– Ну, и что же ты скажешь?
– А не могли бы вы рассказать мне о Пэрише? – попросил Ниггль. – Мне хотелось бы снова его повидать. Я надеюсь, он не очень сильно заболел? И не могли бы вы подлечить его ногу? Она постоянно причиняла ему неудобства. И, пожалуйста, не беспокойтесь из–за наших с ним отношений. Пэриш был очень хорошим соседом и очень дешево продавал мне прекрасную картошку – это экономило мне кучу времени.
– В самом деле? – переспросил Первый Голос. – Я рад это слышать.
На некоторое время снова стало тихо. Потом Ниггль услышал удаляющиеся Голоса.
– Ну что ж, я согласен, – произнес в отдалении Первый Голос. – Пусть его переведут на следующий этап. Хоть завтра.
Проснувшись, Ниггль обнаружил, что шторы убраны и его маленькая спаленка залита солнечным светом. Он встал и увидел, что рядом с постелью кто–то положил не больничный халат, а более удобную одежду. После завтрака врач осмотрел сбитые в кровь руки Ниггля и смазал их какой–то мазью – они сразу же перестали болеть. Еще он дал Нигглю несколько добрых советов и бутылку с укрепляющим средством – вдруг понадобится. Ближе к полудню Нигглю дали печенье и стакан вина, а потом принесли билет.
– Теперь вы можете отправляться на станцию, – сказал врач. – Проводник за вами присмотрит. Счастливого пути.
Ниггль выскользнул за дверь и на мгновение зажмурился – очень уж ярким было солнце. Ниггль полагал, что очутится в большом городе, соответствующем размерам вокзала. Ничего подобного. Ниггль стоял на вершине безлесного холма, поросшего зеленой травой, и над холмом гулял свежий, бодрящий ветер. Вокруг никого не было. Лишь внизу, у подножия холма, блестела крыша вокзала.
Ниггль быстро, но без спешки зашагал вниз. Там его ждал Проводник.
– Вам сюда! – сказал он и провел Ниггля на платформу, где стоял маленький симпатичный поезд – такие обычно ходят на местных линиях: паровозик и один вагон, оба очень яркие, чистенькие и свежевыкрашенные. Похоже было, будто поезд отправляется в свое первое путешествие. Да и само железнодорожное полотно выглядело как новенькое: гнезда, в которые укладываются рельсы, были выкрашены в зеленый цвет, сами рельсы сверкали, а шпалы пахли нагретой солнцем смолой. Вагон был пуст.
– Господин Проводник, а куда идет этот поезд? – спросил Ниггль.
– По–моему, та станция еще никак не называется, – отозвался Проводник. – Но вам там должно понравиться.
И с этими словами он закрыл дверь купе.
Поезд тотчас же тронулся. Ниггль откинулся на спинку сиденья. Маленький паровозик, пыхтя, полз по глубокой выемке. По обе стороны от нее поднимались высокие зеленые склоны, а сверху раскинулось синее небо. Через некоторое время – довольно скоро – паровозик свистнул, затормозил и встал. Там, где он остановился, не было ни железнодорожной станции, ни какой–либо вывески – лишь лестница, поднимающаяся на насыпь. Наверху виднелась аккуратная изгородь и в ней – калитка. У калитки стоял велосипед Ниггля. По крайней мере, он выглядел точно так же, и к рулю была прикреплена желтая табличка с большими черными буквами: «НИГГЛЬ».
Ниггль распахнул калитку, вскочил на велосипед и покатил вниз по склону, освещенному ярким весенним солнцем. Вскоре Ниггль обнаружил, что тропинка, по которой он ехал, исчезла и теперь его велосипед катит по чудной траве, зеленой и густой. Ниггль мог разглядеть каждую травинку. Ему почудилось, будто он уже где–то когда–то видел такую дивную траву – быть может, во сне. И окружающий пейзаж тоже казался Нигглю знакомым. Да, точно – вот сейчас начнется спуск, как и должно быть. А теперь, конечно, снова подъем. Вдруг огромная зеленая тень заслонила солнце. Ниггль поднял глаза и резко затормозил.
Перед ним стояло Дерево, его Дерево, полностью законченное. И это Дерево было живым. Его листья как раз распускались, а ветви трепетали под ветром – именно так, как представлял себе Ниггль. Он часто пытался это передать – но тщетно. Ниггль, не сводя глаз с Дерева, медленно раскинул руки.
– Это дар! – воскликнул он. Это восклицание относилось и к его искусству, и к результату. Но сейчас Ниггль употребил это слово в его прямом смысле.
Он продолжал смотреть на Дерево. Там были все листья, над которыми он когда–либо трудился и которые представлял лучше, чем ему удавалось передать, и те, которые лишь возникали в его воображении, и множество тех, которые Ниггль мог бы вообразить, если бы у него хватило времени. Листья не были подписаны – это были просто красивые, безымянные листья, – и все же Ниггль мог бы точно сказать, когда создан каждый из них. Несколько самых прекрасных листьев – и самых типичных, самых совершенных образчиков стиля Ниггля – были явно созданы в сотрудничестве с мистером Пэришем – по крайней мере, иначе не скажешь.
На Дереве гнездились птицы. Удивительные птицы. Как они пели! Они спаривались, высиживали птенцов, а те вставали на крыло и с песнями улетали в Лес – все это происходило на глазах у Ниггля. Только теперь он заметил, что Лес тоже тут – тянется в обе стороны и уходит вдаль. А за ним сверкали Горы.
Через некоторое время Ниггль свернул к Лесу. Не то чтобы он устал от Дерева – нет! – но Ниггль уже успел полностью охватить его взглядом и теперь представлял его себе все целиком, даже не глядя. Отправившись дальше, Ниггль обнаружил странную вещь: Лес, конечно, был далеким, но к нему можно было приблизиться и даже войти в него, и от этого Лес не переставал быть далеким и таинственным. Прежде Нигглю никогда не удавалось войти в даль, не превратив ее в обычные окрестности. Это придавало прогулке особое очарование: здесь по мере продвижения вперед перед вами раскрывались все новые и новые дали – двойные, тройные и даже четверные, вдвое, втрое, вчетверо заманчивее обычных. Здесь можно было идти все вперед и вперед, и при этом вся эта огромная страна помещалась в саду – или в картине, если вам так проще и понятнее. Вперед и вперед – но не до бесконечности, потому что на горизонте высились Горы. Они приближались, но очень медленно. Казалось, они не из этой картины – они только связывали ее с чем–то иным – с чем–то большим. Но это была уже другая картина.
Ниггль бродил по округе. Но он не просто бил баклуши. Он внимательно осматривался по сторонам. Дерево было закончено, хотя и не завершено – «Именно так, как и должно быть!» – подумал про себя Ниггль, – но в Лесу еще оставалось множество неоконченных мест, над которыми нужно было подумать и потрудиться. Здесь не было ничего неправильного, и ничего не требовалось изменять, но лишь продолжать и развивать, – и Ниггль точно знал, как именно.
Ниггль уселся под большим, не слишком подробно выписанным деревом – оно было нарисовано по образцу Большого Дерева, но все же обладало своим, особым характером, который непременно проявится, если немного постараться, – и принялся обдумывать, с чего начать работу, чем закончить и сколько времени на это потребуется. Он привык теперь работать именно таким образом.
– Ну конечно же! – воскликнул Ниггль. – Мне нужен Пэриш! Здесь надо разбираться в земле, растениях и деревьях. Я в этом ничего не смыслю, а он как раз смыслит. Ведь тут же не мой личный парк. Мне нужна помощь и совет, и по возможности побыстрее.
Ниггль встал и отправился к тому месту, с которого решил начать работу. Он снял куртку. А вскоре в небольшой тенистой ложбине Ниггль заметил человека, который растерянно оглядывался по сторонам. Он опирался на лопату но явно не понимал, что ему делать.
– Пэриш! – окликнул его Ниггль.
Пэриш закинул лопату на плечо и пошел ему навстречу. Он все еще чуть–чуть прихрамывал. Они не стали разговаривать – просто кивнули другу другу, как обычно делали, встречаясь на улице. Но дальше они пошли плечом к плечу. Они без лишней болтовни договорились, где следует поставить маленький домик и разбить сад – сад непременно понадобится!
Когда они принялись трудиться вместе, стало ясно, что теперь из них двоих Ниггль лучше умеет распоряжаться временем и планировать работу. Как ни странно, именно Ниггль уделял больше времени постройке дома и разбивке сада, в то время как Пэриш частенько отвлекался, чтобы полюбоваться на деревья, и в особенности на Большое Дерево.
В один прекрасный день Ниггль трудился, высаживая живую изгородь, а Пэриш лежал рядом на травке и внимательно рассматривал прехорошенький желтый цветок. В свое время – давным–давно – Ниггль насадил множество таких цветов у подножия Дерева. Внезапно Пэриш поднял голову: его лицо сияло под
