альпийский водосбор, бессчетное время сидят на белой кедровой скамье. Обозначившись переменой света и покрасневшим небом, наступает вечер. Петлистой тропкой, посыпанной белым гравием, мужчина и женщина поднимаются в ресторан на холме. Сколько они пробыли вместе — целую жизнь или одно мгновение? Кто ответит?
Сквозь освинцованные стекла ресторана мать этого мужчины видит его с женщиной. Она ломает руки и скулит, потому что сыну полагается быть дома. В ее глазах он всегда ребенок. Давно ли он был домашний, играл в мяч с отцом, терся об ее спину перед сном? Сквозь освинцованное стекло ресторана мать видит мальчишеский смех при свечах и утверждается в мысли, что все было совсем недавно, что ее сын, ее мальчик — он ее, домашний. Она ждет снаружи, ломая руки, а тем временем в этой укромности, вблизи женщины, которую он встретил, ее сын быстро взрослеет.
Через улицу, на Арбергергассе, двое мужчин пререкаются из-за партии медикаментов. Получатель сердится, что не предназначенные для долгого хранения медикаменты доставлены просроченными и неэффективными. Он ждет их давно, даже ходил ждать на станцию, за это время много раз обернулась по своим делам седая дама из дома 27 по Шпитальгассе, много раз по-разному освещались Альпы, за это время успело похолодать и пошел дождь. Отправитель, невысокий усатый толстяк, чувствует себя оскорбленным. Он уложил препараты у себя на фабрике в Базеле, когда, скрипя тентами, открывался рынок. С момента подписания контракта не успели перестроиться облака, когда он сам нес коробки на поезд. Куда же быстрее?
В мире, где время невозможно измерить, нет часов, нет календарей, нет четких договоренностей. Не время рождает события, но действие других событий. Пока не повезут камень и доски, не начнется стройка. Пока камнетесу не понадобятся деньги, из карьера не доставят камень. Пока дочка адвоката не отпустит шутку насчет его лысины, он не отправится в Верховный суд излагать свои соображения по делу. Пока учащийся не сдаст экзамены, его образование в бернской гимназии не завершено. Пока не заполнятся все вагоны, поезд не уйдет со станции на Банхофплац.
В мире, где время — качество, события метят себя окраской неба, интонацией окрика с лодки, чувством счастья либо страха на пороге комнаты. Рождение ребенка, патент на изобретение не фиксируются во времени раз и навсегда, по хронометру. Наоборот, события протекают пространство воображения, объявляя о себе взглядом, желанием. Также время между двумя событиями оказывается долгим или кратким на фоне встречных событий, при разной силе освещения, под влиянием игры светотени, в зависимости от угла зрения.
Некоторые пытаются исчислить время, разобрать его на части, разобраться с ним. Такие обращаются в камень. Они застывают на углах улиц холодные, литые, тяжелые. Со временем истуканов отвозят к камнетесу, и тот распиливает их на равные части и продает строителям, когда нуждается в деньгах.
11 июня 1905 г
На углу Крамгассе и Театерплац расположилось маленькое уличное кафе: шесть голубых столиков, ящик с голубыми петуниями на кухонном окне, — отсюда виден и слышен весь Берн. Люди обходят пассажи на Крамгассе, беседуют, останавливаются купить полотно, или часы, или корицу; выпущенные на перемену восьмилетки из грамматической школы на Кохергассе шеренгой следуют за учителем к реке; над заречной фабричкой лениво курится дымок; в желобах фонтана Церингер журчит вода; огромные башенные часы на Крамгассе бьют четверть.
Если на мгновение отвлечься от городских звуков и запахов, можно наблюдать редкостное зрелище. Двое мужчин на углу Кохергассе не в силах расстаться, словно они никогда больше не увидят друг друга. Они прощаются, расходятся, затем спешат назад и обнимаются. Неподалеку на каменный край фонтана присела тихо плачущая женщина. Перепачканными желтыми руками она с такой силой вцепилась в камень, что из-под ногтей выступила кровь. Она безнадежно глядит себе под ноги. Она являет одиночество человека, убежденного в том, что он один-одинешенек остался во всем свете. Две женщины в свитерах гуляют под руку по Крамгассе и хохочут с таким задором, что делается ясно: их ни в малой степени не занимает будущее.
Он и есть без будущего — этот мир. В этом мире время представляет собою линию, которая обрывается в настоящем — как в реальном смысле, так и умозрительно. В этом мире невозможно вообразить будущее. Вообразить будущее так же невозможно, как видеть цвета справа от фиолетового: что там лежит за видимым краем спектра, органы чувств не постигают. В мире без будущего всякая разлука друзей означает смерть. В мире без будущего всякое одиночество безысходно. В мире без будущего всякий смех звучит в последний раз. В мире без будущего за настоящим лежит ничто, и люди вцепляются в настоящее гак, словно под ногами у них разверзается пропасть.
Бессильный вообразить будущее, человек бессилен осмыслить последствия своих действий. Некоторыми овладевает полнейшая апатия. Они день напролет бодрствуют в постели, не решаясь одеться. Они пьют кофе и разглядывают фотографии. Другие бодро встают утром, не заботясь о том, что каждое их действие кончится ничем, что они не могут планировать свою жизнь. Они живут от минуты до минуты, и каждая минута полна. Третьи же подставляют прошлое на место будущего. Они вспоминают все, что запомнилось, всякий сделанный шаг, всякую причину и результат, и они поражаются, каким образом события подвели их к этой минуте, к последней минуте света, к обрыву линии, которая есть время.
В маленьком кафе с шестью выставленными на улицу столами и ящиком с петуниями на окне сидит с кофе и пирожными молодой человек. Он праздно созерцает уличную жизнь. Он видел и двух хохотуний в свитерах, и средних лет женщину у фонтана, и двух друзей, что никак не могуч распрощаться. Пока он сидит, на город наползает темная грозовая тучи. А молодой человек все сидит. Он может вообразить лишь настоящее, а в настоящем есть потемневшее небо, но нет дождя. Он прихлебывает кофе, ест пирожное, и ему безумно нравится, что в конце света темнеет. Дождя по-прежнему нет, и в тускнеющем свете он косит глазами в газету, стараясь дочитать последнюю в своей жизни фразу. И вот дождь. Молодой человек заходит внутрь, снимает мокрый пиджак, ему безумно нравится, что в конце света идет дождь. Он обсуждает выпечку с поваром, но вовсе не потому, что пережидает дождь: он вообще ничего не ждет. В мире без будущего всякий отдельный момент — это конец света. Через двадцать минут суровая туча уходит, кончается дождь и небо веселеет. Молодой человек возвращается к своему столику, ему безумно нравится, что в конце света выглядывает солнце.
5 июня 1905 г
В этом мире время является зримой величиной. Как, глядя вдаль, видишь дома, /деревья, горные пики меты пространства, так, глядя в другую сторону, видишь рождения, браки, смерти меры времени, теряющегося в дымке отдаленного будущего. И как можно по выбору оставаться на одном месте или сниматься с него, так же можно перемещаться по оси времени. Некоторые боятся далеко уходить от обжитого времени. Они держатся одного временного местонахождения, жмутся к какому-нибудь уже привычному событию. Другие очертя голову устремляются в будущее, не подготовив себя к чехарде налегающих событий.
В маленькой библиотеке цюрихского политехнического института, мирно обсуждая докторскую диссертацию, сидят сам молодой человек и его наставник. За окном декабрь, в белокаменном камине ярко пылает огонь. Молодой человек и его учитель сидят в покойных дубовых креслах у круглого стола, заваленного листами с расчетами. Исследование не из легких. Каждый месяц на протяжении полутора лет молодой человек встречался здесь со своим профессором, просил совета и ободрения, на месяц пропадал с работой, возвращался с новыми вопросами. Профессор всегда предоставлял ответы. Вот и сейчас он объясняет. Пока учитель высказывается, молодой человек засматривается в окно на ель, любопытствуя, как на ней удерживается снег, и гадает, как будет обходиться собственными силами, получив ученую степень. Не сходя с кресла, молодой человек делает нерешительный шажок, на минуту-другую заглядывает в будущее и содрогается от холода и неопределенности. Он дает задний ход. Куда лучше остаться в этом отрезке времени, в тепле камина и расположенного к нему наставника. Куда лучше прекратить свое движение во времени. И молодой человек остается — в этом дне, в этой маленькой библиотеке. Друзья мимоходом заглядывают в окно, видят, что он остается, и уходят в будущее каждый своим шагом.
В доме 27 по Викторияштрассе, это в Берне, лежит в постели молодая женщина. За стеной скандалят родители, она это слышит. Зажав уши, она смотрит на фотографию на столике, где она девочкой присела на берегу, рядом мама и папа. У стены стоит каштанового цвета бюро, на нем фарфоровый умывальный таз. На стенах лупится, идет трещинами голубая краска. В ногах у девушки наполовину собранный открытый чемодан. Она смотрит на фотографию, вглядывается в будущее. Будущее манит ее. Она решается. Так и не собрав вещей, она выбегает из дома, где замешкалась ее жизнь, и прямиком устремляется в будущее. Пролетают год, пять лет, десять, двадцать, и наконец она тормозит. Но она так разбежалась, что остановиться получается только в пятьдесят лет. Она толком даже не разглядела промелькнувших событий. Лысеющий адвокат, от которого она забеременела, потом он ее оставил. Смутный год в университете. Какое-то время квартирка в Лозанне. Подруга во Фрибуре. Редкие наезды к постаревшим родителям. Больничная палата, где умерла мать. Провонявшая чесноком сырая комната в Цюрихе, где умер отец. Письмо от дочери, живущей где-то в Европе.
У женщины перехватывает дыхание. Ей пятьдесят лет. Она лежит в постели, старается припомнить свою жизнь, смотрит на фотографию, где она девочкой присела на берегу, рядом мама и папа.
17 июня 1905 г
В Берне утро, вторник. Толстопалый пекарь на Марктгассе сердито выговаривает женщине, что она не расплатилась за прошлый раз, машет руками, она же втихомолку складывает в сумку сдобные сухари. За порогом булочной ребенок на роликовых коньках, клацая по камням мостовой, спешит за мячом, брошенным из окна. На восточном углу Марктгасссе. на пересечении с Крамгассе, стоят под аркадой, тесно прижавшись друг к другу, мужчина и женщина. С газетами под мышкой мимо проходят двое мужчин. В трехстах метрах к югу над Аре парит птица.
Мир замирает.
Пекарь смолкает на полуслове. Мальчик застывает в шаге, мяч повисает в воздухе. Мужчина и женщина под аркадой застывают в скульптурную группу. Как и двое прохожих, чей разговор обрывается, словно на граммофоне подняли иголку. Птица застывает, повиснув над рекой, как бутафорская.
Через микросекунду мир трогается дальше.
Пекарь продолжает браниться, словно ничего не произошло. Все так же мальчик спешит за мячом. Мужчина и женщина теснее прижимаются друг к другу. Двое прохожих продолжают обсуждать рост цен на мясном рынке. Птица, взмахнув крыльями, завершает круг над Аре.
Идут минуты, и мир снова запинается. Потом срывается вперед. Запинки. Рывки.
Что представляет собой этот мир? В этом мире время не идет сплошняком. В этом мире время прерывисто. Время есть протяженность нервных волокон: издали оно кажется сплошным, вблизи же прерывистым, между волокон есть микроскопические зазоры. Нервное возбуждение действует в одном отрезке времени, натыкается на обрыв, проскакивает пустоту и возобновляет свою работу в следующем отрезке.
Эти разрывы времени настолько крохотны, что одну-единственную секунду надо невероятно увеличить и поделить на тысячу долей, и потом каждую долю поделить на тысячу долек, и только тогда обнаружится выпавшая крохотуля. Разрывы времени настолько крохотны, что они практически незаметны. С каждым новым рывком времени обновленный мир выглядит таким же, как прежде. В точности как прежде стоят и движутся облака, закладывают виражи птицы, протекают разговоры, мысли.
Отрезки времени стыкуются почти идеально, хотя и не совсем. При определенных обстоятельствах развитие событий может чуть сместиться. К примеру, в этот же самый вторник молодой человек и молодая женщина, обоим далеко за двадцать, стоят под уличным фонарем на Гербернгассе, там же, в Берне. Они познакомились месяц назад. Он безумно влюблен в нее, но поскольку он обжегся раньше, когда без всяких объяснений женщина оставила его, сейчас он боится любви. Он должен быть уверен в этой женщине. Он вглядывается в ее лицо,
