костюмом, но надобности в ней пока что не было. Еще нам выдали налокотники, наколенники и перчатки без пальцев (оригинально получилось).
Через минут десять мы все стояли в строю из четырех человек. Наша четверка находилась где-то в конце.
— Ну, что ж, — делает заключение Пэйн, — я буду ждать вас на финише, последние восемь прибежавших будут оставаться на дополнительные занятия в течение всей декады.
— Я думал, он наградит тех, кто первыми прибежит, — буркает Танкян, — а он собирается наказать отставших.
— Еще одна причина того, что Пэйн чокнутый, — вздыхает Эд.
Итак, с криком Пэйна «Марш», мы побежали. Морозный воздух на меня подействовал именно так, как и следовало ожидать. Я определенно заболею. Первые два километра промчались на одном дыхание. С третьим было труднее. А вот четвертый я разве что не полз. Хвала Богам, я прибежал не в той восьмерки, которой пришлось бы тренироваться дополнительно.
Как только я пробежал финишную черту, я свалился на четвереньки, стараясь отдышаться. В легких горит пламя, небо и горло ломит от жажды. Вот тебе и здоровый образ жизни. Через некоторое время ко мне присоединились парни. Я уже наплевал на свое здоровье и расположился на обочине дорожки.
— И такое будет проходить каждый год, — выдыхает Танкян, расположившись рядом со мной.
— Да, хорошо, что не два, — говорит Хидеро, приподнимая голову.
— Не каркай! — говорит Кольт, лежащий лицом в низ.
Мы так пролежали до тех пор, пока не прибежали все. Затем нам пришлось вставать. Мы поднялись, лучше бы мы этого не делали. Ноги ломило от нагрузки, а легкие и горло напомнили о себе и о том, что неплохо бы было выпить чего-нибудь.
— Все гораздо лучше, чем я предполагал, — с улыбкой на лице (лучше бы он так не делал) говорит Пэйн, — славно поработали, парни, дополнительные тренировки отменяются.
Обратно мы шли пешком. Пэйн отказался создавать телепорт для каждого из нас, а сами мы еще этому не обучались. Несколько парней со второго курса решили рискнуть, а вышла у них попытка или нет, узнаем уже в замке. Мы шли впереди (оказывается, мы прибежали во второй четверке), да и сил у нас уже немного набралось.
В замке мы оказались примерно часа через два (если не больше). Лестница стала для нас настоящей преградой.
— Я не хочу подниматься, — ныл Танкян, — это уже слишком.
— Давайте, поднимайтесь, — крикнул Хидеро, который уже проделал половину пути.
— Все, я остаюсь здесь ночевать, — сообщает Эд, который отстал от японца, садясь на ступеньки. Я сделал усилие и добрался до парня.
— Вставай, — подаю Кольту руку.
Эд строит гнусную мину и берет мою руку. Дальше мы поднимались в обнимку, охая, ахая и матерясь так, что самим страшно стало. Как только мы пришли в башню, попадали в кресла и на диваны.
— Что с вами такое, ребят? Я поднимаю голову. По лестнице спускается Амелин.
— Так, — отмахиваюсь, — легкая пробежка.
— И какая дистанция? Девушка садится рядом.
— Всего-то 4 километра, — сообщает Кольт.
— И это легкая пробежка? — округляет глаза.
— Ну, да, — соглашается Хидеро.
Как по команде, мы решили не показывать нашу слабость после пробежки (надо же попантоваться перед девушкой). Мы нацепили улыбочки, попрощались и разошлись по своим комнатам. Как только я переступил порог, свалился на кровать, не переодеваясь.
Проснувшись утром как обычно в шесть утра, я что-то промычал. Кажется, я так лежал всю ночь. Все мышцы свело от вчерашней пробежки и неудобного сна. Я сел на кровати. Вот это хреново, так хреново.
— Кольт, — зову друга, — вставай.
— Неа, — промычал парень.
Я встаю с кровати. Как же все болит! Делаю шаг, второй, и привыкаю к боли. Еще я обнаружил заложенный нос и боль в горле.
— Просыпайся, — стягиваю с Эда одеяло.
— Я сказал, нет! — громче мычит Эд, не отдавая одеяло.
Перепалка продолжалась минут десять, в итоге Эд сдался. Мы осмотрели помятые рожи друг друга, утвердительно кивнули, мол, нормально выглядим и отправились на пары.
После всех пар я свалился обратно в постель. Меня все утро знобило, было холоднее, чем обычно. Да и постоянное шмыганье носом не нравилось не то, что окружающим, даже меня устрашало.
— Сиэль, с тобой все в порядке? Я приподнимаю голову:
— Нормально, — чихаю.
— Ты заболел? — Сибэль присаживается на корточки рядом с моей кроватью.
— Как видишь, — улыбаюсь.
— Я позову целителя, — встает девушка.
— Не надо, Сибэль, — качаю головой, — через пару дней все пройдет.
— Не указывай старшим, что делать, — строго отвечает девушка, — я пойду его позову.
Через десять минут в комнату зашел старик, лет эдак восьмидесяти (хотя из-за избытка бороды и седых волос, может, и меньше).
Обычная процедура: скажите «А», и запихивает палочку, осматривая горло, проверка температуры, и слушание стука сердца холодным статоскопом.
— Молодой человек, — обращается ко мне целитель, — вы сильно заболели.
— Это вы называете сильно? — удивляюсь, вспоминая прошлые разы. — Это еще нормально.
— Раньше было хуже? — сдвигает очки.
— Бывало, — киваю.
Несколько минут целитель что-то чиркал в блокноте. А меня снова охватил озноб. Как бы я не старался, но зуб на зуб не попадал.
— Ты совсем плохо выглядишь, Сиэль, — тихо говорит Сибэль, садясь на корточки.
— А чувствую себя еще хуже, — улыбаюсь.
— Итак, я написал список нужных вам средств для лечения, — наконец, говорит старик, — я отнесу его в столовую, там все приготовят. Леди, — обращается к Сибэль, — вы будете ухаживать за больным?
— Да, — кивает девушка.
— Хорошо, — соглашается, — первая порция через два часа, зайдете сначала ко мне в кабинет. Потом сходим в столовую. Я отправлю всем вашим преподавателям справку о том, что вас не будет на занятиях несколько дней. Старик ушел, а Сибэль осталась. Девушка села на кровать.
— Мне тебя так жалко, — говорит девушка.
— Не жалей меня, — сквозь дремоту говорю я, — это плохое чувство.
— И чем же?
— Это дает понять о том, что ты видишь ситуацию того человека, которого жалеешь, и то, что видишь какая она безысходная. Это задевает чувство того человека, он ведь не хочет казаться слабым.
— Слабость— это же нормальное чувство.
— Я и не говорю, что это не так, — почти засыпаю, — просто, для гордых людей это недопустимо.
— А ты гордый, — не вопрос, а утверждение.
— Как ты догадалась? — улыбаюсь.
— Ты и помощи ни от кого не принимаешь?
— Принимаю, но, в крайнем случае.
— Это как?
— Если я понимаю, что ситуацию безысходная, то преодолеваю свою гордость. Но если я сам могу справиться с ситуацией, пусть это даже не так, все равно буду один.
— Гордыня — это ужасное чувство, — вздыхает Сибэль.
— Не спорю, без нее было бы легче жить, но не так интересно.
— Она ведь и до смерти может довести.
— Может, — соглашаюсь, — и доведет.
В следующий миг я проваливаюсь в сон. Мда…сном не назовешь тихим и спокойным. Приходилось, не открывая глаз, пить те ужасные напитки, что приносила Сибэль. Насколько я помню, она почти всегда находилась рядом. Один раз поил меня Эд. И сон, странный сон. Женщина с длинными вьющимися волосами преследовала меня по замку. От ее смеха мурашки ползали по спине. Во сне я знал ее, знал, что она ужасная магичка, но вот сейчас я не могу вспомнить того имени, что говорил во сне. Я открываю глаза. Голова болит.
— Ты как себя чувствуешь? Я поворачиваю голову. В кресле, рядом с кроватью, сидит Сибэль.
— Лучше, конечно, но не хорошо, — голос хрипит. — Ты так и провела все это время в кресле?
— Ты бредил, Сиэль, — качает головой, — приходилось менять тебе компресс каждый час.
— Неужели все было так плохо?
— Именно так и было, — девушка опускает голову. — Сиэль, можно вопрос?
— Конечно.
— Кто такая Ванесса? — Сибэль поднимает голову, а в глазах…в глазах ревность?
— Что?
— Ты во сне кричал ее имя.
— Я…я должен тебе кое-что сказать, — привстаю на кровати.
— Не вставай, тебе еще плохо, — Сибэль срывается с кресала.
— Все нормально, — поправляю подушку. — Присядь, пожалуйста.
Сибэль садиться рядом. И начал я свой рассказ, который затянулся на час, а то и больше. Рассказал про кольцо, в котором заперт Лоран, рассказал про артефакты, про эликсиры, про двойняшек Сторм и про Ванессу. Я рассказал ей все, несколько раз я пытался остановиться, но как будто меня заставляли продолжать.
— Почему ты мне все это рассказываешь? — после минуты молчания спросила девушка.
