– К черту! -не своим голосом закричал Чебукин. - Трепач! Брехун! Девушка испуганно оглянулась.
– Вам нехорошо? - нежно спросила она. И этот страх за другого человека, беззащитно протянутые руки, от-крывали в ней новую красоту.
– Вы извините, - пробормотал Чебукин и тут же, услышав, как бис снова принимается за свое токованье, закричал нечто уж совсем непонятное кроткой аспирантке: - К дьяволу! Извините, я не вас. А вы тоже хороши - развесили уши. К дьяволу! К черту! К дьяволу! Чебукин махнул рукой и побежал прочь. Дома он, не ужиная, заперся в кабинете и, тяжело дыша, улегся на холодном кожаном диване.
– Чего ты волнуешься? Бис через три месяца отделится и будет жить самостоятельно, как… - пробовал он успокоить себя.
– Как тысячи других пустозвонов, - перебил внутренний голос, который прежде почти никогда не подавалголоса, а теперь стал проявлять поразительную активность. - Но сам ты ведь не отделишься от себя!
– Да, я от себя не отделюсь, - должен был согласиться Чебукин. - И кроме того, я не вынесу дуэта с бисом не то чтобы три месяца, а даже еще три часа.
Сквозь дверь Чебукин слышал, как жена отвечала по телефону:
– Ничего особенного… Неужели? Ах, боже мой… Что вы говорите!
'Доброжелатель' информирует о моем странном поступке на междуведомственном совещании', - безошибочно определил Чебукин.
– Нет, нет, он сумеет взять себя в руки, - говорила жена.
'Положение неустойчивое. Любопытно, кто обрадуется, когда я загремлю? - спросил он самого себя. - Прохвост Прожогин? У Прожогина больше всего шансов занять мое место. Потом Петр Петрович; Петр Петрович станет заместителем. Нет… вернее всего, свалит меня Чебукин-бис'.
Чебукин засмеялся, такой странной и одновременно вероятной была эта догадка. 'Не кто иной, как Чебукин-бис'.
– Опять карьера, карьера, мелкий и суетный человек, - раздраженно сказал внутренний голос. - Не пора ли, как выражались в старину, подумать о душе?
– Давно пора, - согласился Чебукин и вздохнул. Ему припомнилось милое лицо Ирины и захотелосьнапеть мотив, услышанный от нее, это дивное лю-лю-ра-рата-та-лю-лю-та…
Получилось нечто совсем иное, хотя тоже знакомое.Он напрягся и вспомнил: 'Да это же 'Там, вдали, за рекой',походная песня, заученная в юности, во время срочнойслужбы'.
– Там, вдали, за рекой загорались огни. В небе ясном заря догорала… - промурлыкал он.
Жена услышала и, выйдя в коридор, тоненько сказала:
– Васе-е-чек… может быть, чае-е-ечечку… горя-я-я-ченького, кре-е-е-е-пенького?
Сострадание она умела выражать только так: растягивая гласные.
Чебукин не откликнулся. Сердито дыша, он бормотал про себя одно и тоже: 'Там, вдали, за рекой… Там, вдали, за рекой…'
– А ты знаешь, почему песенка так крепко засела у тебя в голове? - шепнул внутренний голос.
– Н-нет. Воспоминания юности? - неуверенно спросил Чебукин.
– Романтика, юность… Вздор, голубчик. Разве не ты в качестве директора Института эстетики, получив наводящий запрос, подмахнул резко отрицательный отзыв об этом 'упадочническом произведении'. А через известное время по второму наводящему запросу состряпал другой-безоговорочно положительный отзыв…
– Что же тут такого? - вмешался бис. - Некоторые произведения искусства в свете одной, э-э, исторической эпохи играют совершенно иную роль, чем те же, так сказать, произведения искусства в свете другой, э, исторической эпохи. Азбучная истина.,'
– Завел шарманку, - огрызнулся Чебукин, хотя бис защищал его от внутреннего голоса.
Чебукину вдруг снова показалось жизненно необходимым заменить сомнительное доброе дело другим, настоящим.
И заменить сейчас же, будто только после этого появится хоть какая-то защита и против биса и против внутреннего голоса.
– Доброе дело… Доброе и смелое дело…-бормотал он про себя.
– Добро… Зло…-снова вкрадчиво вмешался бис. - Ты в плену абстрактных категорий… идеалистических, общечеловеческих понятий. Предоставь другим; судить о тебе. Твоя биография и, э-э, анкеты всегда радовали глаз компетентных работников. Неужели ты случайно дослужился до…
– Позволю себе заметить, - сухо перебил внутренний голос, - что у Клавдия, короля Дании, тоже, по-видимому, были безукоризненные, радующие глаз анкеты. А то, что он влил малую толику яда в ухо неосмотрительно уснувшему и потерявшему здоровую бдительностьбрату - отцу Гамлета, анкеты не отразили. Там и вопроса такого нет: 'Отравлял ли ты ближних своих?'
– Яд!! Убийство!! - с негодованием вскричал бис. ('Боже, какой ложный пафос!' - подумал Чебукин). - Вы переходите все границы, милейший… Не посмеете же вы обвинять нас, меня и Чебукина настоящего, в…
– В отравительстве? - внутренний голос хохотнул. - Но яды бывают разные… Некоторые поражают только душу…
– Идеализм!.. Субъективизм… Махизм… - кричал бис.
Чебукин прикрыл голову подушкой, пытаясь столь наивным способом заглушить спорящие голоса, слушать которые он уже был не в силах. 'Я теперь больше похож на арбитражную комиссию, чем на обычного человека, - думал он. - Так не может продолжаться. Я не выдержу'.
Как ни странно, подушка помогла. А может быть, голоса затихли сами собой.
В тишине Чебукин снова принялся искать подходящее доброе дело.
'Прожогин? Ну, конечно же', - обрадованно вспомнил он и помедлил, давая время высказать свои мнения и внутреннему голосу и бису.
Те молчали… Их пассивность обнадеживала.
Чебукин вспомнил.
В прошедшие годы Прожогин попал в ссылку и крайне нуждался. Профессор Лядов, старый учитель Прожогина, подбирал книги и другие материалы для статей и заметок. пересылал их ссыльному, а затем, напечатав сочинения своего подопечного, по необходимости без подписи, переводил автору гонорар.
Человек скрупулезно аккуратный, Лядов сохранял извещения на получение гонорара и квитанции переводов в специальном конверте.
Когда через несколько лет Прожогин вернулся, здоровый и - в немалой степени благодаря заботам своего старого учителя - вполне благополучный, профессор уронил слезу и с некоторой торжественностью вручил ученику упомянутый конверт, сказав между прочим, чтобудет счастлив, если после его, Лядова, кончины Прожогин примет кафедру и продолжит начатые учителем изыскания.
Подробности трогательного свидания учителя с учеником стали широко известны со слов Прожогина.
А еще через известное время Прожогин подал куда нужно заявление, обвинив Лядова не только в теоретических ошибках, но прежде всего - в связях с врагами народа и помощи врагам народа. В качестве доказательств он приложил к своему манускрипту сколотую рукой Лядова пачку квитанций, свидетельствующую о том, что профессор переводил ему, Прожогину, бывшему тогда врагом народа, деньги и поддерживал с ним, Прожогиным, бывшим тогда врагом народа, оживленную переписку.
Старый профессор был изгнан с кафедры, а несколько позднее попал в лагерь, из которого уже не вернулся. А Прожогин занял кафедру своего наставника, как тот и желал, однако при обстоятельствах, которые учителю вряд ли могли представиться.
В ту пору, то есть когда кафедра освободилась, Прожогин обратился к Чебукину с просьбой рекомендовать его для замещения открывшейся вакансии.
– Да вы мерзавец! - ответил Чебукин и показал рукой на дверь.
– … Чем это не доброе и не смелое дело, особенно если учесть самое личность Прожогина, обнаружившего незаурядные способности в шагании к цели по трупам? - с надеждой и робостью обратился Чебукин к внутреннему голосу.
– Хм… хм… - пробормотал внутренний голос. Чув-ствовалось, что ему нелегко развенчивать последние иллюзии Чебукина. - Хм… хм… Но ведь ты был в кабинете один?
– Допустим…-ответил Чебукин.
– А при свидетелях ты повторил бы этого своего 'мерзавца'? Отвечай честно!
– Н-не знаю… Сказать такое при свидетелях было бы сверхсмелым поступком, а условлено подобрать дела просто смелые и добрые.
– И Прожогин все же стал твоим заместителем? - продолжал внутренний голос, словно не слыша или отводя объяснения Чебукина.
– Его утвердили во время моего отпуска.
– А когда ты вернулся, то сразу же заявил протест противназначениямерзавцанастольвысокий пост?
– Н-нет… Впрочем, с моим протестом не посчитались бы…
– Значит, 'нет'? Но уж, конечно, ты при встрече с Прожогиным не подавал мерзавцу руки и заявил,что твое мнение о нем остается неизменным?
– Н-нет… но…
– И уж, разумеется, на банкетах ты не пил, когда поднимали тост за научные успехи Прожогина?
– Н-нет… Н-не знаю… Н-не помню…
– И когда Прожогин защитил докторскую, основательно обокрав своего к тому времени уже покойного учителя, ты не поздравил его?
– Да перестань! Хватит, - не выдержав, закричал Чебукин, поднялся и стал бегать по комнате. - Хва-тит! Хватит! Нет добрых дел, так нет. Что я, рожу их!
Как только Чебукин замолк, бис вкрадчивым голосом спросил:
– Не станешь же ты утверждать, что и во чреве матери был отрицательным персонажем, ламброзовским типом? Хоть в такой мере ты помнишь указания первоисточников? Очевидно, в детстве и юности, я отбрасываю другие этапы жизни, ты совершал пресловутые абстрактно добрые и абстрактно смелые дела, но поскольку впоследствии данный показатель, так сказать, не учитывался, то подобные абстракции, естественно, стерлись в памяти.
– Дурак! Пошляк! - не закричал, а боясь разбудить домашних, прошептал Чебукин. - Еще слово, и я тебя… Я тебя придушу!.. Вот и будет замечательнейшее доброе дело. Придушу!!!
Именно в этот момент в голове Чебукина мелькнула опасная мысль об убийстве биса.
И с этого момента она непрерывно росла, пока не овладела без остатка всем существом Чебукина.
– Ха-ха, - раздельно, спокойным рокочущим голососомвыговорил бис, давая понять, что он не принимает угрозувсерьез. - Ха-ха.
– Между прочим, - вмешался внутренний голос, тоже не оценивший накала и остроты создавшегося положения - На этот раз бис прав, ты не родился отрицательнымперсонажем, но впоследствии…
– К черту! К черту! - с истерическим смешком по вторял Чебукин, никого не слушая. - Я тебя придушу Бес-бис, бис-бес! Вот и будет отличнейшее и бесспорнейшее доброе дело! Я тебя придушу. Выпущу из тебя все твои дурацкие перфорированные потроха! И…
– Постой, постой…-уже с явной тревогой в голоа заговорил бис. - Как же это?.. По какому праву?! И я, позволю себе заметить, не твоя собственность, а полноправный бис, занесенный в инвентарные ведомости Ветеринарного института.
Я… Я…
Чебукин с лихорадочной поспешностью завязывал галстук.
– И ты должен понимать, - уже не говорил, а визжал бис. - Если ты посмеешь уничтожить меня… это так не пройдет… Э-э… Тебя отовсюду прогонят. Тебя… Да та просто исчезнешь!.
– 'Исчезну'? - Чебукин странно улыбнулся. - А знаешь, неплохаямысль… Пожалуй, я примирюсь и с исчезновением…
