Канцлер бросил быстрый взгляд на императрицу, смысла которого было не понять Младшим. Нырок и Базл потупили взгляды. Они не очень понимали, какой оборот может принять дальше этот разговор, отлично представляя себе взрывной характер человека.
— Базл, ты слышал мой приказ, — наконец произнес Хельви. — Иди и исполняй. Нырок, ты отправляйся домой, поспи и отдохни. Завтра я жду тебя с утра на военном совете. Эль уже переправлен в город?
— Да, повелитель, — ответил Базл. — Я лично доставил его вчера вечером из императорской библиотеки в дом градоначальника. Кажется, он раздобыл какие-то интересные сведения о людях из Города драконоборцев в нашем книгохранилище, но просил сутки на то, чтобы правильно интерпретировать полученную информацию. Завтра он обещал представить мне доклад.
— Раз обещал, то и представит, — вставил Нырок, искрение гордый успехами своего свельфа.
— Вот и прекрасно, — слабо улыбнулся Хельви. — Я хотел бы почитать этот доклад перед советом.
Базл и Нырок согнулись в низком поклоне перед сидящей императрицей, которая была очень задумчива и едва ли увидела почтительный жест своих подданных. После ухода Младших в комнате на некоторое время воцарилась относительная тишина. Сури, сидя в своем любимом кресле, машинально разматывала клубок. Хельви замер у камина, словно не в силах оторвать взгляда от языков пламени, лижущих сухую древесину. Тишина нарушалась лишь потрескиванием дров.
— Объясни мне, сердце мое, что такое миракль? О чем говорят твои маги? — наконец тихо попросил великий канцлер.
— Я не могу, Хельви. Я ничего не понимаю.
— Как это возможно, Сури? Ты же императрица, ты выросла в этом дворце, среди этих магов. Как ты можешь не понимать их предсказаний? Разве тебя не учили этому, правительница?
— Магия — это очень сложно, Хельви. Неужели ты думаешь, что я не помогла бы тебе, если б могла?
— Ты сильно разочаровываешь меня, — вдруг каким-то грудным голосом сказал Хельви. — Я всегда полагал, что правители — особые существа, они знают о своей стране всё-всё и постигают многие тайны даже не учась, а интуитивно, на том основании, что они крепко связаны со своим племенем и его судьбой. Что ж, я ошибался. Только вот в чем — в тебе или в своем представлении об идеальном правителе? Кто теперь сможет мне это объяснить.
— Я не идеальная правительница, тут ты прав, — не сдерживая слез, ответила Сури. — Разве могла идеальная наследница империи Младших полюбить человека и сделать его равным себе? Разве может она отдав бразды правления своему любимому супругу и канцлеру, всецело отдаться счастью семейной жизни, рожать и воспитывать детей? Только если уж я так дурна, то почему ты продолжаешь служить мне?
— Ради ушедших богов, не вздумай только плакать, — раздраженно вскричал Хельви. — Не хватало мне ко всем неприятностям еще твоих слез! Ты можешь и должна стать хорошей правительницей, и существование семьи и наследников не должно тебе мешать. Если со мной что-то случится на этой войне, ты станешь единственной защитницей для нашего сына, пока он не достигнет совершеннолетия и не сможет вступить на престол. Помни, что хорошие правители не плачут, они просто помнят о своей боли.
— Не говори так! Как можно начинать войну с такими предчувствиями, — Сури настолько испугалась, что у нее даже высохли слезы.
— Извини, — Хельви подошел и опустился на колени перед женой. — Я пугаю тебя своими глупыми словами просто потому, что Базл расстроил меня своими дураками-магами. Сури, прости меня. Я не знаю сам, что болтаю. Я так дурно спал прошлые ночи, что, вполне возможно, у меня просто всё смешалось в голове: друзья, враги, заботы.
— Если бы я могла помочь тебе, хоть немного облегчить тот груз, который свалился на тебя с тех пор, как ты стал великим канцлером, — произнесла императрица, нежно обнимая мужа. — Но я смотрю на тебя и понимаю, что я ничем-ничем не могу помочь тебе. Эта ноша не по мне, Хельви. Если с тобой что-то произойдет на этой войне, если ты погибнешь, то клянусь тебе, что и дня не проживу без тебя.
— Никто не знает, какую ношу мы способны вынести, — тихо ответил ей человек. — Когда-то, скитаясь по болотам и оврагам Тихого леса, я думал, что жизнь моя кончена и лучшее, что ожидает меня, — это работа свинопаса у какого-нибудь не слишком брезгливого фермера из Младших. Судьба выбирает нас, но и мы выбираем себе судьбу. Помни об этом, пожалуйста. Ты ведь очень сильная, Сури. Вспомни, если бы не твои любовь и преданность, твой отец никогда не согласился бы на наш союз.
— Он и не согласился, он просто умер, — всхлипнула императрица и погладила мужа по щеке.
— Да, но в Черные горы за головой дракона он меня перед смертью послал, Базл свидетель, — возразил Хельви. — Значит, он понял, что наш союз неизбежен. Помнишь, ты сказала мне когда-то, что всегда будешь послушной дочерью своего отца, но если он велит тебе забыть меня, ты покончишь с собой? Разве это было сказано в шутку или в тот момент, когда у тебя опустились руки? Любимая, ты можешь недооценивать собственные силы, в том числе и свой талант управлять подданными. Только ради наших детей, не нужно убеждать себя в том что ты не годишься ни на что более, кроме как быть матерью и женой.
— Считай, что ты убедил меня, — улыбнулась сквозь слезы Сури. — Только не пугай меня больше словами о смерти. Живи, царствуй двести лет. Маги говорят, что могли бы продлить короткий человеческий век до этого предела.
— Двести лет? — удивленно переспросил Хельви. — Так долго. Маги Младших и вправду могут многое. Только вот составить более-менее ясное предсказание у них почему-то не получается. Любопытно было бы спросить почему.
— Двести лет — это так мало, — всхлипнула Сури. — Милый, я так люблю тебя. Отчего ты родился человеком?! Отчего мы должны воевать?!
— Судьба посылает нам испытание. Не плачь, пожалуйста. Боги, если бы кто-нибудь знал, как мне не хочется начинать войну, Сури. Именно сейчас, когда я окружил себя дельными советниками и преданными воинами, когда у нас растут дети. Дело, как видишь, не в том, что я боюсь смерти или не могу опустить меч на голову неприятеля. Мне неожиданно больно при мысли, что я должен покинуть этот город. Наверное, я сильно его полюбил. Говорят, человек всегда любит свое творение. И это даже странно — Верхат, к примеру, можно считать в гораздо большей степени моим детищем, чем Гору Девяти драконов. Я построил Верхат из руин после пожара, я заново создал крепость и проложил улицы. А всё-таки он не стал мне таким дорогим, как столица.
— Возможно, это случилось потому, что в Верхате ты никогда не был по-настоящему счастлив? — тихо предположила Сури. — Ты ведь счастлив со мной, Хельви? Эти десять лет — разве это было не прекрасное время?
— Это были лучшие годы моей жизни, — тихо сказал Хельви и поцеловал жену. Легкий стук в дверь отвлек царственную пару от нежностей. Императрица сурово нахмурилась, а канцлер лишь вздохнул и поднялся с пола. Как ни приятно проводить вечера в задушевных разговорах с любимым человеком, новые задачи, вставшие перед империей, требовали от правителя полной отдачи сил. Впрочем, императрица, кажется, пока не раздела эти высоко патриотические мысли своего супруга. Повторный стук заставил ее сжать от гнева кулачки.
— Этот Твор начинает меня сердить. Кажется, он совершенно забыл о том, что я не просто твоя супруга, но и его повелительница. На каком основании он врывается к тебе и днем, и ночью? Даже Базл не позволяет себе подобной дерзости, а уж он имеет куда больше заслуг перед троном, чем глава тайной стражи. Ты дал ему слишком много вольности.
— Мы находимся в состоянии войны, дорогая, и в этом положении нет такой степени свободы, которая была бы слишком велика для наших военных советников, — резонно ответил Хельви и крикнул: — Входи, Твор.
Младший, как всегда, просунулся в дверную щель ловко и бесшумно. Он низко поклонился императрице, которая кивнула в ответ, впрочем, без особой радости. В руках Твор сжимал какую-то бумагу и, судя по бледности щек и слегка трясущимся пальцам, был глубоко взволнован. Хельви подумал, что не видел своего придворного в таком возбуждении даже тогда, когда он докладывал о предательстве людей из Города драконоборцев. Должно быть, произошло что-то совершенно невообразимое.
— Срочное донесение из Верхата, — выдохнул Твор.
Обычно после подобных слов Сури, которая старалась не вмешиваться в дела канцлера, вставала и
