Дети Хурина

— Нет, не вернусь я к прежней жизни, — отозвался Турин. — Да и в Димбар мне ныне попасть не так просто. Дорогу преграждает Сирион, и нет там ни моста, ни брода ниже, нежели Бритиах далеко на севере; переправа через реку опасна. Кроме как в Дориате. Но в Дориат я не войду — не воспользуюсь я дозволением и прощением Тингола.

— Суровым зовешь ты себя, Турин. Воистину так оно и есть, если под словом этим подразумеваешь ты упрямство. Ныне мой черед. Уйду я, не мешкая, коли отпустишь, и распрощаюсь с тобою. Если ты и впрямь хочешь быть рядом с Могучим Луком, ищи меня в Димбаре. В ту пору Турин промолчал, ничего не сказав.

На следующий день Белег пустился в обратный путь, и Турин проводил его на расстояние полета стрелы от лагеря, но по дороге не проронил ни слова.

— Так, значит, распрощаемся мы здесь, сын Хурина? — молвил Белег.

— Ежели и впрямь хочешь ты сдержать слово и остаться со мной, — отвечал Турин, — тогда ищи меня на Амон Руд! — Так сказал он, будучи словно одержим и не ведая, что ждет его впереди. — Иначе прощаемся мы навсегда.

— Может, оно и к лучшему, — промолвил Белег и ушел своим путем.

Рассказывают, что Белег вернулся в Менегрот и предстал перед Тинголом и Мелиан, и поведал им обо всем случившемся, умолчав лишь о том, как жестоко обошлись с ним Туриновы сотоварищи. И вздохнул Тингол, и проговорил:

— Стал я приемным отцом сыну Хурина, и от отцовства того нельзя отречься ни из любви, ни из ненависти, разве что сам Хурин Доблестный возвратится сюда. Что еще должно мне сделать, чтобы смягчился Турин?

И молвила Мелиан:

— Теперь и от меня получишь ты дар, Куталион, в благодарность за твою помощь и благородство, ибо нет у меня подарка ценнее. — И вручила она Белегу лембас — дорожные хлебцы эльфов, завернутые в серебряные листья и перевитые нитями, нити же на узлах запечатаны были печатью королевы — облаткой белого воска в форме единственного цветка Тельпериона. По обычаю эльдалиэ одна только королева обладала правом распоряжаться этой снедью и оделять ею кого бы то ни было. — Этот дорожный хлеб, Белег, — промолвила она, — поможет тебе в глуши и зимой, поможет и тем, кого ты изберешь. Ныне доверяю я его тебе, дабы делился ты им по юле своей от моего имени. — Вовеки не выказывала Мелиан Турину большего благоволения, нежели теперь, посылая ему сей дар; ибо никогда прежде эльдар не дозволяли людям вкушать дорожный хлеб, да и впоследствии случалось такое нечасто.

И покинул Белег Менегрот, и возвратился к северным границам и к тамошним временным жилищам, где ждали его многие друзья; но когда настала зима и стихли бои, Белег вдруг исчез и более не видели его собратья по оружию.

Глава VII О ГНОМЕ МИМЕ

Ныне пойдет речь в повести о Малом гноме именем Мим. Давно позабыты Малые гномы, ибо Мим был последним. И даже в Древние Дни знали о них немного. В старину эльфы Белерианда звали их нибин- ногрим, но жаловать не жаловали; а сами Малые гномы любили только себя. Если ненавидели они и боялись орков, то и эльдар ненавидели едва ли меньше, а Изгнанников — превыше прочих; нолдор, говорили они, украли земли их и дома. Именно Малые гномы первыми обнаружили Нарготронд и начали рыть пещеры — задолго до того, как из-за Моря явился Финрод Фелагунд.

Иные утверждали, что нибин-ногрим ведут происхождение от гномов, изгнанных из гномьих городов востока в Древние Дни. Задолго до возвращения Моргота забрели они далеко на запад. Не признавали они над собою правителя, и число их было невелико, потому руду добывали они с превеликим трудом, и приходило в упадок кузнечное мастерство их, истощались запасы оружия; и привыкли они таиться и прятаться, и умалились ростом и статью в сравнении с восточной родней — ходили сгорбившись, крадучись, быстрыми перебежками. Однако ж, как и все гномы, они были куда сильнее, нежели казалось на первый взгляд, и умели выжить в самых суровых и тяжких условиях. Со временем, впрочем, они выродились и вымерли, и не осталось их ныне в Средиземье — кроме одного только Мима и его двух сыновей; а Мим был стар даже по меркам гномов, стар и позабыт всеми.

После ухода Белега (а произошло это на второе лето после бегства Турина из Дориата) худо пришлось изгоям. Шли проливные дожди, неурочные в это время года; орки в еще более великом множестве приходили с Севера, по старому Южному тракту переправлялись через Тейглин и кишмя кишели в лесах вдоль западных границ Дориата. О безопасности и об отдыхе оставалось только мечтать, и отряд чаще оказывался в роли дичи, нежели охотников.

Однажды ночью, когда затаились изгои в темноте, не зажигая огня, Турин задумался о своей жизни и пришел к мысли, что недурно было бы ее улучшить.

— Надо бы подыскать какое-нибудь надежное убежище, — размышлял он, — да запастись всем необходимым в преддверии зимних холодов и голода. — Но он знать не знал, куда податься.

На следующий день повел он своих людей на юг, дальше, нежели они когда-либо уходили от Тейглина и от границ Дориата; и спустя три дня пути они устроили привал на западной окраине лесов Долины Сириона. Здесь было суше, и деревья росли реже: местность постепенно повышалась, переходя в вересковые нагорья.

Вскорости, когда уже угасали серые сумерки дождливого дня, случилось так, что Турин и его люди укрылись в зарослях остролиста; а дальше начиналась безлесная пустошь, усеянная огромными валунами: одни стояли наклонно, другие громоздились беспорядочной грудой. Все было тихо; лишь дождь шелестел в листве.

Внезапно часовой подал сигнал, и, вскочив на ноги, изгои увидели, как между камней крадучись пробираются три фигуры в серых одеждах с капюшонами. Каждый тащил на себе громадный мешок, однако ж шли они быстро. Турин окликнул их, веля остановиться, а его люди бросились на чужаков как гончие; но те как ни в чем не бывало продолжили путь, и хотя Андрог выстрелил в них, двое исчезли в сумерках. Один отстал, будучи менее проворен или тяжелее нагружен; его схватили и повалили на землю; множество крепких рук держали его, не выпуская, хотя он вырывался и кусался как зверь. Подошел Турин и упрекнул своих соратников.

— Что у вас тут такое? — спросил он. — К чему такая жестокость? Это же сущий карлик, да и стар в придачу. Что в нем вреда?

— Оно кусается, — отозвался Андрог, баюкая кровоточащую руку. — Это орк или какой-нибудь орочий сородич. Убьем его!

— И так ему и надо, раз не оправдал наших надежд, — подхватил второй изгой, завладевший мешком. — Тут одни только коренья да камешки!

— Нет, — возразил Турин, — у него борода. Да это всего лишь гном, сдается мне. Дайте ему встать, пусть говорит.

Вот так в «Повесть о детях Хурина» вошел Мим. Он с трудом встал на колени у ног Турина и взмолился о пощаде.

— Я стар и беден, — сетовал он. — И всего лишь гном, как ты говоришь, а вовсе не орк. Зовусь я Мим. Не дай им убить меня, господин, ни за что ни про что, как поступили бы орки.

И пожалел его Турин в сердце своем, но молвил:

— Бедняком ты кажешься, Мим, хотя странно мне это в гноме, мы же еще беднее, сдается мне — бесприютные, гонимые люди. Если бы сказал я, что из одной только жалости мы не щадим, ибо велика