Иероглиф

Вертолеты у русских не прокатные, а собственные, как, впрочем, и самолеты. Французы им завидуют и злятся. Они ненавидят русских, потому что русские – богатые и свободные. Французы – бедные и жадные, считают каждый франк. Однажды мы украли два полена для камина из поленицы, которая была сложена у соседнего шале. Дело было под русское Рождество, и поленья у нас закончились. Казалось бы, ну что такое два полена? Так французы позвонили в полицию, и полиция приехала и нам с Егоркой дали… п-ды. Мелочный народец.

В тот день я увидела, как красивая русская женщина с маленьким ребенком, девочкой, закатила при всех пощечину своему мужу, который прилетел на собственном вертолете из Австрии повидаться с дочерью. С ним была бригада телевизионщиков. Сам он предпочитал кататься на лыжах в Австрии, и редко виделся со своим ребенком, которого держал во Франции.

Жена почему-то закричала ему, что он сволочь, и плеснула в лицо коричневым, как соевый соус, горячим грогом. Грог некрасиво потек по его белому костюму. Потом жена полезла к нему драться. А девочка смотрела и плакала. Мужик утерся, встал на лыжи и был таков.

У меня давно было задумано скатиться по черной трассе. Самой опасной. Нам, как правило, не разрешали этого делать. Мосье Пьер при всех мне строго-официально запретил. Сделал кислое лицо. Я ответила ему русалочьей улыбкой.

Я смотрела вниз с горы и видела всю трассу, с ее изгибами и переходами, крутыми поворотами и пересечениями с другими трассами. Я мысленно вычислила свой маршрут. Я знала, что в самом конце я должна слегка подпрыгнуть на маленьком трамплинчике и в следующую секунду плавно приземлиться и уже тихо затормозить. Все было много раз испробовано и мысленно проделано. И я мысленно проделал это снова и снова.

– Бонжур, мадемуазель! – услышала я за спиной. И оглянулась. Сзади на лыжах стояла высохшая старуха в розовом костюме и розовых горнолыжных ботинках, которые застегивались бриллиантовыми пряжками. Ее впалые щеки и сухие мертвые губы напомнили мне… впрочем, не важно. У меня возникло чувство, будто со мной поздоровалась сама старуха-смерть.

– Бонжур, мадам…

Я встала на доску и понеслась…

7. Про то, что не показывают в новостях

«Сегодня на горе разбилась очередная богатая дура. И все почему-то должны делать вид, что ее жалеют. Да пусть они все сдохнут такой смертью, какую предпочитают».

…Мои родители в далеком туманном городе увидели по телевизору репортаж о несчастье на горе и опознали в сбитой «французской девочке» свою дочь. Камера близко показала мои синие губки и белую шапочку с куколкой, которая валялась рядом. Мама страшно закричала и упала со стула, схватившись за голову. Она каталась по полу и кричала. Происходило все это в гостях, в очень высокопоставленных гостях. Хозяева дома сразу же позвонили в телекомпанию, пока мама каталась по полу, и стали требовать у безответственных журналистов толковых подробностей случившегося. Толковые вопросы были просты: жива ли Юлия? Кто ее сбил? Где искать девочку? Душа моя уже летала отдельно от меня и искала, куда бы ей притулиться. Ее вновь коснулся тот холод, который она испытала, впервые посетив мир в футляре моего тщедушного тела. Наверное, моей душе было неуютно во мне и страшно. Она все время подвергалась смертельному риску.

Журналисты о дальнейшей судьбе моего сбитого на горе тела ничего не знали. Они делали репортаж об экстриме, о жажде смерти, а не о судьбе пострадавшей, и терпеливо подстерегали именно такую ситуацию, которая произошла со мной. У них был такой заказ. На какую-нибудь трагическую историю, лучше со смертельным исходом. Потому что посетители ночных клубов в Москве и в Питере обожают страшные и трагические истории о том, как они рискуют жизнью, покоряя вершины.

* * *

…Телерепортаж о несчастье на горе вышел в российский эфир ночью в передаче «Экстрим, еще экстрим!».

– Это передача для тех, кто не спит, – сказал жизнерадостным голосом телеведущий в горнолыжком костюме. – Ее любят смотреть в ночных барах, – шепнул он, подмигнув своим зрителям, и понесся вперед на лыжах в своем алом костюме.

Лихо затормозив, этот репортер, краснолицый от загара, веселый и бесшабашный парень, сдвинул на лоб горнолыжные очки и рассказывал, захлебываясь и теряя слова, что ведет прямой репортаж с горы в местечке Мерибел.

– А вот краса и гордость российского бизнеса господин Вячеслав Ливеншталь. Он прилетел сюда на собственном вертолете покататься на сноуборде и повидать свою крошечную дочь Диану.

В этот момент в кадре оказалось искаженное лицо жены господина Ливеншталя, которая кричала ему что-то злобное и плескала ему из посудины на белый костюм.

Это добавило жара.

– Многие русские лыжники превосходят в мастерстве катания французов, которых здесь, во французских Альпах, становится все меньше по численности. Они не выдерживают конкуренции по деньгам с нашими лучшими экземплярами, – и журналист кивнул на компанию цветастых девушек, которые стайкой неслись за белым лыжником, сверкая бриллиантами в ушах.

– Мы устремились за господином Ливеншталем, чтобы вы, наши зрители, ощутили весь смак этого щекотания нервов, этого неистового полета!

Вид сбоку и снизу: Ливенталь несется как угорелый вниз.

Вид сверху. Ливеншталь несется как ненормальный.

Под углом к нему с такой же скоростью приближается девичья фигурка на лыжах, сейчас внимание: они красиво разъедутся в разные стороны! Ой, они столкнулись!

На пути господина Ливеншталя оказалась неловкая французская сноубордистка. Сейчас мы видим, как господин Ливеншталь поднимается и пытается помочь девочке. Но она лежит без движения. Какое несчастье! Он срочно достает из кармана новинку сезона – сотовый телефон из платины с бриллиантами и пытается связаться с врачами и спасателями, вызвать помощь… Таких сотовых телефонов в мире пока только два: у султана Брунея и у Славы Ливеншталя…

Камера показала в небе санитарный вертолет. Он красиво кружился над местом аварии.

А в это время на экране восторженного репортера сменила серьезная умная девушка Света, психолог. Ее спросили, как она оценивает современное увлечение молодежи экстримом.

Девушка сделала горлом «Гхм, экхм», то есть ответственно откашлялась в микрофон, и вынесла справедливый приговор:

– В этом сезоне модна смерть. Всякий раз, когда случается гибель очередного сноубордиста, за большие деньги щекотавшего себе нервы в каких-нибудь горах, телекомпания делает репортаж в жанре «рекламный некролог». Формально смысл репортажа – сожаление и скорбь: мол, погибли молодые герои – как это ужасно! Но фальшь чувствуется сквозь траурную музыку. Ибо минимальный риск смерти есть необходимая составная часть того продукта, который сноубордист приобретает, покупая дорогое снаряжение и предпринимая дорогой тур на дикий склон. Будем честны: если бы у сноубордистов не было ни малейшего шанса погибнуть или хотя бы покалечиться, то массовой моды на данное развлечение не возникло бы. То же относится к прочим разновидностям так называемого «экстрима». Разумеется, риск погибнуть не должен быть велик. Но совсем без него нельзя! Экстрим не будет продаваться. Его не будут покупать! Таким образом, героико-скорбные репортажи о гибели «экстремалов» входят в ту нервощекотательную услугу, за которую щедро платит комьюнити сноубордистов. Пышные похороны – это подтверждение того, что «это реально типа круто» и что романтическая гибель – это героизм.

Сноуборд – это одно из занятий, относящихся к типу «псевдоспорт», или спортивный симулякр.

Психолог Света даже не пыталась сделать вид, что ей жалко экстремальщиков, которые погибают на горе. Психолог была человеком из другого круга, и жалеть идиотов, которые превращают жизнь в опасную шутку, ей было противно.

Вечером, придя домой, в свою скромно обставленную еще с довоенных времен коммуналку, психолог Света скажет своему незаконнорожденному сыну, которого она понесла от любимого человека еще в