Казалось, что подъем на вершину горы с бесчувственной девушкой на плече совершенно его не утомил. Корнелиус шел за монахом. Шествие замыкал аббат. Им приходилось нагибаться: этот туннель был построен тысячелетия назад людьми, чей средний рост редко превышал высоту дикой травы, которая когда-то покрывала равнины вокруг горы. Корнелиус шел, склонив голову в молчаливом почтении к тому, что ожидает его впереди, к Capelli Deus Specialis — часовне Божественного Таинства.
По мере приближения свет в конце туннеля становился все ярче. Теперь Корнелиус видел, что его стены и потолок украшены сотнями барельефов. Глаза монаха то и дело останавливались на отдельных изображениях: змея, обвивающая дерево, увешанное плодами; дерево, формой напоминающее знак Тау; мужчина, стоящий под его сенью… Кроме того, Корнелиус увидел серию грубо выполненных барельефов, изображающих пытки женщин: одну подвесили на дыбе, другую сжигали на костре, третью мужчины рубили мечами и топорами. Все женщины на барельефах были чем-то похожи. Для Корнелиуса они были одной и той же роковой женщиной. Вид ее мучений принес ему душевное успокоение. Корнелиусу вспомнился день незадолго до гибели его взвода. Направляясь в Кабул, они наткнулись на затерянный в пустыне древний храм. Там тоже были барельефы, изображающие кровавые, давно забытые ритуалы. Время и ветер сгладили грубые линии.
Ближе к концу туннеля изображения на стенах стали едва заметными. Тысячелетия стерли с камня барельефы подобно тому, как стерлись из памяти человечества давние события. Наконец вообще ничего невозможно было различить. Проход расширился, и Корнелиус, расправив плечи, вошел в пещеру, являющуюся преддверием часовни.
На мгновение красный свет, исходящий от жарко горящих в небольшом камине дров, ослепил монаха. Он моргнул, прищурил глаза и осмотрел пещеру. Здесь было теплее, чем в коридоре. Возле сложенного у дальней стены камина стояли в ряд четыре круглых точильных камня, установленные на деревянные рамы. За ними, чуть в стороне, виднелся еще один круглый камень, но большего размера. Он был привален к стене. Его диаметр был немного меньше среднего человеческого роста. Камень легко можно было бы принять за древний мельничный жернов, если бы не четыре жерди, вставленные, по-видимому, в отверстия, просверленные у его краев, и знак Тау, вытесанный в центре. Сначала Корнелиус подумал, что странный камень и есть Таинство. Он не понимал, в чем может быть его предназначение, но затем увидел глубокие прямые канавки, вытесанные в скальной породе внизу и вверху. Стена рядом была отполирована.
Монах понял — это дверь.
Таинство, должно быть, за нею.
На нижнем уровне горы библиотека замерцала столбами света возвращающихся читателей. Один из столбов светился вокруг Афанасиуса.
Осмотр библиотечных пещер и проверка оборудования заняли у стражников около часа. Только после этого было объявлено, что произошел технический сбой, и двери снова открылись для желающих.
Передний зал показался Афанасиусу непривычно ярко освещенным множеством световых аур. Монахи толпились, обмениваясь соображениями о случившемся.
Афанасиус увидел, как отец Томас выходит из аппаратной. На лице — выражение крайней сосредоточенности. Ему на пятки наступал отец Малахия, похожий на взволнованного гуся. Афанасиус быстренько отвернулся, боясь встретиться с другом взглядом и выдать себя. Вместо этого он крепче прижал папки к груди и, напустив на себя решительный вид, уставился во тьму. Сводчатый проход вел в главную часть библиотеки, где управляющий спрятал запретное знание.
128
Скрежет стальной канистры с горючим разнесся эхом по ангару. Катрина поставила последнюю канистру на пол возле распахнутых задних дверей белого автофургона. Она вспотела от сильного напряжения. Мышцы рук и ног жгло огнем, но женщина была благодарна этой боли. Она помогала отвлечься от ее горя.
Габриель выпрыгнул из фургона, схватил канистру с горючим и, подняв, положил ее возле большой кучи вещей, собранных отовсюду. Здесь были мешки с сахарным песком, свернутые одеяла, кипы полипропиленовых водопроводных труб и полимерной пленки — все, что взрывоопасно и огнеопасно, все, что при горении испускает много дыма. В центре этой аккуратно сложенной кучи виднелись нейлоновые мешки с надписью KN03. В них находился нитрат калия — удобрение, часть которого уже была на пути в Судан. Теперь удобрение послужит другому делу.
Засунув последнюю канистру, Габриель посмотрел на измученное лицо матери. Она выглядела точно так же, как после смерти отца — горе смешалось с гневом и ужасом.
— Ты не обязана этого делать, — сказал Габриель.
Катрина взглянула на сына.
— Ты тоже не обязан, но делаешь.
Он посмотрел ей в глаза и понял, что боль в них вызвана не столько тем, что случилось, сколько тем, что может случиться. Габриель спрыгнул вниз.
— Мы не можем ее оставить. Если пророчество истинно, то она является крестом и, значит, в ее силах все изменить. Если мы ничего не сделаем, то ничего не изменится и все жертвы напрасны. Остаток жизни мы проведем, ежечасно оглядываясь. Они будут ее пытать и узнают обо всех, с кем она разговаривала. Затем кармины убьют ее и отправятся охотиться за нами. Я не хочу до конца своих дней скрываться. Надо закончить все здесь и сейчас.
Катрина посмотрела на сына мокрыми от слез глазами.
— Сначала они забрали твоего отца, — сказала она, — теперь деда.
Женщина потянулась и погладила сына по щеке.
— Я не могу позволить им забрать и тебя.
— Они этого не сделают, — вытирая пальцем слезу со щеки матери, заверил Габриель. — Это не самоубийство. После смерти папы я стал солдатом. Я смогу дать им достойный отпор. Научные споры ничего не изменят. Протесты снаружи Цитадели не разрушат стен… Но мы сможем…
Он сделал красноречивый жест в сторону груза автофургона.
Катрина еще раз взглянула на Габриеля и увидела в нем его отца, деда, себя… Она понимала, что спорить с ним бесполезно. К тому же у них было мало времени.
— Ладно, — произнесла она. — Мы сделаем это.
Габриель нагнулся и нежно поцеловал ее в лоб, едва коснувшись тубами. Лишь бы мать не подумала, что это прощание.
— Хорошо, — вытаскивая из автофургона черную спортивную сумку, сказал он. — Вот что тебе надо будет сделать…
129
Святой опустил тело девушки на пол возле камина и снял с крюка тонкий металлический прут. Он сунул прут в сердце огня и начал раздувать кузнечные мехи. Ритмическое завывание пламени заполнило пещеру. Огонь разгорелся еще ярче. Желтоватый отсвет затанцевал на точильных камнях. Аббат подошел к ближайшему из камней и, пожав плечами, избавился от сутаны. Материя, шелестя, упала на пол.
Корнелиус смотрел на сетку шрамов, покрывающих его тело.
— Ты готов причаститься к Таинству? — спросил аббат.
Монах кивнул.
— Тогда делай, как я.
Настоятель вынул церемониальный кинжал из деревянного распятия и, поставив ногу на педаль, стал вращать точильный камень. Он приложил лезвие к камню, и из-под металла вырвался сноп искр. Аббат водил кинжалом туда-сюда, не сводя глаз с затачиваемого лезвия. Следуя его примеру, Корнелиус
