Как-то, например, Моте дали задание взять интервью у очень капризной знаменитости. Звезда отличалась строптивым нравом и неразговорчивостью. Накануне Строчковский позвонил в редакцию ответсекретарю и попросил, чтобы ему оставили место в текущем номере, а утром он привезет готовое интервью.
Так оно и вышло.
Он позвонил этой рок-звездюлине. «Да. Нет. До свидания», – сказала ему звездюлька и положила трубку.
А на следующий день Мотя Строчковский принес великолепный очерк с элементами интервью об этой самой знаменитости. Материал получился в меру остроумный, в меру аналитичный. Парадокс, но Строчковский не наврал в нем ни единого слова: весь материал держался на этих словах: «да», «нет» и «до свидания».
В другой раз он сделал сенсационный очерк из двух строчек милицейского протокола:
«Убийство гражданки Крыловой. Вещественные доказательства: стакан, две пустые бутылки из-под водки».
«Выпили – схватились за ножи, – так начиналась его криминальная эпохалка. – Сюжет классической русской драмы».
На летучке материал получил «красную доску» и повышенный гонорар. Строчковский запил на две недели. В воспитательных целях он был уволен из редакции и переведен на договор.
– От морального до аморального одна буква, – любит повторять наш редактор Нестор Иванович Вскипин. – А последствий от этой буквы – на целые тома.
Сегодня в конце летучки он потребовал, чтобы Мотя остался у него в кабинете. Нестор Иванович явно был настроен на красно-белый террор.
А ситуация, в общем-то, была анекдотическая.
В тот злополучный день Вскипин принимал у себя знатных гостей. И надо же было так совпасть, но Мотя в этот день тоже принимал (правда, кое-что внутрь). Вместо закуски у него было полдюжины темного пива. И вот Мотя напринимался так, что начисто забыл номер кода редакционного туалета. Шатаясь, он вышел из своего кабинета и пошел эхом ходить по коридорам. И не долго думая пристроился поссать в ближайшие на этаже кустики. А этаж-то был редакторский. А кустиками-то оказался любимый фикус редактора, стоящий возле приемной. И в самый-то разгар Мотиного мочеиспускания дверь кабинета редактора отворилась, и оттуда чуть ли не под ручку выходят наш редактор, мэр Волопуйска с замами и помощниками и прокурор города. А Мотя-то в это время все еще ссыт и остановиться от страха не может. Причем ссыт он уже на ботинки мэра, повернувшись к нему всем своим красно-квадратным лицом… Немая сцена, и только тихое журчание…
«Строчковский, после вчерашнего инцидента вы сложились на моих глазах как личность! Что, правда- матка глаза режет? Вон, вон, вон!» – орет Нестор Махно на Мотю так, что этажом выше в кабинетах дребезжат стекла.
И Мотю в очередной раз вывели сначала из кабинета, а потом за штат.
– Не помню кто сказал, что в России, кроме дураков и дорог, есть еще одна беда: дураки, указывающие, какой дорогой идти! – Мотя уверяет, что это он крикнул в лицо Вскипину. Не знаю, свидетелей его подвига нет. Как, впрочем, и большинства подвигов в этом мире.
«После разговора со Строчковским у меня упало настроение и другие части тела», – держась за сердце, жалуется Нестор Иванович своей секретарше, которая в таких случаях отпаивает его валерьянкой в коньяке.
После летучки, как обычно, мы сидим с Мотей в моем кабинете. Пьем чай, курим.
Звонок (какой-то колхозник ошибся номером):
– Сынки, отруби есть?
– Приезжай, дядя, отрубим, – затягиваясь сигареткой, мрачно шутит Строчковский и рассказывает свою очередную криминальную историю, над которой он сейчас якобы работает:
– Поступал он так. Снимал себе ебаря в ночном клубе для геев. Они шли на какую-нибудь заброшенную стройку. Спускал штаны, как полагается, загибался, раздвигал ягодицы, а тот с радостью вонзал в его дупло свой дротик. А в самый момент оргазма, когда молодой жеребец должен был вот-вот кончить, этот маньяк – раз! – вжик! – опасной бритвой ловко отрезал его эрегированный дырокол, который, естественно, оставался у него в жопе. Активный воет от боли, валится на землю, вместо болта – фонтан крови. Пассивный быстренько вытряхивает на умирающего свою сперму, придерживая пальчиками отрезанный хуй в своей дырке. Затем добивает парнишку: той же бритвой перерезает ему горло и уходит. Натягивает штаны, садится с болтом в заднице на свою иномарку и спокойно едет домой. Когда его задержали менты, на допросе он уверял, что это все давало ему потрясающее ощущение заполненности, цельности и полноты жизни.
– Будешь писать?
– А? Не знаю, наверное нет. Боюсь, что я не смогу правильно расставить акценты, мне все больше начинает казаться, что в чем-то этот пидор был прав.
– Ну ты даешь, Мотя! Что за рифма – «кровь-любовь»? Кровь в сочетании с сексом – это невыносимо. Это вызывает отвращение. Здесь мне маркиз де Сад совершенно непонятен.
– Все существа рождены одинокими и не нуждаются друг в друге. Это, между прочим, тоже маркиз де Сад, – заканчивает разговор Строчковский.
РУССКОЕ ПОРНО
Вечером мы с Сэмом пошли на открытие юбилейной выставки. В центральном выставочном зале Волопуйска отмечали 75-летие творческой деятельности ветерана холодной войны, заслуженного художника НКВД Харитона Хуинова. Была халявная выпивка (за счет чекистов: видимо, у кого-то конфисковали), бутерброды с икрой, фрукты и коробки шоколадных конфет «Ассорти» – «сладкая» память о жертвах ЧК- НКВД-ГПУ-КГБ-ФСБ КПСС.
Оттуда мы незаметно сбежали на полуподпольную квартирную презентацию книги мемуаров местного
