зеленых клубков. Разворачиваясь, они превращались в толстых змей с узкими утиными мордами. Это были гаруды — полноправные хозяйки Хмурой реки, перед которыми не раз отступали воины императорских дозорных отрядов. Гаруды были жестоки и прожорливы, не менее опасны, чем гарпии. Чудовища набросились на стоявших рядом сванов. Из-за особого строения пасти они не могли терзать свои жертвы, но впивались в их сухую плоть, пытаясь добраться до сердца и печени. Любой Младший или человек был бы обречен, однако сваны не обращали на внезапных противников никакого внимания. Основная часть продолжала тонко вызванивать «заули, заули». Те же, кто были обвиты салатного цвета нечистью, на мгновение умолкли, задергались, и бездыханные гаруды вскоре упали на каменистую землю. Убив монстров, сваны тут же подключились к обряду.
Напев достиг своей высшей точки — заклятие плыло над свинцовой водой, словно звук огромного медного колокола. Казалось, что и волны, и кривые низкорослые деревца на берегу изгибаются в такт странной песне. Несколько крупных белых пузырей всплыло на поверхности серой реки. Солнечные лучи не отражались от них, как и в свинцовых волнах. Легкая водяная пыль поднялась в воздух, и в это самое мгновение сваны неожиданно замолчали, одновременно, словно по взмаху руки невидимого вождя.
Яркая семицветная радуга заиграла на волнах — зрелище, которое бы заставило открыть от изумления рот самого опытного и бывалого следопыта в этих местах. Осыпавшиеся мельчайшие капельки воды вырисовывали удивительную фигуру, которая стояла на поверхности реки, словно под ногами у нее была не вода, а крепкий дубовый паркет. Длинные белые волосы мужчины были перехвачены в нескольких местах серебряными заколками в виде обручей. Длинная светлая хламида торчала из-под белоснежной куртки, сверкавшей в лучах солнца, как будто она была соткана из алмазной нити. В руках водяной держал оружие — короткий трезубец, украшенный мелким речным жемчугом. Ни одной капли воды не скатывалось ни с одежды, ни с волос незнакомца — они были совершенно сухими. Только на лезвиях трезубца горели капли какой-то влаги, больше напоминавшей рыбий жир, нежели речную воду.
— Княжич Хокийо, — глухим и каким-то неживым голосом обратился к водяному предводитель сванов, с пения которого и начался странный обряд. — Дружественный водяным народ ищет у тебя помощи и покровительства.
Бесстрастно-красивое лицо наследника князя Остайи дернулось, когда он взглянул на распростертые тела нескольких гаруд, которые бесформенными сгустками колыхались в прибрежных волнах. Однако водяной не спешил ни высказывать неудовольствие по поводу своих убитых слуг, ни приветствовать альвов, молча толпившихся перед ним. Он неторопливо сделал несколько шагов по водной глади и приблизился к берегу.
— Какое покровительство могу оказать я могущественным сванам? — наконец задал он вопрос негромким приятным голосом. Разговор шел на языке Младших — универсальном наречии, принятом в империи. — Я всего лишь сын правителя, князя Остайи, и если вам нужен совет или помощь, то следует обращаться к моему отцу. У меня нет ни власти, ни силы, чтобы помочь вам.
— Мы знаем князя Остайю и заключили с ним вечный договор о мире между нашими народами, — терпеливо сказал сван. — Но нам известно также, что водяной владыка проводит дни и ночи на дне подземной реки, которая течет от берегов Хмурой до самого Теплого озера. Он не любит дневного света, но старается не выходить из каменных гротов своего подводного дворца даже ночью. Ты же, молодой княжич, известен своей любовью к новым местам. Ты смело обходишь дозором Хмурую реку до самой дельты, по руслам ручьев ты добираешься до Черных гор, а птицы Фа рассказывают, что видели тебя на вершине Праведника — самого высокого горного уступа в этих местах.
— Не понимаю, как моя склонность к перемене мест может помочь вам? — пожал плечами Хокийо, не отводя пристального взгляда от оратора, которые скинул промокший капюшон и важно топорщил свою серую, заросшую шерстью морду.
— Позволь нам объяснить это тебе, благородный княжич. — Сван сделал шаг назад, и в толпе его соплеменников тоже произошло движение. Сваны, стоявшие стеной, вдруг раздвинулись в стороны, открывая перед Хокийо небольшой коридор. В конце его стоял массивный дубовый стол, заваленный бумагами и книгами, выглядевший просто нелепо на неуютном берегу Хмурой реки. Такому столу было место разве что в лаборатории мага или алхимика, но никак не на продуваемом всеми ветрами каменистом пляже. Две тяжелые скамьи были приставлены по обе стороны стола. Водяной с удивлением перевел взгляд на собеседника, однако тот только кивнул, приглашая княжича следовать за ним, и пошел мимо своих соплеменников к столу, не оглядываясь, словно будучи полностью уверенным, что Хокийо последует за ним. Подобная наглость заставила водяного поморщиться, однако любопытство и обеспокоенность пересилили недовольство.
Легко ступив на берег, Хокийо последовал за сваном, который уже подошел к столу и уселся на одну
