недопустимость прямого перенесения нравственных оценок по результатам трудовой деятельности на внетрудовую сферу (семья, межличностное общение в свободное время и т. п.). По мнению Д. С. Авраамова, моральная оценка труда вообще оказывается делом не менее сложным, чем оценки других областей деятельности человека. Здесь есть опасность и гносеологического и этико-аксиологического плана: то подмена моральной оценки профессионально-деловой или, наоборот, подмена последней пустым морализаторством, то осуждение работника за стремление к вознаграждению, за отсутствие у него «чистого» альтруизма, то наделение «честного рубля» статусом высшего мерила достоинства личности, т.о воспевание только творческих видов труда, то тяга к пониманию моральности лишь через преодоление работником рутинных моментов труда, его тяжести, перенесения страданий и т. п.1
1 См.: Авраамов Д. С. С нравственных позиций. М., 1981, с. 60-68, 70-71.
Д. С. Авраамов убедительно показывает, что все эти «перекосы» и преувеличения моральных оценок в прессе появляются как результат неправильного понимания соподчинения ценностей в самом критерии труда, в его обусловленности коммунистическим гуманизмом.
Однако, несмотря на неполноту, моральная оценка «по трудолюбию» ухватывает на стадии социализма главное в нравственном отношении личности и общества; это не единственный показатель нравственных достоинств личности, но показатель, как правило, решающий. Он весьма эффективен, так как сочетает в себе массовые, типичные – причем как объективные, так и субъективные – признаки моральности личности. И дело здесь, конечно, вовсе не только в том, что трудолюбие, выражаясь в результатах созидательной деятельности человека, легче зафиксировать объективно. Но и в том, что трудолюбие оказывается в большинстве случаев связано с комплексом других положительных качеств человека, цементируя собой личность как нравственную целостность.
Гуманизм коммунистической морали требует всестороннего, чуткого отношения к человеку, всем его качествам и способностям. Коммунистическая нравственность никогда не ограничивала свое отношение к человеку только как к работнику. Подобное ограниченное, чисто утилитарное отношение к человеку имеет глубокий внутрепний нравственный изъян: оно оборачивается недооценкой многих моральных личных качеств, односторонним пониманием потребностей и интересов. Более того, при формализации оценки «по трудолюбию», когда хладнокровпо закрываются глаза на все иные нравственные свойства личности, ею нередко могут прикрывать бюрократически-равнодушное отношение к людям, безразличие к их нуждам, талантам, исканиям.
Трудолюбие, как подлинное моральное качество личности, не ограничивается только производительным, объективным вкладом личности в общее дело. Оно – важнейший показатель нравственного смысла участия личности в общем деле, его отношения к ценностям, которые за этим делом стоят. Именно скрепленное общими ценностями дело придает трудолюбию ого участников общий нравственный смысл. И только в этом случае можно говорить о полной спаянности, проникнутости нравственной жизни коллектива единой ценностной ориентацией. В подобных коллективах складывается наиболее благоприятная атмосфера для нравственного совершенствования личности, для углубления и расширения морального взаимопонимания, солидарности и расцвета гуманных взаимоотношений.
Если же в коллективе нет единой ориентации на общую ценность совершаемого дела, то он может быть в немалой степени «формальным», в нем всегда есть бреши для проникновения и распространения безразличия к людям (а безразличие – важнейшее нравственно-психологическое условие самочувствия одиночества у отдельных лиц). Например, коллектив, где один трудится для того, чтобы только побольше заработать (и только заработок кладет в основу своих отношений с товарищами), другой рассматривает труд как временную, вынужденную «повинность» перед поступлением в вуз, третий увлечен самим процессом созидательного труда, видит общественную его значимость и ценность, четвертый рассматривает труд как утомительную необходимость, легко оправдывая собственную леность и эгоизм, и т. д., будет ли такой коллектив нравственно спаянным, неподверженным постоянным, подспудно созревающим и потрясающим его моральным конфликтам? Вряд ли. Более того, как раз в таких коллективах чисто формальная оценка людей по их «трудолюбию», профессиональной пригодности заменяет собой собственно нравственную характеристику человека. В этом случае и стяжатель, и закоренелый индивидуалист легко могут быть причислены к «передовым» людям только потому, что интенсивно трудятся: нравственный смысл их отношения к труду остается в этом случае неучтенным.
Именно в общении, в коллективе происходит проверка как нравственных, так и профессиональных качеств личности, проявляется ее действительная социальная значимость. Где, как не в общении, складывается тот «ценностный каркас» значений, который позволяет направлять общую деятельность к одной, единой цели? Определенная взаимозависимость, иерархия ценностей, заключенных в нравственных «координатах» общения, заставляет говорить о его аксиологическом аспекте, который должно научиться расшифровать не только обыденное моральное сознание, но и этика как наука, призванная, в частности, отвечать на такие вопросы, как: что такое добро, зло, благо? достоинство? счастье? справедливость? и т. д.
Только общее ценностное содержание коллективного дела придают ему специфическое значение катализатора взаимопонимания и нравственной сплоченности, размывая последние островки одиночества и непонятости в жизни людей. Это тот тип социальной солидарности, где произрастают и воспроизводятся высокие нравственные ценности, где они переходят – обогащаясь и оборачиваясь всякий раз новыми гранями – от человека к человеку. Здесь, в таких отношениях, в атмосфере моральной благожелательности, сотрудничества и внимания, уже просто невозможен упрощенный «нормативный» схематизм в оценке той или иной личности, равнодушно-утилитарное, одностороннее к пей отношение. То, что создают люди в таком коллективе, несет на себе печать их творческого содружества, общей заинтересованности, даже если создаваемые ими вещи, например, стандартно похожи одна па другую. Они – плод коллективного созидания, раскрывающий собой первозданный, человеческий смысл ценностей, которые не только окружают человека, облегчают его жизнь, но и причастны его судьбе, его радости существования. Внутреннее единение людей – это их причастность к общим ценностям, порождающая и высвобождающая громадную нравственно- психологическую энергию их общения, тягу к постоянной связи с другими, к совместному сопереживанию. Общественный контакт в коллективной деятельности людей вызывает «своеобразное возбуждение жизненной энергии…»1.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 337
Моральный резонанс человека и человека питается этой энергией так же, как растения – лучами солнца. «Истинная радость – это радость соучастника»2
2 Де Сент-Экзюпери Антуан. Соч. М., 1964, с. 434.
,- писал Экзюпери. Общие ценности общего дела – достигнутые и завоеванные вместе – превращают каждого соучастника в тот «узел» человеческих отношений, где взаимозаинтересованность, понимание, братство делаются нерасторжимы, а незабвенные моменты проникновенного сопереживания и самораскрытия друг для друга становятся нравственными ориентирами, точками опоры их жизни, столь же долговечными, как и сама эта жизнь.
6. Творчество как моральная ценность, раскрывающая внутренний мир человека
