взглядами. Также неожиданно выяснилось, что у Тито очень широкий кругозор, отличное чувство юмора и он проявляет наивную радость в простых радостях жизни. Кроме того, он легко впадал в ярость, глубоко мыслил, был щедрым и обладал способностью рассматривать вопросы с разных точек зрения.
Наиболее важной информацией, полученной Маклином из первых рук, была та, в которой содержались факты, что партизаны Тито сковали около дюжины немецких дивизий, на его части нападали солдаты Михайловича, а также боевые отряды националистически настроенных хорватов-усташей. Последние считались приверженцами Римской католической церкви и делали упор на кампанию террора, кровавого даже по балканским меркам. Усташи ненавидели сербов, евреев, коммунистов и особенно тех, кто исповедовал православие. Хотя большая часть высшего духовенства Хорватии к усташам была настроена враждебно, рядовые католические священники с энтузиазмом вступили в кровавую чистку и зачастую вели солдат в бой, после которого вырезались целые деревни, независимо от того, отказывались они от своей религии или нет. Одним из самых излюбленных методов усташей было запирать верующих в православных церквах и сжигать их.
Под влиянием докладов Маклина Черчилль убедил в Тегеране Сталина и Рузвельта в том, что следует предоставить большую помощь Югославии. Несмотря на политические расхождения, Черчилль и Тито продолжали сотрудничество так успешно, что ко дню высадки десанта союзников в Европе партизаны с помощью западного оружия почти на равных сражались с двадцатью пятью дивизиями противника, а к моменту, когда Красная Армия пересекала границу Югославии, после легкого завоевания Румынии и Болгарии в сентябре, немцы уже отступали. Тито подготовился к поездке в Москву с целью координации действий партизан и Красной Армии. Русские попросили его выехать секретно, и Тито вместе со своей собакой Тигар, чью голову укутали в мешок, незаметно проскользнул мимо британских охранников аэропорта на острове Вис, неподалеку от югославского берега, и сел в «Дакоту», пилотируемую советскими летчиками.
Это был первый визит Тито в Россию с 1940 года, когда он был еще неприметным членом не очень крупной подпольной партии и носил прозаический псевдоним «Вальтер». Теперь известного маршала и лидера возрождающейся партии, которая в скором будущем без сомнений должна была стать главенствующей в стране, везли на ту же самую дачу, которая предоставлялась Черчиллю. Маленький и коренастый Сталин обнял Тито и, к его удивлению, оторвал от пола. Тито ответил на такие проявления любезности сдержанно, и Сталин также стал явно более официальным. Его уже и так раздражали последние сообщения от Тито, особенно одно из них, в котором говорилось: 'Если вы не можете нам помочь, то по меньшей мере не мешайте'. Стареющему Сталину, должно быть, также не нравилась броская внешность Тито и его великолепная форма, не говоря уже о хороших отзывах, получаемых в западной прессе.
— Будь осторожен, Вальтер, — сказал снисходительно Сталин на одной из встреч, — буржуазия в Сербии очень сильна.
— Я не согласен с вами, товарищ Сталин, — резко ответил Тито, которому не нравилось, когда его называли «Вальтер». — Буржуазия в Сербии очень слаба.
Затем последовало неловкое молчание. Когда Сталин спросил о каком-то югославском политике, не состоявшем в коммунистической партии, то Тито отозвался о нем как о негодяе и предателе, который сотрудничает с немцами. Сталин упомянул в разговоре еще одного политика и получил о нем такой же ответ.
— Вальтер, — с раздражением сказал Сталин, — для тебя они все негодяи.
— Верно, товарищ Сталин, — ответил Тито, уверенный в своей правоте. Всякий, кто предает свою страну, является негодяем.
Неловкая ситуация грозила перерасти во что-то более серьезное, когда Сталин объявил, что выступает за возвращение на трон короля Петра с целью избежать напряженности с Великобританией и Америкой — на этом этапе войны он очень нуждался в их военной помощи. Тито тоже требовалась помощь, но не такой ценой, и он жестко ответил, что возрождение монархии невозможно. Югославы были бы против этого, и, по мнению Тито, такая акция была бы государственным преступлением.
Сталин с трудом сдержал гнев.
— Тебе не нужно возрождать монархию навсегда, — хитро заметил Сталин. — Верни его временно, а потом в подходящий момент воткни ему в спину нож.
В этот момент Молотов сообщил, что англичане высадились на побережье Югославии.
— Не может быть! — воскликнул Тито.
— Что значит не может быть? — вспылил Сталин. — Это свершившийся факт.
Однако Тито не согласился, заявив, что это были явно три артиллерийских дивизиона, которые фельдмаршал Гарольд Александер пообещал выделить для артиллерийской поддержки партизан под Мостаром.
— Скажи мне, Вальтер, — спросил Сталин, — что бы ты сделал, если бы англичане действительно попытались высадиться в Югославии против твоей воли?
— Мы оказали бы им решительное сопротивление.
Тито также проявлял независимость в военных обсуждениях, явно давая понять, что позволит Красной Армии войти в Югославию только по его приглашению и что ему нужна только ограниченная помощь: одна бронетанковая дивизия для освобождения Белграда. Более того, Красной Армии не разрешалось узурпировать гражданские и административные функции в Югославии, как она сделала это в Румынии и Болгарии. Сталин согласился на такие ограничения из милости и сказал, что пришлет Тито не дивизию, а корпус, что в четыре раза превышало просьбу Тито.
Тито вылетел домой, и практически одновременно корпус Красной Армии вошел в Югославию, а три недели спустя партизаны с помощью советских солдат взяли Белград. Это означало конец вооруженной борьбе Тито, поскольку немцы хотели только одного — бежать в Венгрию. Политическая жизнь Тито также изменилась, и он перебрался в Белый Дворец принца Павла на окраине столицы. В первую очередь он отдал долг Черчиллю, подписав соглашение с правительством в изгнании, находившимся в Лондоне, о проведении свободных выборов постоянного правительства Югославии. Такая компенсация Тито ничего не стоила. В отличие от коммунистов других стран Восточной Европы он был настоящим героем, спасителем Югославии, и не возникало никаких сомнений в том, что подавляющее большинство соотечественников изберут его своим послевоенным лидером.
Через несколько дней после отъезда Тито в Москву прибыл Черчилль. Ему очень хотелось встретиться со Сталиным, — с 'которым, я всегда считал, можно разговаривать как человек с человеком' — и поговорить о послевоенном статусе освобожденных стран Европы. Они обсуждали польский вопрос, когда вдруг Черчилль неожиданно сказал:
— Давайте вначале решим наши дела на Балканах. Ваши армии в Румынии и Болгарии. У нас там свой интерес, свои задачи и агенты. Не будем сталкиваться на узком участке дороги. Что касается России и Великобритании, то как вы смотрите на то, что Россия получит девяносто процентов влияния в Румынии, мы столько же в Греции, а в Югославии пятьдесят на пятьдесят?
Черчилль что-то написал на листочке бумаги и передал через стол Сталину. Далее Черчилль предлагал поделить сферы влияния в Венгрии пятьдесят на пятьдесят, а России дать семьдесят пять процентов в Болгарии. Маршал выдержал паузу, а затем сделал на записке пометку синим карандашом. В течение нескольких секунд был решен вопрос исторической важности.
— Не выглядит ли это довольно цинично, что мы разделались с вопросами, которые являются судьбоносными для миллионов людей, так бесцеремонно? спросил Черчилль. — Нужно сжечь записку.
— Нет, оставьте ее у себя, — предложил Сталин.
После этого они отправили совместную телеграмму Рузвельту, в которой говорилось о политике на Балканах. Черчилль также отправил президенту частное послание:… Совершенно необходимо добиться общих подходов к балканскому вопросу с тем, чтобы можно было предотвратить гражданскую войну в некоторых странах, где вы и я будем симпатизировать одной стороне, а Д. Д. (дядюшка Джо) другой. Я буду держать вас в курсе дела. Между Великобританией и Россией не будет решаться никаких вопросов, за исключением предварительных соглашений при условии дальнейшего обсуждения и детального рассмотрения с вами. Я уверен, что на этой основе вы не будете возражать против полного взаимопонимания с русскими.
После того как 3-й Украинский фронт под командованием маршала Федора Ивановича Толбухина
