червонцев есть оригинальная особенность…
— Фальшивые, что ли?
— И да и нет.
— Ну, так не бывает!
Пал Палыч устраивается поудобней.
— А вот послушай. Однажды — уже неважно, каким образом, — к неким умельцам попал в руки станок с бывшего царского монетного двора. Полистали они Уголовный кодекс и видят, что изготовление царских червонцев нельзя считать подделкой, поскольку это уже не деньги. Запаслись умельцы золотым песочком и начали производство.
— Так прибыльно чеканить из песка?
— Понимаешь, песок брать рискованно: скупка краденого с приисков. А про монеты можно сказать: «Что вы, что вы, наследство от бабушки, она в молодости пела какому-то графу!»
— То есть на монеты больше спрос…
— Ну да. Потекли червонцы на черный рынок. Но через какое-то время обнаружилась странная вещь: проба оказалась выше, чем у государя императора.
— Умельцы перестарались? Смешно… Но, Пал Палыч, при чем тут ЖЭКи и Мусницкий?
— Соня связана с Мусницким. Алик связан с Соней. А ее муж незадолго до второго ареста приобрел изрядную партию самодельных монет. Мы их тогда не нашли.
— Значит, тебя интересует проба?
— Да, Зиночка, официальное заключение потом, в порядке живой очереди. Пока только шепни на ушко!
Кибрит берет монету и уходит. Пал Палыч терпеливо ждет.
Возвращается она довольная, что может обрадовать Знаменского.
— Самоделка, Пал Палыч.
— Ну, теперь Алику деваться некуда, выведет меня на Соню!
Вечером, когда в квартиру Сони звонят, Изабелла, с тревогой ожидающая известий об Алике, бросается к двери:
— Кто?
— Открой, Белла, это я, — слышен голос Алика.
Белла отпирает и с радостным стоном виснет у него на шее, никого больше не замечая.
— Алик!! Как я измучилась!.. Где же ты пропадал?
Алик зло расцепляет ее руки:
— Дай пройти!
Изабелла отступает. Алик входит в сопровождении двух конвоиров в милицейской форме. За ними понятые, за понятыми — Знаменский и Томилин.
Изабелла пятится по передней и коридору, округлив заплаканные глаза.
— Алик, дорогой… что случилось?..
Тот, не отвечая, направляется в ванную.
Из комнаты выглядывает и застывает в проеме двери Соня.
— Здравствуйте, Софья Рашидовна, — произносит Пал Палыч, мимоходом взглянув на нее.
Она беззвучно шевелит губами.
— Монеты я взял здесь, — показывает Алик место тайника в ванной.
— Понятые, вам видно? — окликает Томилин.
Понятые придвигаются, заслоняя Томилина, вскрывающего тайник. Доносится постукивание по кафелю, легкий скрип и затем восклицание Томилина:
— Есть, Пал Палыч!
— Сколько? — спрашивает Знаменский, стоя в коридоре.
Звенят пересчитываемые золотые.
— Все правильно: двадцать восемь! Гражданин Лямин, — обращается Томилин к Алику, — кому принадлежат найденные монеты?
— Теще, — слышно из ванной.
Пал Палыч вопросительно поворачивается к Соне, которая успела овладеть собой.
— Я понятия не имею, что этот подонок прятал в моей ванне! — хрипло кидает она.
— Мама! — ахает Изабелла.
Соня ее игнорирует.
— Объясните, что вообще происходит?
— Ваш зять задержан при попытке продать десять золотых червонцев подпольному валютчику.
— Аферист!.. — шипит Соня. — Гадина!
— Мама! Что ты говоришь, мама?!
Все выходят из ванной. В руках у Томилина небольшая, но довольно увесистая коробка.
— Оформляйте, Николай Александрович, — говорит Знаменский.
— Что ж, — продолжает Соня, с ненавистью провожая глазами Алика, уходящего с остальными в глубь квартиры, — пусть расплачивается! Я не знаю, где он добыл золото!
— Неправда! — вскрикивает Изабелла. — Не верьте ей! Золото от папы осталось!
— Идиотка! — взвизгивает Соня, отвешивает дочери пощечину и скрывается в комнате.
— Алик не виноват! — всхлипывая, лепечет Изабелла Пал Палычу. — Ему, наверно, было очень нужно! Отпустите его, пожалуйста! Это мамины монеты, честное слово!
— Я верю вам, верю, — отвечает Пал Палыч и идет за Соней.
Она сидит в кресле, уронив голову на руки.
— Нам точно известно, Софья Рашидовна, что червонцы были куплены вашим мужем. Врать я не имею привычки — вероятно, помните… Ну, — произносит он после паузы, — и что же мы с вами будем делать?
Соня оборачивается, лицо напряжено, но уже довольно спокойно.
— А что мне предлагается делать?
— Я бы советовал добровольно выдать имеющиеся у вас ценности.
Соня осмысливает сказанное.
— Ах, доброво-ольно… — Ей здорово полегчало, расправила плечи. — Но зачем же, Пал Палыч?
— Чтобы избежать неприятностей, которыми грозит вам следствие.
— Выдать добровольно… — повторяет Соня. — Двадцать пять лет назад, Пал Палыч, вы меня убеждали: Софья Рашидовна, вы молоды и красивы, у вас есть ум, характер, пока не поздно, начните иную жизнь! Очень горячо говорили. Помните?
— Помню.
— Какой были идеалист, такой и остались. Я вот вас не послушала — и не жалею. Ничего со мной не случилось… О чем действительно жалею, так это о судьбе дочери. Почему я не сумела удержать ее от недостойного брака?! Бедная девочка! Попытайтесь доставить ей поменьше горя, Пал Палыч!
— Возможно, я остался идеалистом, Софья Рашидовна. Но я стал старше, и меня теперь трудней разжалобить. Вернемся к моему предложению.
— Выдать добровольно?.. — Она усмехается. — Допустим, я признаю, что этот подлец стащил мое имущество. Чтобы привлечь его за кражу, вам нужно мое заявление, верно? Но все-таки зять. В семье в конце концов могут быть какие-то… недоразумения… их решают за закрытой дверью.
— Но монеты — часть конфискованного имущества. Просто они остались на тот момент не найденными.
— Позвольте! Все, что подлежало конфискации, было до копейки перечислено в приговоре. Разве там записано: «А также любые ценности, обнаруженные в последующие годы»? Этого вообще в уголовном праве нет!
Знаменский хочет что-то сказать, но Соня продолжает, не переводя дыхания:
— И потом, от приговора моему мужу до сегодняшнего дня такой срок давности, который уже всякие претензии ко мне уничтожает!
— А говорите, что жили спокойно. На языке — отшлифованные формулировки. Вы готовились к подобному разговору! Не забывайте, есть такие вещи, как очная ставка, обыск. Так что еще раз — вернемся к моему предложению.
— Я должна подумать, — старается выиграть время Соня.
— Подумайте. Кстати, я вижу в квартире лишь одно спальное место. Где же ютятся молодожены?
Соня бросает на Пал Палыча острый взгляд: уже знает, не скроешь!
— Мусницкий помог пока устроить.
— По доброте сердечной?
— Да, он привязан к Изе… Когда она осиротела, не спускал ее с рук… Пусть, говорит, молодые поживут на вакантной площади до отъезда за границу.
— Алик — за границу? Не смешите, Софья Рашидовна. Он женился, чтобы выгрести ваши заначки. А наводку дала ваша портниха.
— Неправда! — вопит из коридора подслушивавшая Изабелла. — Алик меня любит! Любит!!
В приемной генерала даже секретаря еще нет. Пал Палыч стучит в большую двустворчатую дверь и входит в кабинет.
Генерал стоит у окна.
— Сядем, постоим?
— С удовольствием постою, товарищ генерал.
— А папку положите… Не скрою от вас, Пал Палыч, дело Мусницкого заинтересовало многих товарищей. В частности, и тех, кому, казалось бы, хватает больших забот… далеких от юриспруденции.
— Я тоже чувствую, товарищ генерал. Мусницкий твердо рассчитывает на чью-то поддержку… Если не блефует.
— Нет, не блефует. Сегодня в одиннадцать ноль-ноль я вызван… к одному из интересующихся. Вероятно, мне посоветуют «прекратить дело за малозначительностью». Спокойно, Пал
