всех находившихся на их территории представителей благородных, ввели военное положение и на всю страну официально объявили, что поддерживают законную власть против узурпаторов. В королевстве начались волнения, Совет, по слухам, активно обсуждает создавшуюся обстановку, но пока решительных мер не предпринимает, выжидает. А вот проклятые рода, не надеясь на то, что враг покорно сдастся, активно готовятся к началу войну, по привычке называя её восстанием. Прежний план всё ещё в силе, хотя некоторые считают, что теперь Челси наверняка наглухо перекрыл все подступы к Башне Совета, где находится пресловутый камень.
Федька объявился ровно через две недели после моего возвращения в сознание, в тот редчайший (точнее, первый) момент, когда я была одна — Алила готовила обед, а Ладимир вышел. Брат уселся на край кровати, презрительно на меня посмотрел и заявил:
— Может, хватит валяться?
Я обалдела от такой наглости, а он продолжил:
— А то пока кто-то тут отлёживается, упиваясь горем, другие пашут, как пр
— И много эти другие напахали? — поинтересовалась я.
— Да. Мы собираемся ударить сразу в нескольких ключевых точках, чтобы обрубить гидре все головы одним ударом…
Я не сдержалась и фыркнула:
— Кто тебя таким словам научил?
— Хватит ржать! — обозлился Федька. — Что-то непохоже, что ты горишь мщением, а, между прочим, это ты была девушкой Андрея, а не я!
Я перестала улыбаться, подавила законное желание придушить собственного брата, отвернулась и вылезла из кровати.
— Ну вот, уже лучше, — довольно выдал брательник. — Это мне Адим подсказал, что надо тебя как- то расшевелить.
— Ну спасибо! Значит, он посоветовал сказать мне гадость! Я была о нём лучшего мнения, — я вышла из ступора, одёрнула ночнушку, зашла за ширму и открыла сундук с платьями.
— Он сказал, что тебе нужна встряска. Но поскольку никто из них не сможет сказать тебе что-то такое… — невозмутимо пояснил Фёдор.
— Он хорошо выбрал! — возмутилась я. — Только родной брат может так плюнуть в сторону сестры!
— Славка! Извини.
От удивления я выглянула из-за ширмы. Федя хмуро уставился на меня:
— Чего?
— Я не ослышалась?..
— Нет! Только не надо, как в тупых американских фильмах: я не расслышал, повтори громче!
— Да ладно. Я вообще поражена самим фактом того, что ваше высочество изволило принести мне извинения… — я обвела взглядом кучу цветастых тряпок и сказала: — Ты не мог бы попросить Алилу принести мне чёрное платье?
Федька тяжко вздохнул и покинул комнату. Я уселась на вынутую из сундука одежду и подумала, что он прав: отлёживаться в объятьях Ладимира, объедаясь совместными творениями Алилы и Алентины, безусловно, дико приятно и полезно в отношении душевного и телесного здоровья. Но абсолютно некрасиво по отношению к памяти Адрея и ко всем тем людям, которые вынуждены думать не о насущных пролемах, а о жалкой эгоистке, которая трусливо спряталась от действительности.
Скрипнула дверь, и Ладимир встревожено позвал:
— Слава!
— Я здесь, — отозвалась я.
Только он зашёл за ширму, как снова скрипнула дверь, и раздался дикий вопль:
— Слава? Лад! Слава пропала!
— Мы здесь, — успокоил её Ладимир.
Алила подлетела к нам, уронила на пол ворох платьев.
— Ой, какая ты прелесть без одеяла! — она всплеснула руками и с размаху плюхнулась рядом. — Здорово, что ты выбралась из постели! Но почему чёрное? Ты сейчас бледная, тебе нужен какой-нибудь другой оттенок…
— Чёрный — цвет траура, — спокойно пояснила я.
— Бледно-лиловый, — машинально поправила Алила, потом посмотрела на меня: — Ой! Хотя чёрный тебе всё-таки больше пойдёт…
— Я не хочу, чтобы мне что-то шло, — отрезала я и встала на колени перед сундуком. — Здесь было бледно-лиловое, — я выудила закрытое платье без отделки (забавно, я всё время искала что-то в этом роде, и вот оно само нашло меня). Встряхнула, разворачивая, Лад встал и отступил за ширму.
— Я тебе помогу, — Алила расстегнула платье, помогла надеть и тяжело вздохнула. — Село, как на тебя сшито.
— Ну и хорошо, — я одёрнула платье, хотя в этом и не было необходимости, и спросила: — У тебя не найдётся ещё белья и обуви? Все мои вещи остались в том мире.
— Есть! Всё есть! — обрадовалась моему интересу Алила. — Я ещё полмесяца назад попросила сделать! Пойдём!
Алила схватила меня за руку и увлекла прочь из комнаты. Ладимир последовал за нами, а я подумала, что с пассивным существованием покончено, и начинается новая жизнь, в которой мне придётся принимать решения и действовать.
Решать самой? Ха-ха! Только не когда рядом Алила и только не в отношении моего внешнего вида. Тем не менее, я проявила стойкость и добилась нормального белья, чулок и туфель, пресекла попытки накрасить себя и соорудить из волос нечто восхитительное и просто закрепила их заколкой.
Потом я устроилась с ногами на бескрайних просторах кровати Алилы и попросила Ладимира ввести меня в курс дела.
— Если не возражаешь, я позову твоего брата, — предложил он, прикрыл на секунду глаза и сказал: — Он сейчас придёт. Я мало знаю, не интересовался тем, что там у них происходит…
Алила засмеялась, обращаясь ко мне:
— Он со всеми ребятами из организации и с самим Витором вдрызг разругался! Поэтому не думаю, что они сами особо хотели с ним общаться!
— Если кто и разругался вдрызг, так это ты, — хмыкнул Ладимир и усмехнулся. — Слава, ты бы видела, что она там устроила. А сколько новых слов я узнал!
— Ну тебя! — Алила вытянула ногу и чуть пнула Ладимира. — А слова эти я сама недавно узнала от Славиного брата. И я по-прежнему считаю, что было подлостью отказывать Славе в поддержке. Пусть даже они только-только узнали, что она принцесса, и были в шоке!
— В этом я с тобой согласен, — немного мрачно сказал Ладимир.
Открылась дверь, послышались шаги, и из-за полога кровати показался хмурый (занятно, от этого его голубые глаза синеют) Адрей-Синеглазка. Он поднял голову, увидел меня, его лицо мгновенно просветлело, и он одним прыжком оказался на кровати и сжал меня в объятьях:
— Слава! Ты встала с постели! Урррааа!
— Ты меня сейчас задушишь, дорогой мой Синеглазка, — пробурчала я. Адреем я его теперь точно никогда называть не буду.
Он отпустил меня, взял за руки, умоляюще сказал:
— Слава, ты сможешь когда-нибудь простить меня? Я должен был поддержать тебя, а сам стоял и слушал, как Станти говорит тебе гадости!
— Проехали, что было, то прошло, — вздохнула я.
Он улыбнулся МОЕЙ улыбкой провинившейся дворняжки:
— О, Слава, ты самое нежное и доброе создание на свете!
— Ну тебя, я сейчас совсем не добрая, — отмахнулась я. — Давай-ка, садись и присоединяйся к
