предплечья до солнечного сплетения, но он все еще был жив.
Как и я, он отчаянно хватался за жизнь, и мне почему-то стало жаль этого сталкера. Может дело в этом сходстве? А может я просто снова стал тем Спамом, каким был до ходки за головой Стекольщика…
Аккуратно обойдя умирающего адептовца, я продолжил путь.
Дверь…
А за дверью свежий воздух, робкие лучи солнца, едва заметно скользящие по буроватой траве. Там жизнь.
Я старался как можно быстрее выбраться из этого здания, ставшего склепом для стольких людей.
Я пытался откреститься от всего, что здесь произошло.
Наружу. Только вперед, к двери…
Шаги уже не отдавались эхом. Теперь я шел по залитому кровью полу.
Вот до двери остается несколько шагов. Вот и выход…
Ударом ноги, я распахнул дверь, и оказался на улице.
Тонущий в тумане двор бывшей метеостанции, ставшей лагерем для воинов Адепта, был пуст. Пуст, словно никого не было здесь. Ни одной живой души.
Только я один.
Выставив перед собой автомат, я спустился с крыльца, и медленно пошел вдоль бетонных швеллеров, у которых вчера вечером разворачивался бой.
Только теперь, при дневном свете я смог понять, чем был когда-то этот лагерь — определенно метеостанцией. Вот и вышки, переделанные под наблюдательные посты, когда-то выполняли совсем иные функции.
Я взглянул влево, где за невысоким ограждением забора была видна серебрящаяся в первых рассветных лучах река.
Припять…
Как же давно я не был в этих местах.
Помнится в последний раз я проходил вдоль реки очень давно. Как же выглядит Припять с этого берега?
Любопытство взяло верх. Перебравшись через ограждение, и обойдя неумело расставленные адептовцами мины, я оказался на заросшем бурьяном склоне, под которым, метрах в десяти, бурлила речная вода, омывая перевернутую баржу. Со временем быстрые воды нанесли ила и мусора, и сейчас большая часть баржи была погребена под этой горой, напоминая врезающийся в водную гладь островок.
Почти сразу я увидел и аномалию, отшвырнувшую баржу так далеко— огромный «трамплин», шириной в половину реки.
Аномалия возникла прямо над речной гладью, и время от времени я замечал, как с шипением разлетались веером брызг поднявшиеся слишком высоко волны.
Припять…
За годы, что я провел в зоне, мне ни разу не доводилось наблюдать за рекой с такого ракурса. Ни разу я не видел эту странную баржу, опрокинутую мощнейшей аномалией.
Только теперь я почувствовал всю мощь Зоны. Одно дело, когда аномалии опрокидывают джипы и БТРы вояк, когда те предпринимают вылазки, и совсем другое — баржа, весом под двести тонн, если не больше.
А потом взгляд уловил размещенный на берегу, прямо под обрывом, генератор, толстые кабели которого вели к основному комплексу. Видимо еще до прихода адептовцев здесь располагался один из лагерей ученых, которые ставили опыты и наблюдали за гигантской аномалией.
А потом пришли воины адепта, и за несколько часов лагерь превратился в очередную станцию слежения.
Я обернулся, разглядывая вырисовывающийся на фоне поднимающегося из-за горизонта солнца армейский вертолет, на котором прибыли нападавшие.
Грамотно сработано — военные сталкеры, охраняющие ученых, приняли их за своих, и позволили приземлиться.
Я глубоко вздохнул, и снова обратил взгляд на баржу. Что-то в этой затянутой илом посудине было не так. Что-то не давало мне покоя.
Я несколько минут неотрывно смотрел на колышущуюся траву, и, наконец, понял, что меня насторожило. От баржи в сторону обрыва перемещалась полупрозрачная фигура химеры.
Мой ангел-хранитель. Я усмехнулся, глядя, как мутант взбирается по отвесному склону, и обернулся к лагерю. То, что я увидел, показалось мне очередным видением — в нескольких десятках метров от меня стоял Стекольщик, облаченный в комбез военного сталкера.
Но это не было видение…
— Привет, парень. — Сталкер улыбнулся. — А я уж думал, что ты умер.
— Я был о тебе такого же мнения.
— Ну, я-то как раз жив. — Глаза стекольщика сверкнули.
Он еще крепче сжал приклад штурмовой винтовки, и шагнул в мою сторону. Что и говорить, я не был готов к поединку. Автомат висел на плече, и теоретически я мог дотянуться до него раньше, чем Стекольщик выстрелит.
Вот только на практике это могло и не сработать.
— А вот как тебе удалось выжить, парень? — Он оглядел разбросанные по двору тела адептовцев.
— Я везучий.
— Ах, ну да. Везунчик Спам. Как же я мог забыть о твоем прозвище. Я вижу, с момента нашей последней встречи ты успел подлечиться. Раны затянулись, верно?
— Затянулись. — Я кивнул. — Зона меня бережет.
— Зона? — Губы Стекольщика тронула улыбка. — Зона играет с тобой, как и я. Ты для неё — очередная игрушка. Думаешь, ублюдок, тебя невозможно убить?
Сталкер шагнул в сторону, и нажал на курок.
Тяжелые пули ударили мне в грудь, и я отлетел к самому обрыву. Но боли не было. Я не почувствовал, как свинец входит в тело, и понял почему — артефакты остановили пули.
Это могло показаться невероятным, но висящие на поясе артефакты сделали свое дело.
— Ты такой же, как и все. — Голос Стекольщика отразился эхом.
Он приближался, держа винтовку в правой руке, левой он извлек из за голенища нож. Он действительно был уверен, что тяжело ранил меня. Ну, чтож, пусть верит в это…
Я перевернулся на спину, и, что было сил, ударил противника ногами в живот, перекидывая через себя.
Стекольщик вскрикнул, выронил «G-36», и скрылся за кромкой обрыва. Вот так-то, сталкер — все познается в сравнении…
Серебристое лезвие ножа, словно ткань распарывало мягкую глину склона. Висящий над пропастью человек из последних сил сжимал рукоять клинка, но силы покидали его. Подняв голову, он с яростью взглянул на меня, и рывком подтянул тело вверх.
Ухватившись за торчащий из земли корень, Стекольщик выбрался наверх, и только теперь позволил себе отдышаться.
Я, тем временем, снял «калаш» с предохранителя и направил его в сторону сталкера.
— Тварь! — Стекольщик катался по траве. — Я тебя прирежу!
Повинуясь ярости, он вскочил на ноги, но, тут же, замер.
— Каково знать, что сейчас умрешь? — Я шагнул навстречу противнику. — Подумай об этом, потому что сейчас я убью тебя.
— И почему же? — Сталкер, не опуская ножа, двигался по краю обрыва.
— Потому, что ты убил Серого. Ты убил Артура. Ты предал всех.
— Да неужели? — Стекольщик усмехнулся. — Ты, небось, и Артура ангелом считаешь. Как же? Великий сталкер!