– Верно, но когда-нибудь буду. Всякий нормальный американский парень знает, что членство в Фи Бета Каппа – это ключ к вратам рая. Поэтому я смогу спорить на членство в этом клубе и даже готов выдать секрет тайного рукопожатия членов этого клуба, если мисс Амалио хоть на день старше тридцати.
– Она итальянка, – сказал Джим, витавший в невесомости. Когда Джим был пьян, его лицо расползалось. Казалось, оно отделялось от тела и висело в пространстве без всякой поддержки. Глаза вылезали из орбит. Губы двигались без напряжения мускулов, сами собой.
– Она действительно итальянка, – сказал Баки, – ее зовут Серафина.
– Откуда ты знаешь?
– Это напечатано на программе ее занятий. Серафина Амалио. Красиво.
– Но как скучно, о господи! – сказал Джим.
– У нее очень упругая грудь, – заметил Сэмми.
– Очень. Упругая, – согласился Баки.
– У испанских девочек упругие груди, – сказал Джим, возникший в поле зрения с левой стороны. – Тоже.
– За Серафину Амалио, – провозгласил Баки, поднимая стакан.
– И за испанских девочек, – добавил Джим. – Тоже.
– И за упругую грудь.
– И за стройные ножки.
– И за чистые зубы.
– За пепсодент – лучшую в мире зубную пасту!
Все выпили.
– Я знаю, где найти испанских девочек, – сказал Сэмми Хорн.
– Где?
– На другом конце города.
– На каком конце?
– На улице, которая называется Мэзон Авеню. Знаешь такую?
– Нет.
– Это на другом конце. Там можно найти испанских девочек с упругой грудью, стройными ножками и чистыми зубами. – Сэмми кивнул. – Джентльмены, время решать. Который час, Баки, старая перечница?
– Шесть двадцать пять, – ответил Баки, глядя на часы. – И три четверти минуты. Когда услышите звон, будет шесть двадцать шесть. – Он помолчал. – Бом!
– Поздновато, парни, – сказал Сэмми, – позже, чем мы думали, парни. О господи, парни, когда-нибудь нас мобилизуют. Что тогда? Мы отправимся ко всем чертям, парни, проливать собственную кровь на чужой земле.
– О господи! – Баки был полон жалости к себе.
– Ну так что?.. Будем мы ждать, пока мисс Амалио снимет свою блузку, в чем я сильно сомневаюсь? Вряд ли она это сделает, несмотря на упругость своей замечательной груди. Или мы отправимся на тот конец города к дивной улице под названием Мэзон Авеню исследовать неведомые земли, не подвергаясь опасности военных действий? Как вы думаете, парни?
Мальчики молчали, погруженные в раздумье.
– Ну, решайте, – сказал Сэмми. – Это может оказаться лучшим временем в нашей жизни.
– Ну что ж, пойдем переспим с испанскими девочками, – сказал Баки.
Стоя у доски циркуляров, поближе к выключателю, Хейз чертил бессмысленные значки в блокноте, ожидая момента для атаки. Его рука скользнула вниз, к пластиковому выключателю. Наступила темнота, внезапная темнота, заполнившая комнату.
– Что за черт?.. – начала Вирджиния, потом замолчала, и в комнате снова наступила тишина.
“Плащ”, – подумал Хейз.
Быстро!
Его пальцы скользнули по грубому материалу плаща, вниз, к карману, нащупали тяжесть пистолета, он сунул руку в разрез, чтобы схватить револьвер...
И вдруг с невообразимой, ослепительной яркостью зажегся свет.
Глава 12
Хейз чувствовал себя, как ребенок, которого застали в тот момент, когда он запустил руку в коробку с печеньем.
Он не сразу сообразил, что вызвало столь ослепительную иллюминацию, но потом понял, что кто-то зажег свет и что его рука находится в кармане плаща Вирджинии, не доставая нескольких дюймов до пистолета. Удивительно, время словно перестало существовать с тех пор, как стало светло. Он знал, что время течет с небывалой скоростью, и понимал – от того, что он сделает за несколько ближайших секунд, будет зависеть жизнь или смерть всех, кто находится в этой комнате, и все же не мог преодолеть ощущения, что время остановилось.
Прошло, казалось, целых три года, прежде чем он принял решение быстро повернуться к Вирджинии с оружием в руке.
Он сжал пальцы вокруг рукоятки пистолета в темных недрах кармана, и это заняло еще двенадцать лет. Хейз почти выхватил пистолет, когда увидел Артура Брауна, который быстро шел по коридору, удивленно подняв брови. Примерно через сто лет он решил крикнуть:
– Уходи, Артур! Беги!
Но было уже поздно, потому что Артур открыл дверцу барьера и вошел в дежурную комнату. Доставать пистолет тоже было поздно – время вступило в свои права, оно словно вытекло в канализационную трубу. Был только угрожающе холодный голос Вирджинии Додж, который прорезал тишину, установившуюся в комнате.
– Не доставай пушку, рыжий! Я целюсь прямо в бутыль!
Хейз замер. Внезапно он подумал: “А что там, в бутыли? Действительно нитроглицерин?”
Потом эта мысль исчезла так же внезапно, как и появилась. Он не мог рисковать. Разжав пальцы, Хейз повернулся к Вирджинии.
Артур Браун стоял у самой дверцы, раскрыв рот.
– Что?..
– Заткнись! – прервала его Вирджиния. – Входи сюда!
– Что?..
Лицо Брауна выражало безграничное удивление. Просидев весь день в кладовой магазина готового платья, он вернулся в участок и поднялся по металлической лестнице, ведущей на второй этаж, что делал уже тысячу раз с тех пор, как стал работать в 87-м участке. Увидев, что в коридоре нет света, он бессознательно потянулся к выключателю у лестницы и включил свет. Первое, что он увидел, был Коттон Хейз, засунувший руку в карман женского плаща, висевшего на крючке. А потом... женщину с револьвером.
– Ну-ка, подойди сюда, рыжий! – приказала Вирджиния.
Хейз молча подошел к ней.
– Ты очень умный, верно, сволочь?
– Я...
Рука, державшая револьвер, быстро поднялась и с неожиданной силой нанесла удар. Хейз уголком глаза уловил блеск стального дула, почувствовал резкую боль, когда металл врезался ему в щеку, и прикрыл лицо руками, ожидая нового удара. Но его не было. Он отнял руки от щеки и посмотрел на пальцы. Они были в крови.
– Больше никаких фокусов, рыжий, понятно? – ледяным тоном сказала Вирджиния.
