– Не егози, сержант, все так и было! – пророкотал гобломант. – В Ямфельсе он погоду делал, штатный маг был, в масштабе графства. А если бы шарил в тех искусствах, которые в книгах его описываются досконально, то был бы, пожалуй, советником местного короля.
– Как же ты от него свалил?
– Не свалил, – мотнул головой Гробовщик. – Не мог я свалить, пока он жив.
– Значит, того… – Сказочник изобразил нечто: кому-то на кумпол опускается тяжелая палка десятисантиметровой толщины.
– Я думал об этом каждую ночь, когда лежал на куче соломы в тесной каморке. Строил планы мести дедуле, рассматривал разные варианты. Много раз у меня была возможность даже просто двинуть ему так, что он и костей бы вовек не собрал. Мог. И удрал бы потом из башни, ибо чары рассеялись бы после смерти хозяина. Одно удерживало – книги, знание. Я быстро смекнул, что умею кое-что, что природная сила есть… Знал о гобломантах от матери, потому как мой дед был одним из них. Надо было лишь терпеть, ждать, грызть свою неволю, подгрызать ее, чтобы скинуть в один прекрасный день…
Сказочник подумал, что Гробовщик гораздо образованней, чем принято думать. И гораздо загадочней. Многие вот так – на виду одно, внутри другое. Гоблины, отягощенные грузом знаний, как правило, скрывают сей «недостаток» от более традиционных своих собратьев, чтобы не стать предметом шуточек и разных утонченных издевательств.
– Хм… значит, так ты и научился чароплетению?
– Ну. Я таскал у старикана книги и читал по ночам. Читал, упражнялся, чувствовал, как пробуждается моя сила, день за днем. Новые заклинания стали получаться сами по себе, почти сразу, с первого захода. Однако магия это была человеческая, не своя… Я использовал ее лишь как таран, чтобы пробиться в глубину, чтобы манипулировать силами, подвластными лишь гоблинам.
Гробовщик посмотрел на сержанта, и взгляд его мигом потух, из голоса исчезло воодушевление; будто он решил, что слишком сильно приоткрыл потайную дверь.
Сказочник знал многих неплохих парней в этой войне, но большая часть из них погибла. В «Смердящем» он был всего полторы недели и не успел толком составить представление обо всех подчиненных. Рассказ Гробовщика вдруг сделался для сержанта чем-то вроде откровения (тоже, мать его, эльфийское словечко).
– Понятно…
Две следующие минуты были наполнены задумчивым чавканьем.
– Ладно, ты стал гобломантом, – не выдержал Сказочник. – Долго это заняло времени, учеба, в смысле?
– Не-а. Пятнадцать лет.
Сержант поперхнулся.
– А ты думал? Это тебе не кашу варить. И не в академии и не в школе магии я знания выцарапывал, и не в лесной общине, где гобломантов натаскивают, а, по сути, в плену у этого старого пенька. Ну и попутно строил планы мести!
– А дальше? Не томи, чародей!
– В тот день, когда я почувствовал в себе настоящую силу, когда выучил наизусть и тайком, чтоб им пусто, освоил три сотни заклинаний, я понял: надо действовать. Зажился дедуля в этом мире, угомониться и на покой вековечный отправляться не желает. План был таков – проникаю я в светелку к магу и затыкаю ему нос и рот. Сопротивляться бы старый дурень все равно не смог бы. После этого я взял бы в рюкзачок самые ценные книженции – и поминай как звали. Однако не по плану пошло, с вечера дедуля нарезался винца крепкого да спать пошел, я думаю, ну вовсе никаких проблем. Еле полуночи дождался, все уже собрал. Пробираюсь, значит, к магу в комнату. Вижу, он лежит, наполовину с кровати свесился, одна рука на полу, башка запрокинута, взгляд стеклянный. Сам весь побагровел, курвин сын. Дохлый, короче, оказался! То ли апоплексический удар по пьяни случился, то ли сердечный приступ – один хрен! – стал я вдруг свободным. Знаешь, от такой новости едва чердак не оторвало. Схватил свой скарб, книжки и дал деру. Выбрался из города, шел, почти бежал два дня, на север в Зримдалл. Там-то все свои, гоблин гоблина в случае чего не выдаст. Затаился, жду, но никто меня искать и преследовать и не думал. Такая вот бодяга, сержант. Теперь вот я чародей, служу в подземной пехоте… и думаю, какого хрена меня сюда занесло, на фига мне нужен этот Злоговар?! Что за судьбина такая! Эххх…
Сказочник покосился на гобломанта. Именно сейчас откровение вполне могло перерасти в традиционный разговор «за жисть». В бытность свою рядовым в батальоне Лукавого Зима Сказочник вволю наслушался соплистых историй о далеком и прекрасном детстве и отрочестве. Здоровенные бугаи, способные одним своим видом насмерть перепугать слонопотама, на передовой становились удивительно сентиментальны. Их стенания иной раз дали бы фору любому декадентствующему эльфийскому хлыщу из высшего общества, где модно падать в обморок и прикидываться бледным юношей со взором горящим… Сам капитан Зим терпеть не мог подобного слюнтяйства и выкорчевывал эльфью манеру мотать сопли на кулак самолично своим железным кулаком. Ржавый пользовался той же методой и не допускал морального разложения рядов.
Интересно, собирается ли разложиться Гробовщик? То есть окончательно впасть в противный гоблиньей природе пессимизм? Пока Сказочник размышлял над этим, чародей поднялся на ноги и разогнул спину с хрустом и оханьем.
– Пойду за компотом, – сказал он.
– Эй, погоди, Гробовщик…
– Ну чего? – прорычал тот, поворачиваясь на каблуках.
– Почему ты пошел на войну? По мобилизации тебя ведь не брали?
– Нет. В Зримдалле я в списках не значился.
– Так кто тебя тянул? Деньги?
– Не-а.
Начал наклевываться дождь, небо затягивалось сырыми, размашистыми, тяжелыми тучами. Вдалеке погромыхивало.
Гоблины потопали в сторону кухни, где рядом с котлом обосновалась кучка новобранцев.
– Так ты сказал, что на фиг тебе нужен… Злоговар! – прошептал Сказочник, останавливая Гробовщика в отдалении. – Зачем же тогда?
– Какой ты приставучий, Сказочник… Тебе надо было дать кличку Прилипала…
– У меня во взводе есть Прилипала… Это не ответ.
– Хочешь знать, почему я здесь? Наверное, тебе, умнику, это хотелось услышать? – скривился гобломант.
– Точно.
– Все просто. В отличие от других я точно знаю, когда и где сдохну. Произойдет это именно в Злоговаре!
Начался дождь, капли застучали по головам гоблинов.
Дело было так. Забрался Крот в окно к одной девице и намеревался хорошо провести времечко, как случалось уже не раз и не два за последние три недели. О да, ребята! Дочка у старейшины была ого-го, всем гоблиншам на зависть. Ладная, сильная, фигуристая дальше некуда, парни, вы бы увидели, так пальчики облизали!.. Ну вот, а темнота, всем известно, друг молодежи. Да схватила Крота девица горячая (в одной ночнушке, между прочим), да приобняла жарко, у бедняги чуть мозги не расплавились и штаны не превратились в вулкан. Сами понимаете. «Твоя я навеки, Кротик мой любимый!» – шепчет, обдавая жарким дыханием в ухо. «Деточка, – отвечает молодой и ядреный гоблин. – Я тебя поведу к самому краю Вселенной и… тому подобное… звезду подарю, рейтузы в полоску, килограмм соленых паучков, когда на ярмарку пойдем, выиграю в тире плюшевого человека… ты поняла, короче!» Гоблинша вздохнула и ответила, бросая возлюбленного на кровать: «Поняла, короче!» Словно в первый раз, тот самый первый раз… Крот почувствовал себя на самом седьмом из всех небес и наиболее счастливым гоблином на свете. В тот день, когда он нанялся на ферму к Горошнику, некие таинственные звезды соединились в сложную фигуру судьбы, которая позволила Кроту повстречать свою любовь. Фермерова дочка стрельнула в него глазами, когда он, молодой и красивый, возился с трактором, и их жаркие сердца, так сказать, склеились навек!
Уже в разгар любовной утехи, когда в целях соблюдения тишины гоблинша закусила подушку,
