росла косматая борода; короткие курчавые волосы обрамляли лысину, покрытую неопрятным пухом. Он был слишком молод для пенсионера, и Шарлотта удивилась, почему он не на работе. Может, его просто уволили из «ГТ»? Правду ли он расскажет?
Его взгляд блуждал по комнате, и Шарлотта расценила это как признак нечистой совести или, если быть снисходительной, — признак страха. Но когда они начали разговаривать, он немного успокоился. Шарлотта спросила его о разработке нервно-паралитического газа, и он рассказал о «Дермитроне».
— Для кого разрабатывается «Дермитрон»? — спросила она. — Для Пентагона?
— Не знаю. Я занимался только фундаментальными исследованиями, и когда я увольнялся, он не дошел до стадии производства.
— Почему вы уволились? — попыталась зайти с другой стороны Шарлотта.
— Так велел мне Господь.
— А-а, — произнесла Шарлотта с натянутой улыбкой.
— Раньше моя жизнь была пустой. Теперь я посвятил себя делу, которое наполнено смыслом, — сказал он, значительно оживившись, как только перестали говорить о химическом оружии.
— О, я понимаю.
— Вместе с Иисусом мы пытаемся остановить ежегодное уничтожение миллионов невинных жизней, — произнес он как само собой разумеющееся.
Шарлотта терпеливо слушала, надеясь вернуться к «Дермитрону».
— Люди рассуждают о Гитлере и Саддаме Хуссейне, но массовое истребление происходит прямо здесь, в Америке, каждый день, из года в год. В клиниках, где делают аборты, убивают души младенцев.
Его голос окреп и завибрировал, и становился все громче по мере того, как он перечислял все грехи плоти, призывая сопротивляться ее испепеляющему зову, что интересовало Шарлотту гораздо больше. Он был так увлечен своей проповедью, что Шарлотта попробовала угадать, заметит ли он, если скорчить ему рожу или легонько щелкнуть по носу. В конце концов она прервала его речь, но, похоже, такая бесцеремонность его не смутила. Словно это случалось с ним неоднократно, как, возможно, и было на самом деле.
— Зачем «ГТ» нужна маленькая английская компания, выпускающая измерительную аппаратуру? — спросила Шарлотта.
Он пожал плечами.
— Еще они немного занимаются сельским хозяйством и производят кое-какую продукцию для оборонных предприятий, — продолжала Шарлотта.
— И никакого химического производства? Никаких газов? Ничего такого?
Шарлотта покачала головой. Потом она вспомнила про «Верди», материале из соломы, о котором столь беспокоился Дэвид. «Какого черта, — подумала она, — компания все равно пропала».
— У них есть заменитель полистирола, из соломы, — проговорила она медленно. — Они измельчают солому и превращают ее в заменитель полистирола, он так же сохраняет тепло, но не наносит вреда окружающей среде.
Химик поскреб свой заросший подбородок пухлой бледной рукой.
— Он заменяет мономеры стирена?
Шарлотта пожала плечами.
— Тогда все ясно! Для «Дермитрона» «ГТ» нужны мономеры стирена. Они позволяют ему прилипать к поверхности, на которую его разбрызгивают. Иначе ничего не получится, поскольку человек может просто его смахнуть. Помните, как было в Ливане? Они использовали фосфорные бомбы, вещество прилипало к человеческой коже и продолжало гореть, даже когда люди уже умерли. Это и есть технология, основанная на мономерах стирена.
У Шарлотты скрутило желудок.
— Тогда зачем «ГТ» нужен заменитель мономеров стирена, если у них есть мономеры стирена? — спросила она. — Солома им вряд ли подойдет.
— Им не нужен заменитель мономеров стирена. Они хотят не допустить его появления на рынке. — Он произнес это, как почти нормальный человек с живым аналитическим умом. — Вы говорите, он пока на стадии разработки? — Шарлотта кивнула, и химик опять поскреб подбородок. — В таком случае «ГТ» нужна эта компания, чтобы остановить исследования. Если появится заменитель, то на пути к полному запрету во всем мире производства мономеров стирена не останется никаких препятствий. «Зеленые» борются за это запрещение уже много лет, вопрос о нем даже поставлен в ООН, но проблема в том, что требуется заменитель.
— Нет мономеров стирена, нет и «Дермитрона»?
Химик кивнул и с победным видом дернул себя за бороду.
Оставив хозяина квартиры заниматься спасением всего человечества, Шарлотта ринулась к телефону-автомату, из которого можно было позвонить по кредитной карточке. Она дозвонилась до Дика Зандера и спросила, могут ли они поговорить о «Дермитроне». Тот ответил, что с удовольствием расскажет ей о производимых корпорацией химикалиях для сельского хозяйства, но, вероятно, она предпочтет поговорить с вице-президентом, который возглавляет подразделение, занимающееся разработкой удобрений и пестицидов.
Услышав этот вежливый ответ, Шарлотта изо всех сил вцепилась в трубку и заскрежетала зубами. Когда она высказала предположение, что «Дермитрон» в действительности является нервно- паралитическим газом, добродушная усмешка исчезла из голоса Дика Зандера и тот заявил, что это просто нелепо. Его самоуверенности еще поубавилось, когда она сообщила, что у нее есть запись беседы с двумя людьми, которые могут опровергнуть его слова. Теперь настала ее очередь ухмыляться. Шарлотта повесила трубку на рычаг.
Шарлотта стояла, пряча голову под пластиковым пузырем, окружавшим телефон-автомат, и обдумывала, что делать дальше. Затем опустила монету в двадцать пять центов и позвонила сенатору Марку Сэндалу. Тот с жадностью набросился на новую информацию. Шарлотта повторила свою просьбу не упоминать в прессе о материале Стоуна, пока он не появится на рынке, и обещала, что сенатор будет первым, кто об этом узнает; тогда он может заработать столько политических очков, сколько захочет. Сэндал пригласил ее на обед, но Шарлотта отказалась со всей любезностью, на какую только была способна. Он призвал ее соблюдать осторожность — в этом чувствовалась его склонность к мелодраме, о чем говорил ей Скотт. Шарлотта повесила трубку.
Несмотря на совет Мориса забыть Дэвида, Шарлотта обязана была предупредить его об истинных намерениях «ГТ». Через минуту она уже говорила с автоответчиком Дэвида. Она сообщила оба своих телефона — в Эй-би-си и в отеле, затем, зажав в руке видеокассету, поймала такси и отправилась в студию, чтобы заняться гигантской редакторской работой. Двадцать минут спустя она сидела перед монитором с пакетом чипсов и диетической кока-колой, даже не подозревая, какой безумный переполох вызвали ее расспросы.
— Я хочу помочь вам в вашей борьбе, — произнесла женщина, стоявшая перед дверью его квартиры. — Мне сказали, чтобы я обратилась к вам.
Она говорила тихо, переминаясь с ноги на ногу, словно ей было неловко или она волновалась. Он тоже занервничал, но снял дверную цепочку и впустил женщину. Ему нужна была любая помощь, чтобы распространять листовки, устраивать пикеты и собирать подписи под петициями «Право на жизнь», поэтому он не стал прогонять единомышленницу, несмотря на позднее время.
Пока она неуклюже толклась в его маленькой прихожей, он разглядывал ее. Около сорока, примерно пять футов восемь дюймов, прямые, мышиного цвета волосы, собранные в хвостик, и полное отсутствие косметики на грубоватом лице. На ней был легкий летний плащ, в руке она держала брезентовый рюкзак. Но его больше заинтересовал треугольник плоти, видневшийся в вырезе ее расстегнутой у горла рубашки, и очертания полных грудей. Серебряный крест, словно искушение, притягивал его взгляд.
Женщина проследовала за ним в комнату, где он хранил пропагандистские материалы. Он собирался рассказать ей о предстоящем пикетировании клиники, где делают аборты, но ему вдруг пришло в голову сперва предложить ей чашку кофе или что-нибудь еще. Он не привык принимать гостей. Это было уже
