В последнее время я почти физически ощущал эту ее отъединенность, отстраненность. Рядом, но не вместе.
Я с ужасом ощущал, как она удаляется от меня, а я не в силах ничем удержать ее. Столкнувшись на мгновение, мы, как шары во вселенском бильярде, разлетелись в разные стороны, вновь становясь совершенно чужими людьми.
Именно с этого времени я почти уверовал в легенду, что она не от мира сего и что ее родина – XIV век. А здесь, сейчас, она обречена на полное одиночество. Она никогда и ни с кем не встретится, хоть переспит со всем городом, со всей страной, со всем миром.
Она рыдала, она была готова убить меня. Но что я мог сделать, что? Против закона времени я сам жалкий червь с ничтожно короткой жизнью. Каюсь, это я подсадил ее на телепатин. Но это только усложнило проблему.
И вот мы вновь и вновь бежали навстречу друг другу в нашем теперь – благодаря психоделикам – виртуальном мире и, обессиленные, опять падали в нескольких сантиметрах друг от друга. И как ни пытались, не могли дотянуться друг до друга ни телами, ни душами.
По утрам она часто сидела, обняв колени и прижав их к груди, как самое дорогое, что у нее есть. Расхожий штамп, вечный как сама жизнь. Символ одиночества жизни, сотворенный самой жизнью.
Мы ходили с ней к морю, на пляж, потом до вечера таскались по уличным кафушкам, пили пиво, ели мороженое с кофе, потом опять шли ко мне.
– У тебя в жизни было много мужчин? – в шутку спросил я ее.
– Достаточно, – неожиданно серьезно ответила она, закуривая длинную дамскую сигаретку, – но с ними я тоже не могла
В огромной квартире полумрак.
Небо прилипло к оконному стеклу. Стало душно, как перед дождем.
«С хронологией у меня всегда было неважно. То, что случилось со мной после смерти, помню плохо, с трудом…» – быстро прочитал я написанное девичьей рукой в лежащей на столе открытой тетрадке.
«Что вам угодно?» – я оглянулся на приятный женский голос. Я узнал этот голос.
Этот голос никогда не говорил мне: «Нет».
Этот голос иногда шептал мне: «Не сейчас, дорогой…»
И этим она доводила меня до исступления.
– Василий Розанов как-то сказал Ремизову, что в минуту совокупления зверь становится человеком.
– А человек? – переспрашивает Шарлотта.
– А человек, видимо, Богом.
Ей нравилось, когда я щекотал своей щетиной ее соски. Конкретно мужское и конкретно женское. Здесь должна проскочить искра. И мотор заведется.
– Подожди, полежи, пожалуйста, на мне, – попросила она, когда я в нее полностью излился. – Мне приятна твоя тяжесть.
Это что-то от женского мазохизма – мужчина сначала подмял ее, оттрахал, а потом лежит на ней всем телом, всей своей тяжестью. Горькая сладость жизни. Сладкая горечь жизни.
– Сегодня ты выглядишь как никогда, – сказал я ей как-то. – И я хочу, чтобы это «никогда» случалось как можно чаще.
Женщины нас умнее – они сами отдали нам все, что только может быть, а именно: войны, политику, всю грязь, себе оставив – дом и детей.
Если мужчине не хватает женщины – он сам тому виной. Женщина должна приходить в мир мужчины сама, и всегда как бы невзначай.
ТАРЗАН И ИЗОЛЬДА
Строчковский нагнал меня в редакционном коридоре:
– Глеб, одолжи червонец.
– Что, очередной финансово-половой кризис?
– Полный дефолт, – подтвердил он.
Мотя (уже похмеленный и удовлетворенный) сидит возле открытого окна в редакционном кабинете, курит и рассказывает очередную байку:
– …Снял я ее возле китайского ресторана. Напился до этого в хлам. Смотрю – вроде бы ничего телка. Сговорчивая такая, игривая. А пьяный я вообще Тарзан. Половой гигант, понимаешь. На сексуальные приключения всегда тянет. Короче, не долго думая, завел ее в подъезд ближайшего дома, поднялись на верхний этаж, поставил я ее раком, задрал юбку ну и вставил как полагается. И знаешь, хорошо так. Дырочка неразработанная, как у девственницы. Вставил, значит, а сам полез рукой, чтобы одновременно немножко поласкать ее… Чувствую – что-то не то. Я аж протрезвел: у моей красотки между ног болтается… мужской член!
Гомик! Переоделся в женское белье. Не отличишь! А я его, стало быть, сделал в гудок, в анальное отверстие. Ах ты гад, говорю! Дал я ему хорошего пинка под сраку и бегом домой, банан свой от говна отмывать. А гомик мне вдогонку: «Ну, ударь меня еще раз, любимый, бей меня, еби меня!..» А мне блевать хочется! Ужас! Вот такие времена пришли – нормальную бабу снять и оттрахать скоро непреодолимой проблемой будет. Не СПИД – так гомики достанут…
– Издержки сексуальной революции, – иронизирую я. – У всякой дырочки должен быть свой бублик, – повторяю я слова Семена.
