смесь звуков, какую издают лягушки-быки в тропиках.
На Огненной Земле и на Фолклендских островах я производил много наблюдений над низшими морскими животными, но они представляют преимущественно частный интерес. Отмечу только те факты, которые касаются некоторых зоофитов более высокого по своей организации подразделения этого класса. Некоторые роды (Fiustra, Eschara, Cellaria, Crisia и другие) сходны в том отношении, что к их ячейкам прикреплены своеобразные подвижные органы (такие же, как у Fiustra ovicularia, встречающейся в европейских морях). Этот орган в большинстве случаев очень похож на голову грифа, только нижняя челюсть может раскрываться гораздо шире, чем у настоящего птичьего клюва. Сама голова обладает значительной способностью двигаться на короткой шее. У одного зоофита голова была неподвижна, но могла двигаться нижняя челюсть; у другого голову заменял треугольный колпачок с отлично подогнанной опускающейся крышечкой, которая соответствовала, очевидно, нижней челюсти. У большей части видов каждая ячейка была снабжена одной головой, но у некоторых их было по две на каждую ячейку.
Молодые ячейки на концах ветвей этих кораллин содержат совсем еще незрелых полипов, однако прикрепленные к ним грифьи головки хоть и малы, но вполне развиты. Когда я иголкой извлекал полипа из какой-нибудь ячейки, эти органы, казалось, ничуть не страдали. Когда я отрезал от ячейки одну из грифьих головок, нижняя челюсть сохраняла сбою способность открываться и закрываться. Наиболее своеобразная черта в их строении состояла, пожалуй, в том, что когда на какой-нибудь ветви имелось больше двух рядов ячеек, то хотя средние ячейки и были снабжены придатками, но размеры придатков были вчетверо меньше, чем у краевых головок. Характер их движения был различен у разных видов; впрочем, у одних я не замечал ни малейшего движения, тогда как другие, обыкновенно широко раскрыв нижнюю челюсть, колебались взад и вперед, причем каждое колебание продолжалось около пяти секунд; были и такие, которые двигались быстро и порывисто. Будучи тронут иголкой, клюв обыкновенно захватывал ее кончик так крепко, что можно было трясти всю ветвь.
Эти придатки не имеют никакого отношения к образованию яиц или почек, поскольку сами они образуются раньше, чем в ячейках на концах растущих ветвей появляются молодые полипы; так как они движутся независимо от полипов и, по-видимому, никак с ними не связаны, а также имеют различные размеры во внешних и во внутренних рядах ячеек, я почти не сомневаюсь, что в своих функциях они связаны скорее с роговой осью ветвей, чем с полипами ячеек. Мясистый придаток на нижнем конце морского пера (описанного в главе о Баия- Бланке) также представляет собой часть всего зоофита в целом, точно так же как корни дерева составляют часть всего дерева, а не отдельного листа или цветочных почек.
У другой изящной маленькой кораллины (Crisia?) каждая ячейка была снабжена щетинкой с длинными зубчиками, обладавшей способностью быстро двигаться. Обыкновенно каждая из этих щетинок, так же как и каждая грифья головка, двигалась совершенно независимо от прочих, но иногда они двигались одновременно — то все по обеим сторонам, то только на одной стороне; иногда же они двигались в правильной последовательности одна за другой. Все эти движения ясно показывают, что, хотя зоофит и состоит из тысяч отдельных полипов, передача воли в нем так же совершенна, как у любого единичного животного. Впрочем, так же обстоит дело и с морскими перьями на берегу в Баия-Бланке, которые при прикосновении втягивались в песок.
Укажу еще один пример единообразного действия, правда, совершенно иного характера, у зоофита, весьма близкого к Clytia, а следовательно, очень просто организованного. Я держал в миске с соленой водой большой пучок этих зоофитов, и всякий раз, когда я тер в темноте какую-нибудь часть ветви, все животное начинало сильно фосфоресцировать зеленым светом; кажется, никогда не видал я ничего красивее в этом роде. Но замечательно было то обстоятельство, что вспышки света всегда передвигались вверх по ветвям, от их основания к концам.
Мне всегда было очень интересно заниматься исследованием этих колониальных животных. Что может быть замечательнее организма, имеющего вид растения, но производящего яйцо, которое может плавать, выбирать удобное место для прикрепления и давать затем от себя ветви, каждая из которых усеяна бесчисленными отдельными животными часто весьма сложной организации? Более того, ветви, как мы только что видели, иногда обладают органами, способными двигаться и в то же время независимыми от полипов. Каким ни удивительным всегда будет нам казаться это объединение отдельных особей на общей опоре, но то же самое являет нам каждое дерево, ибо почки следует рассматривать как отдельные растения. Однако полипа, снабженного ртом, кишечником и другими органами, естественно рассматривать как отдельную особь, тогда как индивидуальность листовой почки не так легко постижима; поэтому объединение отдельных особей в одно общее тело поражает нас сильнее у кораллины, чем у дерева.
Сущность колониального животного, в котором отдельные особи в некоторых отношениях не вполне самостоятельны, легче понять, вспомнив об образовании двух различных существ из одного, когда его разрезаешь пополам ножом или же когда сама природа разрешает задачу такого деления пополам. Мы можем рассматривать полипы у зоофита или почки на дереве как такие случаи, когда деление особи не доведено до конца. Совершенно безусловно для дерева, а судя по аналогии и для кораллин, что отдельные особи, развившиеся из почек, по-видимому, теснее связаны между собой, чем яйца или семена со своими родителями. Ныне, кажется, уже твердо установлено, что растениям, развившимся из почек, свойственна обычная продолжительность жизни; кроме того, всякому известно, какие своеобразные и многочисленные особенности безусловно передаются почками, отводками и черенками — особенности, которые при размножении семенами либо никогда не обнаруживаются, либо лишь в редких случаях.
Глава Х. ОГНЕННАЯ ЗЕМЛЯ
Огненная Земля, первое прибытие
Бухта Доброго Успеха
Огнеземельцы на корабле
Встреча с дикарями
Лесной пейзаж
Мыс Горн
Бухта Вигвамов
Жалкое положение дикарей
Голод
Людоеды
Матереубийство
Религиозные чувства
Сильный шторм
Канал Бигля
Пролив Понсонби
Сооружение вигвамов и поселение огнеземельцев
Раздвоение канала Бигля
Ледники
Возвращение на корабль
Вторичное посещение населения
Равенство между туземцами
17 декабря 1832 г. — Покончив с Патагонией и Фолклендскими островами, я опишу теперь наше первое прибытие на Огненную Землю. Вскоре после полудня мы обогнули мыс Сан-Диего и вышли в знаменитый пролив Ле-Мер. Мы держались близко к берегу Огненной Земли, но среди облаков виднелись очертания суровой, негостеприимной Земли Статен. Во второй половине дня мы бросили якорь в бухте Доброго Успеха. При входе в бухту нас приветствовали туземцы — таким способом, какой подобал жителям этой дикой страны. Группа огнеземельцев, отчасти скрытая дремучим лесом, сидела на утесе, нависшем над морем, и, когда мы проплывали мимо, они вскочили и, размахивая своими рваными плащами, принялись испускать громкие, зычные крики. Дикари последовали за кораблем, и перед самым наступлением темноты мы увидели их костер и вновь услышали дикие крики. Бухта представляет собой живописное водное пространство, наполовину окруженное низкими, округленными горами из метаморфического глинистого сланца, покрытыми до самой воды густым, мрачным лесом. Одного взгляда на этот ландшафт было достаточно, чтобы я понял, как сильно отличается он от всего, что я когда-либо видел. Ночью дул свежий ветер и с гор на нас неслись сильные шквалы. Нам пришлось бы плохо в это время в открытом море, и мы, как и другие мореплаватели, имели все основания назвать наше убежище бухтой Доброго Успеха.
Утром капитан направил отряд с целью завязать сношения с огнеземельцами. Когда мы подъехали на расстояние человеческого голоса, один из четырех туземцев вышел навстречу нам и стал отчаянно кричать, желая указать нам, где высадиться. Когда мы вышли на берег, дикари, казалось, несколько встревожились, но продолжали разговаривать и чрезвычайно быстро жестикулировать. То было, безусловно, самое странное и любопытное зрелище, какое я когда-либо видел; я не представлял себе, как велика разница между дикарем и цивилизованным человеком — она больше, чем между диким и домашним животным, поскольку у человека больше способности к усовершенствованию. Переговоры вел главным образом старик, по-видимому, глава семейства; трое остальных были сильные молодые люди, ростом около 6 футов. Женщины и дети были отосланы прочь. Эти огнеземельцы совершенно не похожи на тщедушную и жалкую расу людей, живущих дальше на запад; они ближе к знаменитым патагонцам Магелланова пролива. Единственную их одежду составляет плащ, сделанный из шкуры гуанако, шерстью наружу; этот плащ они набрасывают на плечи, так что тело их столь же часто бывает обнажено, как и прикрыто. Кожа у них медно-красного цвета.
У старика вокруг головы была повязка из белых перьев, сдерживавшая отчасти его черные грубые и спутанные волосы. Лицо его пересекали две широкие поперечные полосы: первая, нанесенная яркой красной краской, шла от одного уха к другому и захватывала верхнюю губу, вторая, белая как мел, тянулась выше первой и параллельно ей, так что даже веки были выкрашены. Двое других мужчин были разукрашены полосками черной пудры, приготовленной из древесного угля. Вся группа в целом была очень похожа на чертей, появляющихся на сцене театра в представлениях вроде «Волшебного стрелка».
Самая поза их была какая-то униженная, а выражение лиц недоверчивое, изумленное и испуганное. После того как мы подарили им ярко-красной материи, они тотчас же повязали ее вокруг шеи и стали нашими приятелями. Это выразилось в том, что старик стал похлопывать нас по груди и производить какие-то кудахчущие звуки, вроде тех, что издают люди при кормлении цыплят. Я прогулялся со стариком, и он повторил это доказательство своей дружбы несколько раз, а в заключение отпустил мне три сильных шлепка — по груди и по спине одновременно. Затем он обнажил свою грудь, чтобы и я ответил ему такой же любезностью: я исполнил это, и он был, казалось, чрезвычайно доволен. Если исходить из наших понятий, язык этих людей едва ли заслуживает названия членораздельного1. Капитан Кук сравнивает его со звуками, которые издает человек, прочищая горло, но, конечно, ни один европеец, даже прочищая горло, никогда не издавал такого количества хриплых, гортанных и щелкающих звуков.
Они прекрасно умеют подражать: стоило кому-нибудь из нас кашлянуть, зевнуть или сделать какое-нибудь необычное движение, как они немедленно все это повторяли. Кое-кто из нас начал было косить глазами; но одному из молодых огнеземельцев (у которого, все лицо, кроме белой полосы поперек глаз, было выкрашено в черный цвет) удалось состроить еще более отвратительные гримасы. Они могли совершенно правильно повторять каждое слово в любой фразе, с которой мы к ним обращались, и некоторое время помнили эти слова. А ведь мы, европейцы, все знаем, как трудно различать. отдельные звуки в речи на чужом языке. Кто из нас, например, уследит за фразой, произносимой американским индейцем и состоящей
