тяжелое легло на сердце и уже не отпускало долгие годы, долгие годы…
Добрая душа наш доктор! Он опекал меня и лечил душу, в то тяжкое для меня время. Да и не только меня… В полку, пожалуй, не было более заботливого и внимательного к нам человека. Козловский следил буквально за каждым летчиком: как и что он ест, как спит, как настроение. Всегда вовремя и баню со сменой белья организует. Облюбует, бывало, сарайчик какой или развалюху на берегу реки, сложат умельцы- мотористы печку из камней, на нее бочку из-под бензина пристроят, нагреют воды побольше — и баня готова. Для меня доктор Козловский всегда просил приготовить «ванну», то есть отдельную бочку с теплой водой, и настоятельно требовал, чтобы я просидела в ней не менее десяти минут.
Мы, летчики, звали нашего доктора «Только для вас». И вот почему. Раздавая шоколад или витамины, он поочередно отзывал каждого в сторонку, оглядывался и таинственно произносил: «Только для вас». Пилоты-насмешники, завидев Козловского, не сговариваясь, вытаскивали из планшетов шоколад и хором кричали: «Только для вас!» Доктор не обижался и точно также поступал в следующую раздачу витаминов. Там, где мы базировались, Козловский никому не отказывал в медицинской помощи. Помню, в Тимашевской под Краснодаром я прибежала к нему с просьбой помочь моей хозяйке после родов и ее ребенку. Он тут же, прихватив все, что нужно, отправился спасать мать и дитя. И так было часто.
Однажды наш доктор послал со старшиной, который ехал по делам службы в Куйбышев через Москву, посылочку своей жене. Старшина с трудом разыскал госпиталь, в котором работала супруга Козловского. Разморившись от жары, старшина расстегнул воротник гимнастерки, снял пилотку, уселся в кресло приемного покоя и стал ждать. Вот появилась и она, кого он ждал. Старшина встал, вразвалочку подошел к женщине и сказал:
— Здравствуйте! Я вот привез вам с фронта привет от мужа и гостинец.
— Почему не по форме одеты? Как вы разговариваете со старшим по званию? — услышал он писклявый голос, переходящий на визг.
Старшина опешил, резко повернулся, положил на стол гостинцы, надел пилотку и молча вышел из здания госпиталя.
Вернувшись в полк, он не стал расстраивать доктора, а только передал привет от жены и добавил: «Посылочку передал из рук в руки, не сомневайтесь!» В полку долго злословили и подсмеивались над старшиной, но все это происходило без нашего доктора. Мы его уважали.
«А ля малина»
На заводском аэродроме в столовой всегда длинная очередь. Когда она подходит, отдаешь свою шапку-ушанку и получаешь алюминиевую ложку. Обед у нас состоял из трех блюд: суп «погоняй», каша «шрапнель» да кисель «а ля малина», размазанный по большой алюминиевой тарелке. Ребята шутят: «Жив-то будешь, а к девочкам не пойдешь».
Целыми днями мы летаем и штурмуем — теоретически. Читаем все, что находим о воздушных и наземных боях, изучаем тактику свою и противника. Нам уже выдали полетные карты. Мы их подбираем, склеиваем — получаются целые простыни: далековат наш маршрут до фронта…
По настоянию доктора Козловского меня из общежития с трехярусными кроватями на девяносто человек перевели в финский домик. Там освободилась комната и командование предложило ее мне — все- таки единственная женщина. А я в этом милом домике чуть было богу душу не отдала.
Пришла под вечер с аэродрома замерзшая, смотрю: печка истоплена и еще угольки не потухли — так красиво переливаются то синими огоньками, то красными, то золотыми. Засмотрелась я на них, согрелась. Затем выпила какую-то таблетку, прописанную нашим доктором для успокоения, и прилегла на кровать, не раздеваясь заснула. Как будто наяву вижу Виктора в белой рубашке с галстуком, на голове у него расписная тюбетейка, а я в каком-то тумане вижу и себя в плиссовой черной юбке, голубой футболке с белым воротничком и со шнуровкой. На мне белый берет и белые с голубой окантовочкой прорезиненные тапочки с белыми носками. Берет держится буквально на макушке и правом ухе — шик.
Все это великолепие приобретено мною в торгсине на подаренную мамой старинную золотую монету. И вот теперь во сне, как наяву, вижу себя в этом торгсиновском великолепии, а Виктора при галстуке, который он никогда не носил. Мы с ним в Сокольниках среди ромашек, на какой-то громадной поляне. Виктор сорвал мне одну ромашку и говорит: «На, погадай, кто тебе больше из нас нравится. Я или „князь“ Тугуши?..»
Мне легко и весело и вдруг, как сквозь сон, слышу: кто-то стучится. Хочу встать, а не могу.
А в дверь барабанят все громче и громче и кричат, повторяя мое имя. Кое-как поднялась, пошла по стеночке. Упала, приподнялась, опять упала. Решила ползти — ничего не получается. Наконец дотянулась до двери и, повернув ключ, сползла на пол.
Оказалось, угорела: истопник рано закрыл в печи задвижку. К счастью, поздно вечером мимо моего домика проходили наши летчики. Увидели в окне свет и решили заглянуть на огонек. Стали стучать, а дверь им не открывают. Тогда ребята поняли — случилось что-то неладное. Ну, а потом понесли меня отхаживать на свежий воздух. Именно отхаживать — всю ночь водили по улице. Я, уже плача, просила отпустить меня, дать отдохнуть, но пилоты были неумолимы: у них была своя «метода лечения» после угара — авиационная.
Утром я явилась на занятия. Их вел сам командир полка. Долго смотрел на меня, потом коротко сказал:
— Немедленно в санчасть!..
Доктор Козловский опять запричитал надо мной:
— Милая моя девочка, да что же это за напасти такие сыплются на тебя, как из рога изобилия… Где это тебя так угораздило лоб разбить?
— Упала на ключ дверной, — и я рассказала доктору о своем сне, и добавила: — Хорошо бы мне не просыпаться…
Козловский замахал на меня руками и стал отчитывать:
— Там все будем, а вот достойно на этом свете прожить не всем удается. По своему желанию умирают только слабые, безвольные люди, со слабой психикой… Запомни это, дочка!..
На второй день я пришла на занятия, как ни в чем ни бывало запудрив ссадины…
В те дни настроение у всех было преотличное. Радио сообщило радостную весть — полностью окружены и разгромлены гитлеровские войска под Сталинградом. Завершилась победой величайшая битва второй мировой войны. Красная Армия нанесла удар врагу такой силы, который потряс фашистскую Германию, начался коренной перелом хода войны в нашу пользу.
После Сталинградской победы Красная Армия развернула наступление на всех участках фронта от Ленинграда до Кавказа. И опять главное усилие сосредоточилось на южном крыле фронта.
После разгрома котельниковской группировки противника войска Южного фронта развернули наступление на ростовском направлении. Во взаимодействии с войсками Закавказского фронта они должны были окружить и уничтожить группировку противника на Северном Кавказе. Немецко-фашистское командование, стремясь избежать окружения своих войск, с 1 января 1943 года стало отводить их из района Моздока в северно-западном направлении. Войска Закавказского фронта перешли к преследованию отходившего противника. Отступая, гитлеровцы бросали технику, награбленное имущество, даже раненых, и к началу февраля отвели к Ростову только часть северокавказской группировки. Основные же ее силы, избегая флангового удара Южного фронта, были вынуждены отойти на Таманский полуостров.
Крылом к крылу
Тем временем мы получали новенькие, серебристой окраски, самолеты с кабиной для стрелка, в которой устанавливалась полутурель с крупнокалиберным пулеметом. Эта новинка радовала нас. Теперь штурмовик будет надежно прикрыт с хвоста от истребителей противника.
