происходило). Но его непонятно какое преподобие — не то бывшее, не то действующее, учитывая нашу революционную действительность и непростую судьбу церкви в ней — достаточно благосклонно обещал мне разъяснить как-нибудь позднее на досуге, в чем тут соль… Ну, будем надеяться…
И ко всему в придачу — как уроженец Индии, оказался знаком с хатха-йогой! Которую вполне себе практикует для поддержания здоровья. И на знании про которую я опять прокололся… Да, осмотрительней надо быть, товарищ Бонапарт, осмотрительней… Но к счастью (или наоборот?), это оказалось не страшно, поскольку його-аббат, оказывается, уже успел наслушаться обо мне от «доктора Жано» — в том числе и о моих непонятных знаниях и способностях. (Только про Калиостро не было произнесено ни слова, из чего я заключил, что то ли доктор Иванов не решился, то ли аббат Фариа подошел к вопросу профессионально для психиатра).
Так что теперь я даже и не представляю, как мне быть: очень уж этот настырный индус с португальским именем Хосе Кустодио ди Фариа заинтересовался странным клиническим случаем по имени Наполеон Б. В исследовательских целях, надо полагать, не иначе… И твердо вознамерился как можно подробнее ознакомиться с моими знаниями по части того же «гипноза» (термин у него, надо сказать, отторжения не вызвал — ну, это вам не месмеризм какой-нибудь, чай…) и некоторых областей медицины. Ну и — вообще… Правда, остаться сейчас в Париже он не может — у него какие-то дела в Марселе, — но к осени вполне освободится и тогда обязательно приедет. Ага: «И тебя вылечат, и тебя вылечат! И меня — тоже вылечат!» Цитата…
В общем — я в растерянности. Но по крайней мере, воспользовавшись подвернувшимся случаем, решил передать весточку матушке. А с весточкой — еще и малость деньжат и самого аббата в качестве бонуса: пусть присмотрит там за ними, если что (на это я ему тоже луидоров отстегнул — без жмотничанья: ну чего жалеть, если человек хороший?) — лишний глаз не помешает…
Но вот, к сожалению, относительно главного — туберкулеза Луи-Шарля, даже такое светило местной медицины ничего сказать не смогло. Кроме того, что все в руках Божьих…
Блин, это надо видеть!
Мы предъявили «общественности» первый результат по теме «Сияние».
Дворец Пале-Рояль.
Полностью газифицированный.
Пришлось, правда, соорудить газогенератор непосредственно на месте — но оно того стоило.
Даже меня впечатлило (с отвычки, видимо). Про аборигенов и говорить нечего. Как когда-то двести лет вперед кто-то выразился по поводу реконструкции Арбата: «Арбат офонарел».
Ну вот и здесь: полное офонарение. Народ толпится на подступах ко дворцу каждую ночь до самого утра. Таращась на сияющие круглые плафоны на чугунных столбах, ярко светящиеся окна дворца и просто чумея от ослепительных лучей прожекторов, время от времени принимающихся шарить по окрестностям или упирающихся белыми колоннами в небеса. (Ох — это отдельная песня была: изготовить газовые прожектора с водяным охлаждением металлических рефлекторов!) А когда прожектористы устанавливают на свои «гиперболоиды» цветные фильтры, вообще начинается форменный экстаз. Дискотека, да… С танцами под оркестр. До упада…
Лебон ходит сияющий, словно свежеотчеканенный золотой. Но при этом какой-то пришибленный. Похоже, сам никак не может поверить тому, что видит… Ничего — то ли еще будет!.. Уже сейчас к нам подвалило несколько десятков заказчиков. И очередь только продолжает увеличиваться. Уже ясно, что под новое дело надо создавать отдельную фирму («Горсвет», ага…). И простоя у этой фирмы на ближайшие лет десять не предвидится: пахать ей это поле — не перепахать! В общем — правильно я решил начать «газификацию всей страны» с Пале-Рояля. Хотя сомнения при выборе были…
Уж слишком место это нынче неоднозначное. С одной стороны — тут Биржа. И Театр Революции Тальма. И ресторация знаменитая. А с другой — дворцовый сад Пале-Рояля с начала революции превратился в самый настоящий клоповник. (Если не сказать сильнее.) Здесь собираются самые дешевые проститутки столицы, солдаты гарнизона проматывают щедрое жалованье, на этой тучной почве кормятся парижские апаши, а оставшиеся объедки утилизируют клошары и гамены… А тут мы. С прожекторами…
Рушим весь налаженный ништяк, да еще и просто выставляем все в неприглядном свете (пришлось даже усиленные патрули назначить для прочесывания аллей — чтоб не взбрело в голову какому обиженному расколошматить чересчур яркие «лампочки Карловича». (Ну, нескромно, да… Так это я только внутри себя так выражаюсь. Реально-то никто этого названия в жизнь не запустил (даже обидно, честное слово: чего бы Лебон без меня добился?! И где бы вообще мог оказаться со своим «угольным газом»…)). Но обошлось. Парижская босота и криминалитет восприняли новшество с не меньшим энтузиазмом, чем честные обыватели. Что-то типа призыва «работать чище». Мол, в Новом времени нет места темным аллеям и занюханным шмарам — даешь цивилизованную преступность! И в самом деле — начали вести себя заметно покультурней. По крайней мере на промышляющих там баб уже можно смотреть почти без содрогания… Ну вот такой вот менталитет революционной эпохи!.. Я и сам не ожидал…
Было еще три варианта. Осветить Тампль (типа — со своей избушки начать), осветить дворец Тюильри (резиденцию Конвента) и просто какой-нибудь бульвар вроде Елисейских Полей (как место общего гуляния). Но я решил сделать ставку на «гнездо порока». Знаете, почему? Ну, конечно, тут бурление жизни самое активное, ага… (Те же биржевики с меня акции новой компании чуть не с ножом у горла требуют — вынь им да положь! Акулы Уолл-стрита, панимаешь… Я уж там стараюсь лишний раз не появляться.) Только причина не в этом. Место здесь полностью аполитичное оказалось. Все слои общества перемешаны, а до того, к какой партии кто относится — никому никакого дела нет. А вот что у меня в Тампле, что в Конвенте, что на тех же Елисейских полях — явный был бы перекос с идеологическим уклоном в какую- нибудь сторону. А мне бы этого в данном случае совсем не хотелось…
Ну и ко всему дополнительно — было желание другу Тальма подсобить. В решении проблемы творческого кризиса. Ибо сейчас в его ярко иллюминированный театр народ валом валит — посмотреть на игру при «новом свете». Каждый день аншлаг.
Да еще премьера заодно новой пьесы. «Оптимистическая трагедия». Ну — написал я ее все-таки. Ну что делать — если человеку нечего ставить? Вот — пожалуйста… Не под своим, конечно, именем. (Ну не поймут-с!.. Так что «автор пожелал остаться неизвестным». Теперь весь Париж гадает — кто такой этот «НБ». Что забавно — моя кандидатура никому в голову не приходит! Даже странно. Я ведь и не скрывал особо, когда текст ночами в Тампле кропал… Что значит стереотип… Если Бонапарт чего-то пишет — так это наверняка важные государственные бумаги! Ага…) И не в том варианте, что для роялистов прикидывал. Ближе к оригиналу. Но в остальном — адаптация под Жанну д'Арк, как и планировалось.
Ниче так, получилось… Народ положительно воспринимает. Критики не злобствуют особо (идеологических в расчет не берем — там клиника понятная…). И Тальма доволен. И даже — вот проглот ненасытный! — возжелал еще что-нибудь такое же оригинальное в этом роде: одной пиесы ему, вишь ты, уже мало! Ну, да: аппетит приходит во время еды — известное дело!..
Только вот последствий этого своего литтворчества я немного не рассчитал. Причем — совершенно для меня неожиданных…
— И эту — тоже нельзя принимать… Да и зачем вы мне этот текст подсовываете — это ж конституция девяносто первого года?!
— Но, гражданин Бонапарт, другого подготовленного варианта пока просто нет…
— Чего?! Слушайте, гражданин Сийес… Вы чем там занимались все это время, пока должны были писать Конституцию?.. Водку пьянствовали?
— Извините, гражданин генерал, но в разработке ЭТОЙ конституции я не участвовал…
Любопытный тип. Я бы даже сказал — весьма любопытный. Практически — живая легенда. Это именно он организовал Национальную Гвардию. Первым командиром был Лафайет — это все знают. А вот саму идею двинул именно мой собеседник. И не только ее. Еще в восьмидесятые годы (тысяча семьсот, ясен перец!..) он прославился как яркий публицист своими брошюрами о подготовке созвания Генеральных Штатов — за что и был туда избран. И именно он и придумал, собственно, название «Национальное Собрание», оно же Учредительное — Конвент, законодательное собрание, появился на свет позже —
