– Пытался. Не получается. Поверили бы вы мне, если бы я стал вам втолковывать, что вы не вы, а кто-то другой?
– Но я не другой. Я это я.
– У него тоже нет никаких причин думать, что он не Мопассан. Даже зеркало и то это подтверждает. Иногда я и сам думаю, что он Мопассан, что произошел какой-то сдвиг в ходе времени и что Сережа попал в девятнадцатый век, а поменявшийся с ним комнатой Мопассан оказался здесь, на его месте. Эта догадка мелькнула у меня вчера, когда знаменитый французский писатель стал рассказывать мне о фантастической новелле, которую собирается писать… Путаница, алогизм, беспорядок похуже, чем с тем рисунком, который то появлялся, то исчезал. Есть еще одно предположение, одна гипотеза, которая вам может показаться сумасшедшей.
– Какая? Выкладывайте.
– Иногда я думаю, что Сережа продолжает беседу, найдя для этого способ, который нам кажется странным. Но что мы знаем о способах их информации? Наши человеческие символы и знаки, слова, буквы - это модель бытия, способ его отражения. Законы их мышления, по-видимому, слишком своеобразны. Может, потому Сережа и не спешит войти в контакт с земным человечеством, может, он ищет пути, играя таким образом со мной, с вами?
– Ас ним это случалось раньше?
– Что?
– Превращался ли он до этого в кого-нибудь?
– Да. Всего один раз. Черноморцев-Островитянин достал ему путевку и отправил в санаторий. Там отдыхали научные работники, философы. И он не нашел ничего лучшего, взял и превратился а Спинозу.
– В Спинозу?
– Да, в Спинозу.
– Это я еще могу понять. Ведь вокруг были научные работники, философы, И никто из них не протестовал?
– Были и протесты. Но фантаст все уладил.
– А для чего он стал Мопассаном? ' - Не знаю.
– Почему именно Мопассаном? Почему не Виктором Гюго, не Александром Дюма, не Тургеневым или Флобером?
– Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только одно, что это было бы ничем не лучше. Вчера во второй половине дня, когда я отлучался в булочную и задержался, из книжного магазина, где работает Сережа, пришла девушка-продавщица справиться о его самочувствии. Звонит, стучится, дверь открывает Мопассан, знаменитый французский писатель. Увидев классика, узнав его, девушка растерялась.
Встретив меня возле дома, она спросила, кто ей открывал дверь и где Сережа? Когда я ей сказал, что дверь открывал сосед, на ее лице появилась недоверчивая улыбка. 'Вылитый Мопассан, - сказала она, - как на портрете'. Боюсь, как бы девушка не влюбилась в него. Жизнерадостен и обаятелен. Все это, конечно, пустяки. Но как быть дальше?
Я не сумел найти ответ на этот вопрос. Впрочем, на него ответила сама жизнь.
26
Как же ответила жизнь на вопрос моего аспиранта? А очень просто. К Ги де Мопассану, знаменитому французскому писателю, все стали понемножку привыкать. Соседи. Прохожие. Работники лодочной станции на Елагином острове. Контролерши в кинотеатрах 'Молния' и 'Свет', куда Мопассан зачастил, желая ликвидировать свое отставание. Только в Эрмитаже на него немножко косились после того, как он заявил, что знал лично многих французских художников, живших в ХIХ веке и согласно земным законам сменивших временное бытие на долговечную отлучку.
Все очень полюбили знаменитого писателя. Правда, большинство предполагало, что это только случайное сходство, подарок оговорившейся природы.
Мопассану тоже все и всё нравилось. Особенно Елагин остров, куда он ежедневно уходил заниматься гребным спортом.
Продолжалось это не больше двух недель. А потом знаменитый французский писатель исчез, вернулся в свое собственное, отведенное ему судьбой столетие, а на его месте снова оказался Сережа.
Мой аспирант немедленно меня об этом уведомил по телефону.
Телефон был не в полной исправности. Плохая слышимость помешала мне понять, как произошла эта подмена, в присутствии ли аспиранта или в те часы, которые он проводил в Публичной библиотеке, делая выписки для будущей диссертации.
Вечером Серегин пришел ко мне, и я смог узнать подробности.
– Как же это все-таки произошло?
– Сам не отдаю себе отчета. Мопассан вышел в ванную принять душ. Минут двадцать не было, сорок. Я стал беспокоиться и заглянул. Смотрю, вместо него стоит Сережа и растирает себе спину махровым полотенцем.
'А где Мопассан, - спрашиваю я его, - где знаменитый французский писатель?' - 'Как где? - удивился Сережа. - У себя во Франции, в своем XIX веке'. - 'Нет этого ничего, - говорю. - Был XIX век, да давно кончился'. А Сережа уже иронически прищурился. Смотрит на меня, как студент физмата, пытающийся объяснить какому-то болвану сущность броуновского движения. 'Девятнадцатый век кончился? То есть как это кончился? Совсем? Исчез? Ладно, хватит этих басен'. Я ему: 'Но объективные законы времени…' Он мне: 'Что вы знаете о времени и его законах, вы, вы жители неолита?' Меня это даже удивило и расстроило. Раньше, до этого прискорбного случая с Мопассаном, он был скромнее и никогда не, смотрел свысока на наш земной опыт, на нашу науку. А тут он обидел всю нашу современную цивилизацию. Обозвал нас неолитом! Как вам это нравится?
– А что он теперь собирается делать? - спросил я у Серегина.
– Кто? Мопассан? Откуда я знаю. Мопассана нет. Все меня спрашивают о нем. Интересуются. Все его полюбили. Соседи. Жиль-цы из дома напротив. В гастрономе, в булочной, в парикмахерской. Такой приятный и сердечный человек.
– Я спрашиваю не о Мопассане, а о Сереже.
– О Сереже что спрашивать? Принял душ, побрился и пошел на работу.
Вот что услышал я от своего аспиранта.
Когда ом кончил свой рассказ, изображая себя, Ги де Мопассана и Сережу в лицах, я спросил его:
– Ну, а как подвигается диссертация? Смотрите, сроки подходят. Не подведите меня, своего научного руководителя.
– Не подведу. А если немножко и задержусь, есть уважительная причина.
– Какая?
– Ги де Мопассан, знаменитый французский писатель. Не мог же я его оставить одного в коммунальной квартире. На улицах неуютно. Троллейбусы, автобусы, машины. Ни одной лошади. Ни одного извозчика. И эти светофоры. Они его очень раздражали. Однажды он чуть не угодил под машину.
– А что тогда было бы?
– Не знаю. Не хочу думать. Ведь все сошло благополучно. Сейчас он там, у себя, в своем тихом застенчивом веке. Отдыхает. Катается на лодке… Но я задержал вас. До свиданья. Бегу в публичку.
На другой день утром я зашел а книжный магазин на Большом проспекте. Сережа стоял на своем обычном месте.
– Здравствуйте, - сказал я.
– Приветик, - ответил он.
– Что нового?
– Да ничего особенного. Однотомник великого французского писателя Мопассана. Отличное издание. С иллюстрациями Рудакова. И с портретом авторе на веленевой бумаге. Может, хотите посмотреть?
– Покажите.
Он достал книгу с полки, раскрыл ее и показал портрет.
Я почувствовал что-то вроде легкого головокружения. Земля поплыла из-под ног. Это был Ги де Мопассан и в то же время не был. Какое-то неуловимое сходство с Сережей напоминало о том, что рассказывал мне вчера мой аспирант.
Я взглянул еще раз, и мне показалось, что знаменитый писатель подмигивает мне с портрета.
– Это не Мопассан, - сказал я.
– Вы думаете?
Сережа закрыл книгу и поставил ее на полку.
– Вам бы следовало остепениться, - сказал я.
– Вы думаете? - спросил он.
– Непозволительно. Легкомысленно. Глупо.
– Вы находите?
– Стыдно! - сказал я и, хлопнув дверью, вышел из магазина.
27
С диссертацией у Серегина не очень-то ладилось. Отрывок, который он мне показал, привел меня в тихий ужас.
Вместо того чтобы ограничиться довольно обширным материалом, взятым из истории культуры и теории знаков, он стал рассказывать о планете Ин.
Я живо представил себе выражение лиц будущих оппонентов и отзыв, начинающийся примерно такими словами: 'Вероятно, произошла ошибка по вине ли машинистки или самого соискателя степени кандидата наук. В диссертацию случайно вклеился кусок из научно-фантастического романа…' - Это не научная работа, - сказал я Серегину.
