— Я слушаю вас, — спокойно сказал майор, — рассказывайте.
— О чем же вам рассказывать, дорогой майор? — ехидно спросила девушка. — Это вы должны объяснить мне, почему меня задержали. Вам придется плохо, если командующий фронтом узнает, как вы поступили с Беловой. Вы унижаете достоинство бойца, защитника Сталинграда.
— Мы хорошо знаем Людмилу Белову. Она, действительно, героиня, и все уважают ее. Но вы — не Белова, а просто плохой исполнитель ее роли. Это так, как бы вы ни старались забыть свое настоящее имя.
— Я не понимаю вас, — возмутилась допрашиваемая. — Как вы смеете оскорблять меня?
— Конечно, вам было трудно вникать в новую роль, — продолжал майор, как бы не слыша ее вопроса, — сочувствую.
— Меня удивляют ваши слова. Объясните, наконец, в чем дело?
Родионов внимательно наблюдал за выражением лица «Беловой». Внешне она казалась спокойной, но опытный глаз следователя по еле заметным штрихам растерянности увидел страх в застывшем облике самозванки.
— Вы зря пытаетесь проявить свой характер, — тем же спокойным тоном продолжал майор, — совершили преступление, будьте готовы отвечать за него.
— Я, что ли? — воскликнула «Белова» и привстала со стула.
— Садитесь, — властно прервал Родионов. — Садитесь и слушайте. Вчера под предлогом получения медикаментов вы сумели выбраться из штаба и по радио связаться со своим шефом. Вам было поручено с картой перейти через линию фронта. Когда вы ночью пришли взять свой «трофей», то встретились с нами.
— Какая там карта? Я пришла проститься с любимым человеком.
— Что? — удивился майор. — С любимым?
— Да, да! Почему это вас удивляет? Я любила сержанта и не вижу здесь ничего странного. Некоторые любят майоров, но для меня чины не имеют значения. Если понравится, то и обезьяну полюбишь.
— Вот теперь вы заговорили на своем языке. Для вас что человек, что обезьяна — одно и то же. О любви и речи быть не может. Вы умеете только ненавидеть, — майор встал, подошел к ней и, извинившись, снял с рукава девушки волосинку.
Родионов вынул чистый лист бумаги, разложил на нем волоски и долго разглядывал их через лупу. «Белова», сидевшая до сих пор спокойно, начала волноваться. Она заметно побледнела, ерзала на стуле и кусала губы. Майор закончил осмотр и положил перед шпионкой лист бумаги с волосками.
— Которая из этих волосинок ваша? — спросил он.
— В таких делах я не разбираюсь. Вы специалист, вы и определяйте.
— Что ж, я помогу вам. Все эти три волосинки — ваши. Надеюсь, понимаете, в чем тут дело?
— Ничего я не понимаю, — зло проворчала «Белова». — Вы сами не знаете, чего хотите.
— Две из этих трех волосинок вы оставили в руках «любимого» человека. Расскажите, как вы убили Маляра?
— Я никого не убивала! — не удержавшись, вскрикнула девушка.
— Не скромничайте. Впрочем, — майор на минуту о чем-то задумался, потом сказал: — Вы ведь не спали всю ночь, идите отдохните немного.
Она встала и заспешила к выходу.
— Минуточку, — остановил ее майор и показал кинжал, лежавший на его раскрытой ладони. — Это ваш нож?
— Да, мой.
— Садитесь. Как он попал к вам?
Девушка удивленно пожала плечами и твердо ответила:
— Мне его подарил хороший друг.
— Вы меня не поняли, — майор указал на вырезанную на рукоятке кинжала дату — 4/II—43. — Что это?
— Это означает дату, когда капитулировали войска фельдмаршала Паулюса.
— Под Сталинградом?
— Да!
— Вы должны обижаться на свою память, — притворно посочувствовал майор. — Разгром окруженной фашистской группировки под Сталинградом был завершен не четвертого, а второго февраля 1943 года. К тому же вы, то есть Белова, получили тяжелое ранение 28 января и в этот же день были в госпитале. Неужели человек, который делал вам подарок, не разбирался в календаре? Если вы затрудняетесь, то объясню истинное значение даты 4/II—43 — это ваш агентурный номер. Он служит также вашим пропуском и паролем. Вот так-то, госпожа Лей. Могу вас называть и более нежно — Зимней Ласточкой. А теперь рассказывайте все по порядку.
Шпионка сразу сникла и посерела. Как-то вдруг ничего не осталось от ее наглости, самоуверенного, гордого вида. Она съежилась в комок, будто ее облили холодной водой. Медленно подняла она низко опущенную голову и посмотрела на следователя испуганным, просящим взглядом.
— Да, это так. Я — Лей. Но учтите, что это было моим первым заданием и я не совершила никакого тяжкого преступления.
— Не виляйте, — Родионов протер платком запотевшие стекла очков, водрузил их на переносице и облегченно вздохнул. — Человек, за которым вы охотились, был тяжело ранен. Вы безжалостно добили его и выкрали карту. Вы не заметили тогда, что вас обнаружил Маляр. Когда он побежал за вами, вы ослепили его электрическим фонарем и пустили в ход этот самый кинжал. Падая, сержант схватился с вами. Следы этой борьбы — два ваших волоска — остались в руках погибшего. Вы не могли сразу же воспользоваться картой и потому припрятали ее на груди убитого. Потом вам мешала Кондакова, искавшая встречи со своей подругой Беловой. Вы нашли способ избавиться и от нее. Видите, с какой решимостью вы убивали советских людей.
— Я сделала это в целях самозащиты, господин майор, вынужденно.
— Вы боялись разоблачения? Так ли?
— Какое это теперь имеет значение? — угрюмо ответила Лей.
— Вы и Беловой опасались? — спросил майор. — А она даже и не думала, что вы окажетесь такой вероломной.
— Я не видела ее.
— А как же у вас очутились ее документы? — майор открыл ящик стола и достал бумаги Беловой. — Вот эти?
— Мне их дал шеф там, за линией фронта.
— Этот? — Родионов показал шпионке фотографию. — Он успел сбросить вас с парашютом, а сам не вернулся. Прихлопнули его самолет наши зенитчики... Хочу сразу же предупредить, чтобы вы не пытались прятать свои преступления. Это только ухудшит ваше положение.
Лей надолго замолчала. Она впервые задумалась о том, что дело ее проиграно, и мучительно искала выход из положения.
— Господин майор, — тихо сказала она. — Мне кажется, что откровенные признания могут сохранить мою жизнь. Я очень прошу вас об этом. Я буду говорить вам только правду.
— Рассказывайте, — сказал майор, приготовившись записывать показания Лей. Та начала сбивчиво рассказывать:
— С юных лет я обучалась в секретной шпионской школе в одном из городов Америки. После школы меня перебросили в Европу с заданием поступить на службу в германскую разведку. Это мне удалось. Я познакомилась с немцем Гауфманом, стала его любовницей. Он-то и был моим шефом. Собирала сведения о Германии, о Советском Союзе, о военных действиях и переправляла их «хозяину». Но я должна была также служить и немцам, как их агент, иначе они бы меня немедленно разоблачили.
— Все это нам известно, — перебил майор, — рассказывайте о последней операции.
— Хорошо, — вздохнула Лей. — Я получила приказ шефа перебраться через линию фронта. Первым человеком, которого я встретила на вашей стороне, была Белова. Она только что выписалась из госпиталя и направлялась в вашу часть. Я сказала ей, что наш самолет сбили, экипаж погиб, осталась только я —
