мозговая косточка. Ешьте это блюдо медленно. Высасывайте мозг. Иногда это удовольствие длится годами. Не надо спешить с местью».
– Еще я должен рассказать тебе про Сад мести, – сказал Дун Дешин на одном из занятий. – Это очень важный институт китайского общества. Такой сад есть повсюду. В каждом городе. И в Чайна- тауне он есть. Но здесь он пуст, потому что город пока молодой, и в нем еще ничего серьезного не случилось. Обычно Сад мести – это прекрасный образец садово-паркового искусства Китая. С камнями, на которых написано, за какое наказуемое деяние последовала месть и какова она была. Это как библиотека. Если ты в затруднении, какую избрать месть, а душа твоя горит, требуя немедленного мщения, иди в Сад мести и читай камни. И ты увидишь, что советуют тебе люди, которые прозрели.
В Саду мести серьезные люди обдумывают, как им решать вопросы чести. Там ничто не отвлекает их внимания. Вы, европейцы, склонны к немедленной реакции, к непродуманности, а вопросы чести, сохранения лица, требуют тщательной проработки. Для этого и существует Сад мести…
Я расскажу тебе одну историю. Она произошла в Чикаго с одним китайцем, который давно жил в Америке. Но он оставался китайцем. Китаец, где бы он ни жил, все равно остается китайцем. Это был ученый, генетик. Он работал на фирме, которая выпускала лекарственные препараты. Руководила этой фирмой женщина, ученый из России. Неожиданно владельцы фирмы дали женщине приказ произвести сокращения персонала. Под сокращение попал и наш соотечественник.
Он был уязвлен в самое сердце. Потому что он считал себя отличным работником и прекрасным ученым. Он долго таил свою боль. Прошел почти год. Он каждый день посещал Сад мести и там обдумывал, как ему смыть оскорбление. Он устроился работать разносчиком пиццы. Хотя он мог уйти в другую фирму, производящую лекарства. Но тогда боль оскорбления притупилась бы, и чувство мести притупилось бы вместе с болью. Поэтому китаец пошел работать на унизительную для него работу, чтобы каждый день ощущать боль, как будто внутри у него был раскаленный штырь.
И вот настал великий день. Этот китаец пришел в дом к своему бывшему шефу под видом разносчика пиццы, и когда женщина, нанесшая ему оскорбление, отрыла ему дверь, он выстрелил ей в грудь из пистолета, который прятал под коробкой пиццы. Это он сделал на глазах ее четырнадцатилетнего сына.
Женщина упала замертво.
Ученый вышел на улицу и застрелился сам.
Так он отомстил.
История этого китайца записана на камне в Саду мести в Чикаго. Там много камней, и много историй. Кто обдумывает месть, тот посещает сады мести и читает надписи на камнях. Выбирает путь.
Завтра я расскажу тебе о других.
Чем больше я узнавала о китайцах, тем больше понимала, что они, судя по всему, серьезные люди. У них стоило кое-чему поучиться. Хорошему, например, массажу стопы мне обучиться не удалось. Это было противно моему существу. Но обучиться мести – это мне по силам.
…Выкручивая руль на очередном повороте, я предавалась чистым мечтам. «Как я располосую бритвой твою морду, как я вырву тебе клок волос надо лбом и выбью тебе передний зуб». Таким образом, я испортила бы Илоне товарный вид. Думаю, что это правильный выбор. Единственно, я не смогла преодолеть реактивность. Надо было затолкать себя в пыльный шкаф и дождаться, когда месть настоится, как суп из поганых грибов… но я еще не прошла до конца китайскую школу. Моя реакция была молодая, пенистая. Я была бесхарактерная. Я боялась, что остыну, если не убью ее тут же, по горячим следам.
Наконец показался берег моря и фешенебельный пригород. Здесь стояли виллы самых богатых людей региона. После изгнания моего отца (по совпадению отца русской демократии) и воцарения в заливе непрозрачного Чайна-тауна они уже не стеснялись своего богатства и демонстрировали его бесстыдно и агрессивно.
Усадьбы здесь воздвигли в стиле раннего феодализма. Толстые крепостные стены, а под ними – глубокий ров с водой и подъемные мосты. Справа и слева от ворот располагались башни охранников.
За крепостными стенами виднелись острые шпили замков, с новыми гербами на флагштоках.
Справа дорогу в лес перегораживал шлагбаум. Слева тихо плескалось море. Дальше надо было двигаться пешком. Пропуска у меня не было.
Пришлось запарковать машину в отдалении от будки охраны и начать думать, что делать дальше.
С моря несло холодком. Из кустов – сладковатым запахом, боюсь сказать, но дерьма. В эту симфонию вплетался занудный аккомпанемент какого-то дурелома.
Совсем близко кричала женщина: «Фролов! Возвращайся домой! Или я тебя найду и тогда…»
Через полчаса ожидания я, как и предполагала, начала остывать. Я поняла, что напрасно отказалась от помощи Сципиона. Но признаваться в том, что сама ничего не могу сделать, было слишком обидно.
Хуже того: я начала рассуждать логично. А это последнее дело. Это упадничество и капитулянтство. Это «адвокатизм», как любил говорить папа.
«Надо рассуждать логично, она не знала, кто я. Во всяком случае, когда мы с ней вместе проводили время, она не знала, кто я, и думала, что Сципион – мой отец. Она имела виды на Сципиона. Разве он ей признался, что не является моим отцом? Это вряд ли, и на него непохоже. Ему это и ни к чему. Он шифровался от девушек, не хотел серьезных отношений. Стало быть, идея назваться моим именем пришла к ней не с этой стороны, она родилась из чего-то другого. Любопытно, что ей пришло в голову заработать на имени моего отца, когда я считала его имя бросовым товаром. Я живу под другой фамилией, а чужая девка неожиданно берет мою и что-то хочет на этом наварить… Как она сказала мне: „Я твое второе „я“, я твое подсознание“… Она делала то, что я хотела бы делать, но не могла в силу обстоятельств».
Постепенно смеркалось. Повсюду расплывались желтые фонари. К поселку, огороженному со всех сторон забором, то и дело подъезжали роскошные автомобили, шлагбаум перед ними поднимался, и счастливые обладатели пропусков в этот мир въезжали туда, на территорию, где их никто не мог достать. Стемнело совсем. Оставаться под кустами становилось не на шутку опасно. Боже мой! Я даже не знаю номер ее автомобиля! Сука же не пешком теперь ходит! Наверняка она уже пересела на автомобиль. Да… без Сципиона тут не обойтись.
Обкусав все свои длинные ногти до мяса, я приняла решение вернуться назад, домой. И я уже завела мотор и стала разворачиваться в темноте, стараясь быть осторожной на узкой дорожке, не съехать в канаву и не задеть придорожный куст. И в этот момент к поселку, шурша широкими шинами, подъехал еще один экипаж, это была игрушечная автомашинка алого цвета. В свете фар я увидела: в автомобиле за рулем сидит Илона, а рядом развалился Ливеншталь, весь в жевто-блокидном…
Вот Илона положила округлую руку на голубое плечо Ливеншталя. И он будто бы даже поцеловал ее в плечо… Вот шлагбаум поднялся… Ни секунды больше не думая, я выскочила из своей машины, подбежала к алому автомобилю и ни слова не говоря вцепилась в волосы Илоны, а потом ударила ее дважды лицом об руль.
Сделав это, я остановилась и перевела дух. По лицу Илоны струилась кровь из разбитого носа. Илона молча утерла локтем кровь с лица. Но кровь продолжала струиться.
– За что? – крикнула Илона.
– Будто ты не знаешь? – прохрипела я и еще раз вцепилась в гриву светлых волос соперницы.
– Ну, девочки… – сказал Ливеншталь, – ну что вы, ей-богу! Какие глупости! Я этого не стою!
До меня постепенно дошло: Ливеншталь считает нападение на Илону местью оскорбленной влюбленной девственницы.
Я крикнула ему:
– При чем здесь ты?
Илона медленно заплакала. Лицо ее покрылось розовой пенкой – это слезы смешались с кровью из носа. Волна розовой пены упала на белую кофточку.
– Юлия, садись в машину, поедем с нами! – сказал Ливеншталь. – Нечего устраивать здесь сцены. Тебя могут арестовать.
– Ты – сука драная, как посмела? – спросила я ее, не обращая внимания на Ливеншталя и готовая снова в нее вцепиться.
– Сама ты драная, – ответила Илона и толкнула в плечо Ливеншталя: – Почему ты меня не защищаешь?
Ливеншталь по-еврейски мудро смотрел перед собой.
