Гарри является маньяк-убийца - Гарри 'забыл' упомянуть, что Сириус невиновен.
Со времени возвращения на Бирючиновую аллею Гарри получил от Сириуса два письма. Оба они были доставлены не совами (обычный способ доставки в колдовском мире), а большими, яркими тропическими птицами. Хедвига относилась к вторжениям этих броских созданий неодобрительно и лишь с огромной неохотой позволяла им напиться из своей поилки перед обратной дорогой. А вот Гарри эти птицы нравились; они ассоциировались у него с пальмами и белым песком и позволяли надеяться, что, где бы ни находился Сириус (он умалчивал об этом в письмах, на случай, если те попадут в чужие руки), он наслаждается жизнью. Гарри как-то не мог себе представить, чтобы дементоры смогли долго просуществовать под ярким солнцем; может, поэтому Сириус и отправился на юг? Его письма, надёжно спрятанные под чрезвычайно удобной неприбитой половицей у Гарри под кроватью, были веселы, и в обоих он призывал мальчика обращаться к нему в случае необходимости. Что ж, вот она, необходимость...
Свет настольной лампы потускнел - наступил холодно-серый предрассветный час. Наконец, когда, позолотив стены комнаты, взошло солнце, и из спальни дяди Вернона и тёти Петуньи послышались первые шорохи, Гарри сбросил со стола скомканные листы пергамента и перечитал только что законченное письмо.
Дорогой Сириус!
Спасибо за письмо, эта птица была такая громадная, что с трудом пролезла в окно.
У нас тут всё как обычно. С диетой у Дадли не очень продвигается. Тётя обнаружила, что он тайком протаскивает в свою комнату пончики. Ему пригрозили, что урежут карманные деньги, если так будет продолжаться, он разозлился и выкинул в окно игровую приставку. Это что-то вроде компьютера, на котором можно играть в игрушки. Всё равно это очень глупо с его стороны, теперь он даже не сможет играть в свой любимый 'Мегамордобой-3', и ему не на что будет отвлечься.
У меня всё хорошо, в основном потому, что Дурсли боятся, как бы ты не объявился и не превратил их по моей просьбе в летучих мышей.
Вот только этой ночью случилась странная вещь. У меня опять разболелся шрам. Последний раз это было, когда Вольдеморт был в 'Хогвартсе'. Но я не думаю, что он сейчас может быть где-то рядом. А ты как думаешь? Ты не слышал, может быть, шрамы от проклятий могут болеть много лет спустя?
Я пошлю это письмо с Хедвигой, когда она вернётся, она сейчас улетела поохотиться. Передавай от меня привет Конькуру.
Гарри
Что ж, подумал Гарри, вышло вроде бы нормально. Не стоит описывать сон, а то получится, как будто он испугался. Он скатал пергамент и положил его сбоку на столе, чтобы сразу отдать Хедвиге, как только она прилетит. Потом встал, потянулся и снова открыл шкаф. Не глядя в зеркало, Гарри оделся к завтраку.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПРИГЛАШЕНИЕ
Когда Гарри пришёл на кухню, Дурсли уже собрались за столом. На него не обратили внимания ни тогда, когда он вошёл, ни тогда, когда он сел на своё место. Громадное красное лицо дяди Вернона скрывалось за утренней 'Дейли Мейл'. Тётя Петунья, поджав губы и скрыв тем самым лошадиные зубы, делила грейпфрут на четыре части.
Дадли пребывал в крайне дурном расположении духа. Отчего-то казалось, что он занимает за столом гораздо больше места чем обычно - а это кое-что, да значило, поскольку он всегда занимал всю сторону большого квадратного стола целиком. С боязливым: 'А это нашему Дюдюшечке' тётя Петунья положила Дадли на тарелку четвертинку неподслащённого грейпфрута. Дадли гневно воззрился на неё. Со времени возвращения из школы жизнь обходилась с ним чересчур сурово.
Нет, плохим оценкам дядя Вернон и тётя Петунья, как всегда, нашли оправдание; тётя Петунья утверждала, что Дадли очень одарённый мальчик, и учителя просто не способны его понять, а дядя Вернон убеждал всех и каждого, что ему вообще не нужен зубрила-маменькин сынок. Они также умудрились деликатно обойти выдвинутые в табеле обвинения в хулиганстве и жестокости - 'Дадли, конечно, весьма активный ребёнок, но он и мухи не обидит!' - сквозь слёзы заявила тётя Петунья.
Однако, в конце учительского отзыва рукой школьной медсестры в очень тактичных выражениях было приписано такое, против чего ни дядя, ни тётя возразить не могли. Сколько бы ни причитала тётя Петунья, что у её сына крупная кость и что его вес - это в основном детский жирок, и что растущему организму требуется хорошее питание, факт оставался фактом: на школьном складе не были предусмотрены гольфы такого размера. Школьная медсестра обратила внимание на то, чего глаза тёти Петуньи - такие острые, когда речь шла об отпечатках пальцев на сверкающих чистотой стенах или о времени прихода и ухода соседей - попросту не желали видеть: Дадли не только не нуждался в дополнительном питании, но давно уже приобрёл габариты молодого кита-убийцы.
Итак - после многочисленных скандалов и споров, сотрясавших пол Гарриной комнаты, после обильных потоков слёз, пролитых тётей Петунией - в доме был введён новый режим. Листок с диетой, рекомендованной школьной медсестрой, прикрепили к дверце холодильника, а сам холодильник полностью очистили от всего того, что так любил Дадли - от шипучих напитков, шоколадок и бургеров - и вместо этого наполнили овощами, фруктами, одним словом, тем, что дядя Вернон называл 'силосом'. Чтобы Дадли было не так обидно, тётя Петунья настояла, чтобы диеты придерживалась вся семья. Она передала Гарри четвертинку грейпфрута, гораздо меньшую, чем четвертинка Дадли. Видимо, тётя Петунья считала, что для поддержания у сына боевого духа нужно, чтобы он, по крайней мере, получал больше еды, чем Гарри.
Но тётя Петунья не знала, что припрятано у Гарри наверху под неприбитой доской. Она понятия не имела, что Гарри вовсе не придерживается диеты. Дело в том, что, как только Гарри почуял, что ему предстоит пережить лето на сырой морковке, он разослал друзьям письма с мольбой о помощи, и те проявили редкостную отзывчивость. От Гермионы Хедвига вернулась с огромной коробкой не содержащих сахара батончиков (родители Гермионы были зубными врачами). Хагрид, дворник 'Хогвартса', откликнулся целым мешком печенья собственного изготовления (впрочем, печенье Гарри пока не трогал, кулинарные способности Хагрида были ему слишком хорошо известны). Миссис Уизли прислала Эррола, семейного филина, с громадным фруктовым пирогом и многочисленными пирожными. Бедняге Эрролу, который был очень стар и слаб, потребовалось целых пять дней, чтобы прийти в себя после трудного путешествия. Потом на день рождения (который Дурсли полностью проигнорировали) Гарри получил четыре великолепных именинных пирога, по одному от Рона, Гермионы, Хагрида и Сириуса. Два у него ещё осталось и поэтому, предвкушая настоящий завтрак у себя в комнате, Гарри спокойно приступил к грейпфруту.
Неодобрительно фыркнув, дядя Вернон отложил газету и посмотрел в собственную тарелку.
- И это всё? - ворчливо обратился он к тёте Петунии.
Тётя Петунья метнула на него свирепый взгляд, а потом выразительно показала подбородком на Дадли. Тот уже покончил со своим грейпфрутом и маленькими поросячьими глазками кисло косился на Гаррин.
Дядя Вернон издал глубокий вздох, отчего зашевелились его густые, кустистые усы, и взялся за ложку.
Раздался звонок в дверь. Дядя Вернон тяжело поднялся со стула и направился в прихожую. С быстротой молнии, пока мать возилась с чайником, Дадли украл у отца грейпфрут.
Гарри услышал разговор у двери, чей-то смех и резкий ответ дяди. Затем входная дверь захлопнулась, и из прихожей донёсся звук разрываемой бумаги.
Тётя Петунья поставила чайник на стол и с любопытством обернулась. Ей не пришлось долго ждать, чтобы узнать, чем это занят её муж; не прошло и минуты, как он вернулся. Вид у него был разъярённый.
- Ты, - рявкнул он Гарри. - В гостиную. Быстро!
Изумлённый, гадая, в чём же таком его собираются обвинить на этот раз, Гарри встал и проследовал за дядей из кухни в соседнюю комнату. Когда они оба оказались в гостиной, дядя Вернон с грохотом захлопнул дверь.
- Ну, - он протопал к камину и повернулся лицом к Гарри, словно собираясь объявить, что тот арестован. - Ну.
Гарри ужасно хотелось ответить: 'Баранки гну', но... вряд ли стоило подвергать терпение дяди столь суровому испытанию столь рано утром, тем более, что он и так уже находился в стрессовом состоянии из-за отсутствия пищи. Поэтому Гарри лишь придал своему лицу невинно-удивлённое выражение.
- Вот что сейчас принесли, - дядя Вернон помахал листком пурпурной почтовой бумаги. - Письмо. Про тебя.
Недоумение Гарри усилилось. Кто бы это стал писать про него дяде Вернону? Кто из его знакомых стал бы посылать письма по почте?
Дядя Вернон некоторое время прожигал Гарри глазами, а затем перевёл их вниз и начал читать вслух:
Уважаемые мистер и миссис Дурслей!
Мы с вами не представлены друг другу, но я не сомневаюсь, что вы много слышали от Гарри о моём сыне Роне.
Возможно, Гарри говорил вам, что в следующий понедельник вечером состоится финальная игра чемпионата мира по квиддичу. Моему мужу, Артуру, благодаря связям в департаменте по колдовским играм и спорту, удалось достать билеты на лучшие места.
Я очень надеюсь, что вы позволите нам взять с собой Гарри на этот матч, поскольку такая возможность предоставляется буквально один раз в жизни; игры на кубок не проводились в Англии вот уже тридцать лет, и достать билеты было практически невозможно. Мы, разумеется, будем счастливы принять у себя Гарри на весь остаток каникул и проводить его на поезд в школу.
Будем признательны, если Гарри пришлёт ответ как можно скорее нормальным способом, мы не получаем магловой почты, и я не уверена, что почтальон вообще знает, как нас найти.
Надеюсь вскоре увидеть Гарри.
Искренне Ваша,
Молли Уизли
P.S. Надеюсь также, что я наклеила достаточное количество марок.
Дядя Вернон закончил читать, сунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда кое-что ещё.
- Взгляни на это, - прорычал он.
Он протянул конверт, в котором прибыло письмо миссис Уизли, и Гарри с трудом удержался от хохота. Конверт был усеян марками сплошь, за исключением одного квадратного дюйма на лицевой стороне, куда миссис Уизли микроскопическим почерком вписала дурслеевский адрес.
- Значит, она-таки наклеила достаточное количество марок, - Гарри постарался придать голосу выражение, подразумевавшее, что подобную ошибку мог совершить всякий. Дядя сверкнул глазами.
- Почтальон обратил внимание, - процедил он сквозь зубы. - И очень интересовался, откуда могло прийти такое послание. Поэтому он и позвонил в дверь. Он, видите ли, подумал, что это забавно.
Гарри промолчал. Кому-то другому, возможно, показалось бы странным, что дядя Вернон поднимает такой шум из-за слишком большого количества марок, но Гарри жил с Дурслеями достаточно давно, чтобы знать - их ужасает всё, хоть на йоту выходящее за рамки обыкновенного. А больше всего на свете они боялись, как бы кто не прознал, что они имеют отношение (насколько бы отдалённым оно ни было) к людям вроде миссис Уизли.
Дядя Вернон продолжал сверлить племянника глазами, а Гарри старался сохранять нейтральное выражение. Если сейчас повести себя правильно и не сглупить, то его ждёт настоящий подарок, мечта всей жизни! Он подождал, вдруг дядя Вернон что-нибудь скажет, но тот только стоял и таращился. Гарри решился нарушить молчание.
- Так значит... мне можно поехать? - спросил он.
Еле заметный спазм исказил большое, багровое лицо. Усы ощетинились. Гарри в точности знал, что сейчас происходит за этими усами: отчаянное сражение, конфликт между двумя главными инстинктами дяди Вернона. Разрешить поехать - значит, доставить Гарри удовольствие, а уж против этого дядя боролся в течение целых тринадцати лет. С другой стороны,
