— Ты больше не крестьянская девочка, которая бродила по деревням. Ты придворный музыкант и должна соответственно выглядеть, — смеясь, заявила Квиста.
— Мне было во много раз удобнее в моей крестьянской одежде.
Квиста энергично затрясла рыже-каштановыми кудрями:
— Послушай, что я скажу тебе. Я знаю, ты нервничаешь из-за того, что сегодня вечером сюда приедет отобедать со своей матерью король. Не нужно волноваться. Важно одно: твоя игра уже пришлась по душе королеве.
— Значит, совершенно не имеет значения, одобрит ли ее сын мою игру или нет?
Квиста похлопала Ривен по плечу:
— Не нужно бояться, что ее величества выгонит тебя на улицу, если вдруг ты не понравишься королю. Даже если король Броун скажет, что ты ужасно играешь, он уважает свою мать, считается с ее мнением, а она, конечно же, оставит тебя при себе. Так с какой стати тебе бояться?
Ривен оглядела свой новый наряд.
— Тогда зачем вы разодели меня так, словно собираетесь продать на ярмарке?
— Только потому, что приближается время Смотрин и я хочу, чтобы ты произвела хорошее впечатление, — лукаво сказала Квиста.
— Смотрины? — Ривен удивленно изогнула тонкую, темную бровь и в изумлении посмотрела на свою новую подругу: — Я не понимаю о чем ты!
— Ну и ну, Ривен, иногда ты говоришь такое, что может показаться, будто ты всю жизнь прожила в пещере. Ты, конечно, знаешь, что в этом году король должен выбрать себе невесту.
— Да… Альбин что-то говорил об этом.
— Выбор невесты или Смотрины — это церемония, на которую съезжаются самые красивые девушки со всей страны, да и со многих других земель тоже, чтобы бороться за право стать невестой короля. Теперь ты понимаешь, зачем тебе стоит произвести хорошее впечатление на короля Броуна? — И Квиста многозначительно подмигнула.
— Здесь, в Зелете, мы обыкновенная прислуга. Ведь не хочешь же ты сказать, что он может выбрать кого-нибудь из нас?
— Жизнь и надежда едут верхом на одном осле. Так он нашел Леану, свою первую супругу. Она была простой деревенской девушкой: полненькая, с хорошеньким личиком. И если бы бедняжка не умерла от родов, то сидела бы на троне возле него сейчас, в эту самую минуту. Альбин, конечно, замечательный, но зачем нам, девушкам, связывать себя с неотесанными парнями вроде него, когда на крючок может попасться рыбка покрупнее?
— Вот сейчас я совсем не понимаю, к чему ты клонишь, — воскликнула Ривен. — Какое отношение Альбин может иметь к церемонии Смотрин?
Квиста пожала плечами.
— Естественно, никакого. Если не считать того, что он вечно находит предлог приехать сюда, в Зелету, и таращить на тебя глаза.
Ривен переступила с ноги на ногу.
— Альбин мой друг, вот и все. И вовсе он не таращит на меня глаза. Просто рассказывает мне всякие вещи. Как-то Альбин, кстати, упомянул, что король уже нашел себе новую невесту — принцессу стьюритов.
— Сплетни. Кто знает, что готовит нам завтрашний день? — Квиста подскочила к ней и расправила складки на платье Ривен. — Ну вот, так оно гораздо лучше ложится на груди. Никогда не повредит создать о себе хорошее впечатление.
Вечером в одном из уютных залов Зелеты Броун и Киллип неторопливо наслаждались обедом.
— Ты выглядишь усталым, — Киллип наклонилась к сыну и дотронулась до его руки.
— Было слишком много дел.
— Их всегда много, — заметила Киллип, — но не заботы о дворце тебя тревожат. — Она взглянула на золотой венец у него на голове: — Камни стали тяжелы.
— Они никогда не были легкими, мама.
— Да, не были, но раньше тебе было гораздо легче носить их. — Она покачала головой, такой же красивой и золотоволосой, как у сына, только сейчас золото перемежалось седыми прядями. — С каждым годом камни доуми все больше тяготят тебя.
Бросив салфетку на стол, Броун ласково поддразнил ее:
— Все не так уж плохо. Я еще молод, а вовсе не тот высохший старик, каким ты меня изобразила.
Киллип нахмурилась и отвела глаза в сторону, глядя сквозь клумбы с лавандой в сад, посеребренный лунным светом. Потом всеобъемлющим жестом обвела вокруг и произнесла:
— Хотелось бы знать, что сказал бы твой отец, увидев все это.
Броун подождал, пока девушка, прислуживавшая им, поменяет блюда, потом ответил:
— Я надеюсь, что он бы гордился тем, что мы сделали.
— Ты говоришь мы, не имея в виду нас с тобой, — Киллип постучала по столу длинными пальцами, — это вы с Фэйрином все изменили. Боюсь, что твоему отцу он бы не понравился.
— Фэйрин из тех, кого редко любят.
— Он загадочный и могущественный, иногда даже наводящий ужас, но не тот, кого можно любить. О да, в этом ты прав. — Все еще нахмурив брови, Киллип налила в тонкие чашки травяной чай. Глядя на душистый пар, который поднимался от золотых ободков, она прошептала: — Я помню день, когда Фэйрин впервые появился у наших ворот. Совсем недавно умер твой отец, а я была так несчастна и одинока.
Киллип замолчала, и ее мягкие голубые глаза подернулись дымкой. Броун смотрел на нее и тоже воскрешал в памяти этот день. Он должен был пойти к Бью, своему наставнику по боевым искусствам, чтобы тот научил его владеть палашом. Но Бью был слишком занят, чтобы возиться с мальчиком, и отослал его назад. Юный Броун шел домой со спортивной площадки, пинал ногами комья грязи и мечтал о том, что будь жив его отец, Бью нашел бы часок свободного времени.
— Твоя мать и ее слуги сейчас воюют, мой мальчик, — раздался вдруг глубокий голос, — у них не хватает ни времени, ни сил заниматься с тобой. Но они есть у меня. Возьми меня за руку, и тогда ты столько узнаешь сегодня о битвах на мечах, сколько тебе и не снилось.
Мальчик резко запрокинул голову и остолбенел, словно ноги его вросли в землю. Сначала высокая, худая фигура стоящего перед ним испугала его, поскольку длинный черный плащ человека напомнил ему гигантского ворона или даже просто зловещее карканье, которым эти наводящие ужас птицы смерти, иногда кружившие по небу, предвещают пришествие мрачных времен.
Но потом взгляд Броуна встретился со взглядом Фэйрина, и тут мальчик пропал. Казалось, что всепроникающий взор серых глаз мага вытягивает из него душу и читает ее, как страницу, на которой еще не успели высохнуть чернила. Теперь король подозревал, что Фэйрин заманил его в ловушку своих чар. Но даже без помощи своей магии колдун мог бы легко завоевать сердце мальчика, думал Броун, возвращаясь в настоящее. После смерти отца Броун был предоставлен сам себе. Фэйрин предложил ему свою твердую поддержку, готовый совет и, наконец, цель, которая казалась мальчику героической и благородной.
— После смерти твоего отца все развалилось, — говорила Киллип. — Я не знала, как одновременно стать тебе и отцом и матерью, поэтому, когда Фэйрин предложил взять на себя заботы о твоем воспитании, я согласилась. Несмотря на свою суровость, он выглядел образованным человеком. Я никогда не думала, что его уроки приведут тебя к тому, что ты отнимешь власть у доуми.
— Я тоже не думал об этом. Но он всегда подогревал мои амбиции и направлял мои стопы по этому пути.
Киллип поставила чашку на стол и серьезно посмотрела на Броуна:
— Скажи мне откровенно, сын мой, ты никогда не раскаивался в том, что произошло? Не хотелось ли тебе когда-нибудь, чтобы этот человек никогда не нашел наших дверей, а ты бы вырос и стал обыкновенным вождем племени, таким же, как и твой отец?
Броун некоторое время обдумывал свой ответ.
— Нет, когда я вижу, что мой народ живет счастливо и благополучно, я ни о чем не жалею. Однако я допускаю, что бывают минуты — как правило, они наступают глубокой ночью, — когда бодрствующий мир
