— Прошу садиться, Виктор Сергеевич, — предложил опер и жестом указал на стул. Видимо майор решил придать беседе доброжелательный тон.
Как человек сведущий в тюремных традициях, всё-таки имея за плечами срок, Виктор знал: для беседы в оперчасть периодически приглашают практически всех обитателей следственного изолятора. Хотя бы для того, чтобы сбить с толку и скрыть от контингента тех, кто сотрудничает с администрацией, а, попросту говоря — стучит на сокамерников. «Наседки» есть почти в каждой камере, но распознать их порой бывает очень трудно, почти невозможно.
— Виктор Сергеевич, мы оба понимаем, что вы у нас надолго не задержитесь, и пассажир вы нетипичный для здешнего контингента, но я обязан выслушать ваши жалобы, если таковые есть, а так же услышать пожелания, если и такие у вас имеются.
— Если у меня и есть жалобы или пожелания, то они не в ваш адрес, — сказал Виктор.
— Понимаю, вас угнетает бездействие следствия, — сочувственно вздохнул опер. — Но должен вам заметить, что по закону, у следователя есть десять дней с момента доставки вас в наше учреждение. Так что — не обессудьте. А что вы скажете о бытовых условиях содержания в камере? Есть какие-то пожелания? Сейчас совсем другие времена настали, и человек состоятельный вполне может позволить себе иметь в камере и телевизор, и холодильник, даже евроремонт можно сделать в камере.
— Евроремонт в камере делать не надо. Я не собираюсь обустраиваться здесь надолго. А вот переселиться в одиночную камеру я бы не отказался.
— А что в общей камере вас не устраивает? Есть проблемы с контингентом?
— Нет никаких проблем, просто я люблю тишину и одиночество, тогда мне лучше думается, а подумать мне, как вы догадываетесь, есть о чём.
— Действительно, подумать вам есть о чём. Хорошо, я дам команду, чтобы вас отвели в одиночную камеру, кстати, в этой камере, год назад сделали капитальный ремонт, конечно не евроремонт, но достаточно хороший. Тогда у нас отдыхал один, тоже очень богатый «пассажир», так вот он рассказывал, что волею случая, довелось ему провести несколько месяцев в тюрьме за границей, в частности — в Швеции. Он рассказывал поразительные вещи: там задержанному предлагают на выбор постельное бельё, белое или цветное. Предлагают на выбор камеру и даже сокамерников. Представляете, там пятиразовый «шведский» стол, Интернет, спортивный зал и даже женщин определённого поведения — и всё за счёт заведения. Но, до шведского уровня нам ещё далеко, но хотелось бы хоть как-то благоустроить наше учреждение, — с сожалением вздохнул опер. — Кстати, тот богатый сиделец спонсировал нашему учреждению энную сумму денег, и после отсидки, до сих пор не забывает нас.
— Это по его просьбе отремонтировали камеру?
— Скажем так — при его финансовой поддержке.
— Находясь здесь, я даже рубля не могу снять со своих счетов, тем более, что они наверняка заблокированы, — сказал Виктор, догадавшись, куда клонит опер. — Если посодействуете открыть хотя бы некоторые счета, тогда и я мог бы стать вашим спонсором.
— К сожалению, это не в моей компетенции, — вздохнул опер, и Виктор увидел, что сожаления по этому поводу у майора вполне искренние…
…И опять Виктор шёл по длинному коридору СИЗО в сопровождении женщины-контролёра, только теперь она конвоировала его обратно в камеру.
— Вы каждый день дежурите? — спросил Виктор и попытался оглянуться.
— Разговаривать и оборачиваться нельзя, — строго сказала контролёр и слегка замедлила шаги, разрывая расстояние между ней и арестованным. Виктор опустил голову и больше не проронил ни слова.
— Лицом к стене, — приказала контролёр, останавливаясь возле дверей камеры и забренчала связкой ключей. И это приказание Виктор выполнил молча.
— Заходим в камеру, — сказала женщина-контролёр и захлопнув за ним дверь, закрыла её на замок, потом открыла «кормушку» и тихо сказала: — «Я дежурю через сутки», и тут же захлопнула «кормушку».
— Через сутки, — машинально повторил за ней Виктор, и медленно опустившись на скамью, задумался.
«Видимо я на долго застрял здесь, если опер предлагает сделать мою камеру немного благоустроенней и уютней, наверняка он что-то знает такое, что неведомо мне. Неужели я действительно надолго становлюсь здесь пассажиром? Так, спокойно, надо что-то делать, надо подключать рычаг Архимеда, только мне не надо переворачивать землю, мне надо только перевернуть этот следственный изолятор, а перевернуть его можно только одним рычагом — денежным. Значит надо искать того, кто сможет выкупить меня отсюда, за любые бабки, я потом всё верну с процентами, только свалить бы отсюда».
Мысленные рассуждения Виктора прервал стук открываемой «кормушки».
— Виктор Сергеевич, может у вас сигареты кончились, так я могу поделиться, — сказала женщина- контролёр, протягивая ему начатую пачку. — Я всё-равно скоро сменяюсь, так что обойдусь без курева.
— Благодарю, — сказал Виктор, подходя к окошку и взяв пачку, погладил протянувшую её руку. — У меня как раз свои кончились.
Женщина выдернула свою руку из его руки и захлопнув окошко для раздачи пищи, прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Грудь её поднималась и опускалась, она прерывисто дышала и беззвучно что-то шептала побелевшими губами. Вспомнились и замелькали перед глазами кадры фильма «Тюремный роман», о любви следователя прокуратуры и осужденного бандита.
— Нет…нет…ни за что…я же не сумасшедшая, запретный плод всегда сладок, — прошептала женщина-контролёр, не открывая глаз и всё ещё прижимаясь спиной к стене. — Но Боже, как же он красив!
— Светлана Георгиевна, ты чего не выспалась? — раздался рядом мужской голос и женщина- контролёр вздрогнула и открыла глаза.
— Да…вчера дети…у меня же их четверо, — смущённо улыбнулась женщина. — То с одним провозищься, то с другим уроки…поздно легла. Знаете, как это тяжело одинокой женщине одной управляться?
— Я понимаю, но работа есть работа…
— Извените, товарищ капитан, больше не повторится.
— Да я так просто, для порядка, — махнул рукой капитан, с повязкой дежурного на рукаве, и пошёл дальше.
— Да, тяжело и тоскливо жить одинокой сорокавосьмилетней женщине, если она уже позабыла, когда в последний раз обнимала и целовала мужское тело, — тихо прошептала женщина-контролёр и постояв ещё несколько минут у двери камеры, за которой находился понравившийся ей мужчина, вздохнула и медленно пошла по коридору останавливаясь напротив каждой камеры, прислушиваясь к доносившимся из камер звукам и открывая небольшое, застеклённое смотровое окошко, прижималась к нему глазом…
Глава 35. Фиаско Литвиненко
…Литвиненко сидел в кресле в своём кабинете, и нетерпеливо посматривая на часы, улыбался своим мыслям. Как он и предполагал, на следующий день после ареста Виктора Крутова, ему позвонила госпожа Коэн и попросила о встрече. И вот, буквально через пять минут, эта встреча должна состояться. Но женщины, как известно, любят опаздывать, и Литвиненко приготовился ждать ещё лишних несколько минут, но к своему великому удивлению, ровно в назначенный срок, в дверь кабинета постучалась секретарша и доложила, что в приёмной ожидает аудиенции госпожа Коэн.
— Пусть войдёт, — сказал Литвиненко и, посмотрев на своё отражение в полированной поверхности стола, несколько раз провёл рукой по волосам, приглаживая их. Он вдруг с удивлением обнаружил, что волнуется. С чего бы это?
Секретарша исчезла и через секунду в дверном проёме появилась Ципора и неторопливой походкой
