возможным. Поэтому нужно говорить не о банализации, а о том, что в какой-то мере мы все в этом участвовали'.
Жан Даниэль учит нас, что в этом массовом уничтожении людей было что-то сатанинское. Раймон Арон говорит нам, что после того, как это произошло, мы стали бояться людей и что каждый из нас в этом участвовал. Сатана внутри каждого из нас: это возрождение учения о первородном грехе…
История сама — исторический продукт. Изображение прошлого это результат отбора и толкования фактов в зависимости от природы конфликтующих сил и изменений их соотношения. Так во Франции школьная история от Верцингеторикса до де Голля делает упор на национальном факторе и затушевывает классовую борьбу. Общий конформизм уверен, что сегодня историческая наука окончательно порвала со всякими легендами о происхождении и излагает хронологическую последовательность установленных фактов. Но если картина прошлого восстанавливается научными методами, это более чем когда-либо делается под эгидой государства.
Картина Второй мировой войны и концлагерей, при всей силе изображения, которую придают ей СМИ, призвана оправдать настоящее. Капитал стремится немедленно узаконить все настоящее, непрерывно создавая нужное представление о себе самом с помощью современных производственных механизмов. Но эта картина может меняться. Капитал уступает истине, когда не видит больше нужды в той или иной конкретной лжи. Разоблачения, которые сегодня доставляют серьезные неприятности их авторам, завтра будут одобрены у других или у тех же авторов посмертно, когда время для этого созреет. Но для революционной теории проблема заключается не только в разоблачении той или иной конкретной лжи, но в показе механизмов, которые обеспечивают производство и воспроизводство данной идеологии и ее бреда'.
3. ЛИКА — что это такое?
'Лига борьбы против антисемитизма (ЛИКА) объявляет антисемитом каждого, кто произносит слово 'еврей' (если это не делается в ритуальной обстановке в речи о мертвых). Отказывается ли эта Лига от любых публичных дебатов и оставляет ли она только за собой право решать без каких-либо объяснений, кто антисемит, а кто нет?'
(Жиль Делез, 'Ле Монд', 18 февраля 1977 г.)
ЛИКА преследует Фориссона за фальсификацию истории. Нужно обладать очень высоким моральным авторитетом, чтобы претендовать на роль ревнивого стража истины. Я не очень хорошо знаю эту организацию. Приняв в 1963 году участие в создании комитета борьбы против апартеида, я потом на протяжении нескольких лет находился в 'рабочих' отношениях с разными антирасистскими организациями. Не помню, чтобы я встречался тогда с людьми из ЛИКА. Но у нас были связи с МРАП (Движением против расизма и за дружбу между народами) и, насколько я понял, отношения между МРАП и ЛИКА были отнюдь не дружескими. Этим, возможно, объясняется неучастие ЛИКА в ряде публичных акций против апартеида. Я не знаю причину этих антагонизмов и не интересуюсь этим. А тем, кто хочет знать больше, достаточно прочесть несколько номеров ежемесячника ЛИКА 'Ле Друа де вивр' ('Право на жизнь').
В его майском номере за 1979 г. я прочел рецензию на фильм М. Симино 'Путешествие на край ада' и был поражен не тем, что критик принимает украинцев за поляков, а его отзывом: 'Это более чем отличный фильм. Это памятник'. С моей точки зрения, это памятник глупости и расизма. И вовсе не обязательно таскаться по вьетнамским расовым полям, чтобы это понять. От критика не ускользнуло, что азиаты показаны в фильме в карикатурном виде как 'бесчеловечные желтые, превращенные в роботов'. 'М. Симино не стремится влезть в шкуру вьетнамцев. Что это — отсутствие интереса или расизм?' Прямого ответа на этот вопрос критик не дает. А вопрос очень важный. Пускай большая пресса довольствуется этим сплошным враньем, пускай возрождает старую идею о 'желтой опасности', потому что желтые стали красными, — все это вполне нормально. Но меня удивляет, когда газета, самый смысл существования которой — антирасизм, не стыдится солидаризироваться с таким явным расизмом. Критик хотел бы, чтобы такой же фильм сняли о войне в Алжире. Можно заранее предвидеть драки на выходе из кино…
Второй сюрприз это присутствие в редакции 'Друа де вивр' в качестве заведующего отделом литературной критики Поля Жиневского. Это ярый сионист, но, похоже, его взгляды соответствуют взглядам всей редакции. Он кормится книгами, доказывающими, что 'антисемитизм имеет ту же субстанцию, что и идеология левых', делая анархистов предшественниками Гитлера и утверждая, вопреки очевидности, что 'левые — антисионисты по природе' ('Друа де вивр', апрель 1979). Все это выражение как минимум консервативных политических взглядов. Но есть еще и другое. Я знаком с писаниями этого обличителя левых о Южной Африке и имел случай заклеймить одну из его книг за несколько перлов.*
Следует сказать, что защитников апартеида во Франции мало. В ту эпоху, кроме нескольких крайне правых, Жиневский был единственным пропагандистом Претории, задолго до Жака Сустеля. 'Нужно помогать Южной Африке, а не нападать на нее' (цит. соч. стр. 131), потому что для нее апартеид это своего рода 'принудительный сионизм' в виде возвращения 'банту' в 'национальные очаги', бантустаны, горячим приверженцем которых является Жиневский. Руководителей Южной Африки Сустель и Жиневский отказываются называть расистами. Но кто будет отрицать, что проводимая ими политика это законченное выражение современного расизма и что одним из своих корней она уходит в гитлеровскую политику? То, что антирасистская газета терпит в своей редакции писателя, который поставил свое перо на службу апартеиду, это парадокс, который выше моего понимания.
Но, если их антирасизм потускнел, то, может быть, люди из ЛИКА — кропотливые историки, строгие стражи объективности? Конечно, это не такая уж серьезная ошибка, когда они, говоря о падении Иди Амина ('Друа де вивр', май 1979), называют его 'достойным подражателем нацистского расизма', но забывают упомянуть, что он пришел к власти при активной поддержке израильских спецслужб, которые и потом долго оказывали ему помощь. С Бокассой было то же самое. Но это, конечно, простая забывчивость. Однако, когда я вижу фотографию, изображающую нескольких арабов, которые сидят и беседуют, с подписью: 'Несколько человек из 500 тысяч неевреев, живущих в Израиле в условиях полного гражданского равенства', я думаю, что здесь восторженное отношение к истине уступает место озабоченности. А когда я читаю в статье, сопровождающей эту фотографию ('Друа де вивр', март 1979): 'Чтобы противопоставить сионизму политическую идею сходной природы, был выдуман миф панарабизма, основанный на мнимом единстве мешанины из самых разных стран', и далее, что 'иллюзорное понятие арабского мира это расизм, скрытый или явный', я понимаю, что нахожусь в ведомстве сионистской пропаганды, которому наплевать на историческую правду. Можно понять сионистов, которым не нужна такая грубая пропаганда. Но, как и все доктринеры, люди из ЛИКА используют историю, если она их устраивает, а если нет, то грубо ее искажают. Курьезным образом газета, которая называется 'Право на жизнь', пылает такой ненавистью к палестинцам, что становится ясным, что ее издатели выступают за право на жизнь только для своих.