поколения этих индейцев вынуждены были жить в условиях постоянной влажности, и их организм постепенно так приспособился к условиям климата, что тело человека всегда остаётся сухим.»
Доктор Толборн отметил, что впервые он обнаружил водонепроницаемое племя в 1988 году, когда совершал путешествие по реке Хуруа в каноэ. Из-за трехдневного ливня он был вынужден остановиться в индейском селении. Толборн обратил тогда внимание на то, что, несмотря на сильнейший дождь, люди продолжали спокойно заниматься своими обычными делами. Они охотились, ловили рыбу и занимались хозяйством, но волосы и тела их не намокали.
Доктор Толборн взял образцы кожи этих индейцев и надеется выяснить, каким образом она противостоит влаге.
«Когда-нибудь наступит день, и мы сможем обрабатывать таким веществом своё тело, зонтики, плащи и не бояться никаких ливней», – заявил учёный.
Уничтожающие добро.
В большинстве обществ, известных миру, социальное положение человека определяется его благосостоянием и богатством. Но менее 100 лет назад в Канаде существовали общества, в которых статус человека зависел от совершенно противоположного – насколько эффектно он сможет уничтожить своё добро.
Такие общества процветали на северо-западном побережье Канады и Америки с середины XIX и до XX века, достигнув своей кульминации среди индейцев квакиутлей на острове Ванкувер. Вожди квакиутлей публично сжигали еду, покрывала, каноэ и украшены во время ритуала «потлач», что означает отдавать.
Индейцы Северо-Запада жили в строго регламентированном обществе и каждое значительное событие отмечали потлачем.
Рождение наследника вождя, женитьба влиятельного человека племени, спор между двумя претендентами на пост вождя – все эти события отмечались потлачем, торжественно, с речами и возбуждёнными восклицаниями по поводу наиболее эффектного уничтожения.
Американский учёный и путешественник Франц Боас описал одно такое празднество, когда он находился среди квакиутлей в 90-х годах прошлого века. Оно началось с того, что литры ценного масла были вылиты в огонь. Потом вождь по имени Нолис одержал верх над своим соперником, бросив в костёр семь каноэ и 400 покрывал. Взметнулось такое пламя, свидетельствовал Боас, что в огромном праздничном зале, построенном из кедра, были опалены все стойки, поддерживающие крышу, и она чуть было не упала.
Во время более ранних потлачей приносились в жертву человеческие жизни. Но, даже отрубив голову рабу, вы не заслужили бы больше восхищения, чем разбив медную тарелку.
Эти декоративные тарелки, выкованные из меди, были для индейцев самым ценным имуществом и символом благосостояния. Отдельным тарелкам давали имена, и вождь, который уничтожил хотя бы одну тарелку, заслуживал почёт и уважение на всю оставшуюся жизнь.
Одна знаменитая тарелка квакиутлей, которой было дано название «Приводящий к нужде», была практически бесценной. Она стоила 20 каноэ, 20 рабов, 10 маленьких тарелок, 20 шкур рыси, 20 шкур сурка, 20 норковых покрывал. Список можно было бы продолжать до бесконечности.
Вождь Тлатилитла заслужил уважение среди квакиутлей, разбив эту тарелку и отдав две половинки своим соперникам. Первый умер на месте, не в состоянии пережить унижения, так как он не мог ответить столь же ценным подарком. Другой прожил с тех пор шесть месяцев, страшно страдая, и потом тоже умер от стыда.
Какой бы дикой ни показалась сторонним наблюдателям церемония потлача, она всё же была лучше, чем кровопролитные войны между племенами. Квакиутли, известные своей жестокостью и отвагой в бою, во время потлачей называли себя «борющимися с богатством».
Возможно, эта традиция произошла от обычая, принятого в голодные годы, по которому не слишком нуждающиеся племена отдавали пищу и покрывала тем, кто был на грани голодной смерти. «Имевшие» за свою Щедрость удостаивались всяческих похвал, а «не имевшие», принявшие дары, теряли уважение. Но, по крайней мере никто не умирал от голода.
Говорящие кресты Майя.
Во времена конкистадоров, высаживающиеся в Новом Свете с кораблей испанские монахи с удивлением отмечали, что символ креста был известен индейцам майя ещё в 1 тысячелетии н. э. Крест как объект поклонения и сейчас можно видеть в древних индейских храмах Паленке. Индейцы охотно включили христианский крест в свою религиозную символику.
С индейским культом креста связана судьба Кинтана-Роо (Мексика) – одного из самых труднодоступных районов полуострова Юкатан, где живут потомки древнего народа индейцев майя.
Белые пришельцы многократно пытались проникнуть в дебри Кинтана-Роо. Эти проникновения участились в первой половине XIX века. Они несли с собой все «прелести цивилизации». Тогда, в 1847 году, в деревне Чан вдруг заговорил крест, вырезанный из ствола огромного дерева. Голос, идущий изнутри креста, повелел: «Поднимитесь на великую священную войну против белых! Прогоните их от границ, от берегов Кинтана-Роо. Соединитесь со своими братьями на всём Юкатане… Крест будет сопровождать вас». Глас креста потряс слышавших его индейцев. В Чане собрались все индейцы Кинтана-Роо, они стояли коленопреклонёнными перед крестом. Тогда голос зазвучал вновь…
Повинуясь зову креста, майя напали на белых, и восстание распространилось по всему Юкатану. «Говорящий крест» из Чана всё время вмешивался в судьбу майя. Он пророчествовал, предсказывал, советовал, отдавал приказы, а по одному из его повелений в Чане было устроено святилище Креста. Вскоре в Чане появились ещё два говорящих креста. Бывшая деревня стала городом Чан-Санта-Крус.
Самое удивительное – кресты действительно говорили! Спрятаться внутри них или за ними человеку было попросту невозможно, а магнитофонов в то время, естественно, не было. Необъяснимость появления говорящих крестов' состояла ещё и в том, что этот феномен вообще лежит вне культурной традиции майя. Ни фольклор, ни религия этого народа, как, впрочем, и его соседей, не знает ничего подобного.
В результате «Войны крестов» индейская территория стал: фактически независимым государством. Правительство в Мехико много раз пыталось вернуть эти земли под своё управление. В 1899 году диктатор Порфирио Диас направил карательную экспедицию, которая захватила священный город майя, но индейцы унесли кресты в глубь сельвы. Начавшаяся в 1910 году революция, а затем гражданская война в Мексике отвлекли внимание от Юкатана, и в 1915 году индейцы майя вернулись в свою столицу. Здесь снова прозвучал голос крестов: они повелевали убивать каждого белого, ступившего на землю Кинтана-Роо.
Только в 1935 году мексиканское правительство пошло на мир с индейцами. Их вождь официально был произведён в генералы, награждён орденом и назначен правителем свободной индейской территории. Его преемники по сей день беспрепятственно избираются индейцами, а центральное правительство не вмешивается в их жизнь. Майя верят, что мирный договор 1935 года принёс им победу над Мексикой и над всем миром белых.
А что же «говорящие кресты»? Они перенесены в новую столицу майя – Чампон, где по сей день находятся в святилище. Культ говорящих крестов является официальной религией свободной индейской территории. Но голоса их давно не слышно…
Белая олениха.
Легенды, мифы, поэзия, волшебные пьесы – эти и другие произведения фольклора, отражающие религиозные взгляды и душевные переживания народа, являются как бы каналами связи, по которым к нам из прошлого приходят рассказы о невероятном и таинственном. Самые удивительные чудеса,, происходившие ранее в разных уголках мира, известны нам только благодаря устным традициям. История, рассказанная Джулией Макгрегор, которую мы предлагаем вниманию читателя, связывает несколько поколений американских индейцев чейенов. В её основе идея о чудесном превращении, связанном с традиционным индейским верованием в родство человека и животных, которое выражается в тотемах и поведении в критические моменты, а также в глубинных душевных стремлениях. Вот её рассказ.
'Моя бабушка была чистокровной чейен. Её второй муж, мой дед, был белым, она встретила его через два года после смерти своего индейского мужа. Из-за моего деда, который был лесорубом, она в начале века стала жить главным образом среди белых людей. По его просьбе бабушка обратилась в христианство, но, хотя регулярно посещала церковь, продолжала жить в мире своих древних верований, которым осталась верна с детства, проведённого в Колорадо.
Когда бабушка состарилась и почувствовала, что дни её сочтены, она ощутила потребность поведать кому-либо историю своей жизни. Она умела читать и писать, но, воспитанная на устных традициях, желала «рассказать о своей жизни» сама, пока та не ушла от неё. Она выбрала меня, потому что у нас с ней были самые тёплые отношения, какие только могут быть между бабушкой и внуками, кроме того, она чувствовала, что без её рассказа я бы никогда не узнала того, что она хотела передать мне.
В свои семьдесят бабушка всё ещё была красива. Её чёрные волосы были едва тронуты сединой, и они были такие же сверкающие и густые, как если бы она была молодой девушкой. Она была стройной и подвижной и на редкость проницательной, несмотря на отсутствие традиционного образования. Её рассудок абсолютно не помутился, и она помнила в деталях все, что произошло с ней в юности. Тем летом, когда мне исполнилось двадцать, мы, бывало, подолгу сидели на широком заднем крыльце дома моих родителей в Южной Дакоте, а бабушка, сложив руки и закрыв глаза, рассказывала день за днём историю своей жизни. Как будто диктовала свою автобиографию, главу за главой.
…Когда она заговорила о своей второй религии, христианстве, её голос стал неуверенным и запинающимся. Казалось, хотела быть вежливой, но я чувствовала: она боится забыть что-то такое, что может быть мне неприятно. В те юные годы мне был присущ агностицизм, и однажды я сказала бабушке, что не верю в Бога. Я говорила обычные вещи о презрении к формальной религии и что каждый сам должен быть для себя богом. Последовало долгое молчание, и я поняла, что бабушка поражена. Она покачала головой, неодобрительно щёлкнула языком и, к моему удивлению, стала раскачиваться взад-вперёд в знак своего неудовольствия. Потом она пришла в себя и убеждённо сказала, что я могу называть Бога как угодно, но не верить в Великий Дух глупо и грешно.
Я часто бывала с бабушкой в церкви, поэтому не совсем поняла её, о чём так и заявила, поражённая её резкими словами. «Я молюсь своему богу в вашей церкви, – проговорила она спокойно, – всё остальное неважно. Он услышит меня». Я знала, что её бога зовут Махео на языке чейенов, и поинтересовалась, что бы сказал доктор Хейвер, наш лютеранский пастор, если бы узнал, что одна из его прихожанок пользуется превосходной новой каменной церковью, чтобы взывать к Древним богам из своей юности.
«Послушай, – призналась бабушка, – я расскажу тебе о чуде, свидетелем которому стала, когда была чуть постарше, чем ты сейчас. Это случилось потому, что я верила в Бога, которого ты презираешь». Эту историю я как раз и собираюсь рассказать вам, читатель. Конечно, я не смогу точно вспомнить слова бабушки, но тот самый рассказ все ещё живёт в моей памяти. Вот что она поведала.
'Когда я была девочкой, я жила в деревне на берегу маленького озера на юге Колорадо. У меня были два брата и две сестры, сейчас их уже нет в живых, я была самой младшей в семье. Мой старший брат обладал исключительной силой, отличался смелостью и умом. Его имя в переводе с языка чейенов означало Гордый Лось и очень подходило ему, так как он действительно был красив и силён, как это благородное животное, и страдал от избытка гордыни. Он считал себя храбрым и доблестным и не соглашался признавать кого-либо сильнее себя.
Самой важной церемонией для нашего народа, как ты, возможно, знаешь, был солнечный танец. Много лет он был запрещён и его исполняли только тайно, но никакая сила на земле
