— Не темни, — простонал Ди Рэйв и сел.
— Ты такое устроил в «Афродите»!
— В какой еще Афро… Черт! Неужели это не сон?!
— Смотря что ты имеешь в виду.
— Бар, стриптиз, охранники.
— Ага. Улица, фонарь, аптека, — передразнил его Алекс. — Хорошо, что сам вспомнил. У меня язык бы не повернулся все это пересказать.
— Великий Космос! Какой позор! — сокрушенно воскликнул Ди Рэйв.
— Несмываемый, — поддакнул друг.
— Дай воды, — вздохнул Симон, отмахнувшись от последнего слова. — Черт возьми. Я же публичная фигура. Если меня кто-то узнал… Блин…
Алекс принес ему большую кружку холодной воды. Киномагнат отпил немного и уставился на остатки. Он вспомнил зачем-то, что у воды и водки разная плотность, а потому тренированный человек умеет определить по колыханию жидкости, что налито в стакан — водка или нет. Допив воду, он с трудом поднялся и направился в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Это заняло около получаса, после чего он вошел в столовую. Крюгер смотрел телевизор и поглощал какое-то блюдо собственного приготовления. Из их компании он был единственным кулинаром, за что друзья называли его хозяюшкой, а Крюгер сильно обижался и посылал всех по неопределенному адресу.
— Кушать будешь? — снова спросил он у Симона, прожевывая пищу.
— Нет, — отказался киномагнат, которому стало дурно от запаха еды. Это не означало, конечно, что Алекс плохо готовил. Просто таково было теперешнее состояние Ди Рэйва.
В прихожей послышался шум. Симон вопросительно взглянул на друга:
— Ты кого-то ждешь?
Тот не успел ответить. Ввалился запыхавшийся Роман Ермак. Не говоря ни слова, он подошел к Крюгеру, бесцеремонно взял у него тарелку, сел рядом на диван и стал есть. Вид у него был такой, будто он пешком поднялся на сорок третий этаж.
— Тебя со службы пораньше отпустили? — поинтересовался Крюгер. — Или выгнали совсем за вчерашнее? — добавил он, смеясь.
Роман посмотрел так, что стало ясно: ему не до шуток. Он грубо сунул Алексу пустую тарелку и обратился к Ди Рэйву:
— Собирайся.
— Куда? — нахмурился Симон, не любивший, когда разговор начинали издалека, чем, кстати, постоянно занимался Ермак, доводивший друзей до белого каления.
— Надо. — Роман был в своем репертуаре.
— Мне, например, сегодня никуда не надо, — пожал плечами Ди Рэйв.
— Я за тобой приехал. Идем.
— Да куда, черт возьми?!
— На Лубянку, — коротко ответил Ермак.
Киномагнат изумленно посмотрел на друзей.
— Я что, арестован? Из-за какой-то стриптизерши?
— Ты в этой Америке последние мозги пропил? Нет конечно! — воскликнул Роман. — Объясняю. Мой шеф, полковник Калашников, с утра мне сказал: «Некоторые молодые сотрудники нашего отдела, находясь не по службе в злачных заведениях, порочат честь и достоинство офицеров госбезопасности. У вас серьезные проблемы, капитан Ермак. Я знаю, что зачинщиком был ваш заокеанский друг, и очень хочу с ним познакомиться. Если вы не найдете веских доводов, чтобы убедить его навестить меня, то это не лучшим образом скажется на решении вашей проблемы, товарищ капитан. Если он не дешевый трус, пусть явится ко мне». Я передаю дословно, Симон.
— Поехали, — бросил Ди Рэйв, направляясь к выходу. Он сделался очень мрачен.
Ловский сидел в скверике возле своего дома, на деревянной скамейке, выкрашенной в ярко-зеленый цвет. День был теплый, солнечный, но он трясся, как в лихорадке. Его и без того бледное лицо стало совсем белым. Он боязливо озирался по сторонам, вздрагивая от малейшего шума, даже от гомона детей, довольных теплым днем и окончанием занятий в школе. Среди зелени и цветов, яркого солнца и радостных детей Рональд выглядел потусторонним существом. Не от мира сего. Он взглянул на кучерявого рыжего восьмиклассника в темно-синем школьном костюме и красном галстуке поверх белой рубашки, который школьники носили с тех пор, как пришедшая к власти в России Державная Элита возродила в стране пионерскую организацию. Этот паренек нес в руках два ученических пада. Второй принадлежал однокласснице в аккуратном, пурпурного цвета, с белым воротником и манжетами школьном костюме для девочек, тоже с галстуком. Ловский с завистью глядел на эту пару, полную веры в счастливое будущее. Он завидовал их трогательной наивности и чистоте душ и помыслов, еще не тронутым фальшью, вычурностью и пошлостью взрослой жизни. Ими действительно можно было залюбоваться. Школьники заметили странного, нездорово выглядевшего мужчину на скамейке и подошли к нему.
— Извините, вам плохо? — спросила круглолицая девочка с умным взглядом и пепельными волосами.
— Может быть, мы можем чем-то помочь? — добавил ее рыжий спутник.
— Нет, ребята, все в порядке. У меня весенняя простуда, — покачал головой Ловский, пряча воспаленные от еле сдерживаемых слез глаза.
— Извините. — Школьники кивнули и двинулись своей дорогой.
Рональд проводил их взглядом и подумал, что если бы в год свадьбы его и Алисы, четырнадцать лет назад, они завели бы ребенка, то сейчас тот был бы таким же красивым, как эти двое. Но детей у них не было. До сего момента Ловский никогда не тяготел к детям. Может быть, именно поэтому Алиса стала искать замену своему мужу?
Дэвид появился, как всегда, внезапно, хотя Рональд его ждал.
— Что случилось, любезный? Мы же договорились: до начала наших действий видеться как можно реже. Но не успели расстаться, как вы звоните, и я слышу панику.
— Я убил ее, — тихо сказал несчастный муж.
Блондин вздохнул. Он все понял без лишних слов.
— Кто-нибудь знает об этом?
— Нет. — Рональд отрицательно замотал головой.
— Где она?
— Дома. В комнате. Там… кровь…
— Идем. Мне нужно взглянуть. — Дэвид поднялся со скамейки.
— Может, не надо? — Ловский задрожал.
— Надо. Идем. Возьмите себя в руки, — настойчиво произнес Дэвид.
Они поднялись на пятый этаж и вошли в злополучную квартиру. Из прихожей не было видно никаких следов разыгравшейся драмы. Рональд прошел по коридору и медленно повернул голову, глядя в дверной проем гостиной. Блондин стоял у входной двери, наблюдая за компаньоном.
Ловский на какое-то время замер, глядя внутрь, затем его затрясло, и он выкрикнул, схватившись руками за голову:
— Нет!
Он бросился к лежавшей на полу жене.
Дэвид медленно двинулся за ним, с любопытством следя за поведением несчастного мужа.
— Нет, нет, нет! — продолжал кричать Рональд, падая на колени и прижимая к себе мертвое тело жены.
Голова ее была залита кровью, соломенного цвета кудри слиплись и превратились в бурую кровавую массу. Рядом лежала ребристая бутылка с виски, которая тоже была перепачкана кровью. Очевидно, Рональд бил жену по голове, пока та не умерла.
— Что же я наделал! Что я наделал, боже! Лисеночек, прости меня! Прости! — Ловский был на грани безумия. Он рыдал, кричал, обнимая и целуя безжизненное тело супруги, как будто это могло вернуть ее к
