только свои пятки лизать дозволяют. Эти бандиты на грабежах разжирели, на горе нашем.
Проценко задохнулся от ярости, но ничего не сказал в ответ. Он подтолкнул Зою вперед, а сам заторопился ко мне. Я в это время беседовал со Шпиталем о предстоящей диверсии партизан. Шпиталь знал о порядке движения немецких поездов и высказывал мнение, что партизанам будет трудно выполнить свою задачу.
— Немцы сильно охраняют железную дорогу, — говорил Шпиталь. — А перед проходом воинских эшелонов охрана еще больше увеличивается. По дороге все курсирует паровоз, проверяя исправность полотна.
— Партизаны знают об этом, — сказал я. — Все эти обстоятельства они наверняка учтут.
— Тише, — прошептал Шпиталь и дернул меня за руку. Он увидел идущего к нам Проценко в полицейской форме и прекратил разговор.
Проценко кипел и клокотал. Ругань Дарьи вывела его из терпения. Он подошел к нам и с возмущением начал говорить:
— Алексей Васильевич, я больше не могу. Что хотите со мной делайте, а от службы этой проклятой избавьте. Надоело мне выглядеть подлецом перед народом. Нет больше моего терпения. Брошу все и уйду в отряд. Не мучайте меня!
— Не я держу тебя в этой должности, Гриша, — попытался я успокоить Проценко. — Ты выполняешь поручение комитета.
— Вот вы и передайте мою просьбу комитету!
— Вечером тебе надо быть в городе, — сказал я Проценко. — Для нас с тобой есть задание: мы должны ночью потревожить немцев, чтобы они не чувствовали себя так свободно на нашей земле. Посторонние разговоры оставь и жди меня вечером в лавочке.
— Хорошо, Алексей Васильевич. — Проценко вздохнул и вытер холодный пот со лба. Он начал немного приходить в себя. — На сборные пункты поставлю своих людей, постараюсь все хорошо подготовить.
— Ты, Алеша, говорил, что в полиции служат наши люди? — спросил Шпиталь. — Это не тот ли парень, к которому попала жалоба на меня?
Я промолчал. Шпиталь понял, что коснулся запретной темы, и не стал допытываться. Вскоре мы простились со Шпиталем, и я поспешил в город. Вечером мы встретились на явочной квартире. Григорий был в приподнятом настроении. Казалось, что он уже забыл сегодняшнюю стычку с Дарьей.
— Я был на станции, — доложил Проценко. — Там все спокойно, никаких особенных перемен я не заметил. По графику сегодня ночью на восток пройдут два поезда. Один из них, должно быть, тот самый...
— Почему так мало поездов? — поинтересовался я.
— Где-то впереди взорван мост. Там скопилось много поездов.
— И кроме нас кто-то действует, — обрадовался я.
— Люди, оказывается, не сидят сложа руки.
— Люди работают, — улыбнулся Проценко. — Я как-то разговаривал с путевым обходчиком. Он сказал, что мост разрушили подпольщики. Но это, конечно, не сравнить с тем, что преподнесут сегодня фашистам партизаны Васи.
Проценко так же, как и я, не встречался с Васей, но молва о смелом партизане заворожила и его. Мы вместе порадовались партизанским успехам, тому, что наконец и наша группа начала действовать. Среди ночи мы услышали сильный взрыв и выскочили на улицу. В темном небе, поминутно увеличиваясь, алело зарево. До нас доносились взрывы, похожие на треск вскрывающегося льда реки, когда льдины стремительно сталкиваются друг с другом и рассыпаются в пенящейся воде. Через некоторое время все вдруг стихло, яркое зарево поблекло и свалилось за горизонт.
— Грохот был порядочный, — довольно сказал Проценко. — От эшелона, пожалуй, одни щепки остались.
Улицы Переяслава потряс пронзительный вой сирены. В городе поднялась невообразимая суматоха. Замелькали фары машин и мотоциклов, послышалась беспорядочная стрельба. За колонной машин с солдатами, лязгая гусеницами, прогрохотали танки. Немцы торопились к месту взрыва.
— С кем это они собираются воевать? — засмеялся Проценко. — Можно подумать, что в городе высадился десант.
— Судя по суматохе, удар пришелся в цель, — предположил я. — Очень уж запаниковали фашисты.
— Так им и надо, — зло проговорил Проценко. — Расположились на нашей земле, как дома. Молодец Вася, преподнес гадам пилюлю.
— Что же мы стоим? — спохватился я. — Нам тоже время действовать.
— Не беспокойтесь, Алексей Васильевич. Сейчас я дам сигнал. — Проценко вынул ракетницу и запустил в небо одну за другой две красные ракеты. Вслед за ракетами небо прочертила цепочка трассирующих пуль. В Переяславе стоял гарнизон, ночная стрельба и ракеты никого не удивляли. На выпущенные Григорием ракеты обратили внимание только те, для кого они предназначались. Через пять-десять минут после этого центр города осветило большое зарево. Снова поднялась стрельба, засуетились немецкие патрули.
— Хорошо горят списки, — сказал Проценко. — Мобилизация временно отменяется... Пока разошлют повестки и составят новые списки, пройдет немало времени. Многие молодые люди сумеют спастись от рабства.
Этой же ночью мы с Григорием вернулись в Козино. Если назавтра немцы вздумают устроить проверку, то мы окажемся вне подозрений: были дома, никуда из села не отлучались. По дороге встретили подпольщика Василия Диченко. Он участвовал в подрыве немецкого эшелона и тоже торопился в село, чтобы замести следы. Диченко-то и рассказал нам, как проходила операция.
На седьмом километре железнодорожное полотно круто огибает большую глубокую котловину. Берега котловины изрезаны крутыми оврагами, за ними тянется густой лес. Котловина зимой и летом почти до краев заполнена сточными водами. По другую сторону дороги далеко простирается ровная степь. По этой стороне располагаются сторожевые будки. Когда готовились к операции, Вася предположил произвести взрыв на этом повороте. Некоторые засомневались:
— Здесь сильная охрана, почти совсем открытая местность. Можно провалить дело.
— Это самое подходящее место, — настаивал Вася. — Какой толк валить эшелон на равнине. Нам надо обрушить его в овраги, поэтому будем готовить взрыв на повороте.
Подбирались к полотну мы с большим трудом. Опушка леса у оврага огорожена колючей проволокой, через которую пропущен электрический ток. Часовой стоял на возвышении, и ему хорошо были видны все подходы к железнодорожному полотну. Но все-таки в сумерках мы незаметно проползли к зацементированным кюветам и залегли. Долго сидели и наблюдали за часовым. Перемерзли порядочно, но никто даже не пошевелился. Мы находились так близко от охраны, что хорошо слышали шаги часового.
— Вася, долго ли мы будем сидеть? — нетерпеливо спрашивает кто-то. — Потеряем время и не успеем заложить взрывчатку. Эшелон может проскочить в любую минуту.
— Эшелон от нас не уйдет, — уверенно говорит Вася, — сидите тихо и ждите.
Когда наконец появился одинокий паровоз, все облегченно вздохнули. Паровоз сильными прожекторами освещает полотно дороги, идет осторожно, ощупывая каждый стык рельсов. Мы знаем, что за ним движется воинский эшелон, и готовимся встретить его. Вася отдает короткий приказ:
— Минер идет со мной. Ты, Диченко, уберешь часового. Подберись к нему сзади и окликни. Когда обернется, действуй. Тут и я подоспею на помощь. Пока мы управимся с часовым, минер сделает свое дело. Пошли!
Операция прошла довольно быстро. Оглушенного часового мы с Васей бросаем в ров, тут же появляется минер. Он управился мгновенно. Мы возвращаемся на свое место и укрываемся за цементными стенами кювета.
— В двух местах заложил? — спрашивает Вася у минера.
— Так точно, товарищ командир! — бодро отвечает минер.
— Мины должны взорваться одновременно, — вслух размышляет командир. — Паровоз споткнется, и весь состав полетит с обрыва.
— Так и будет, товарищ командир, — подтверждает минер.
