потратил много времени на их поиски, но тщетно. Молчат и предания. В них ни слова не говорится о дальнейшей судьбе Элуреда и Элурина.
Дориат снова лежал в руинах, и теперь уже навсегда. Цели своей братья не достигли. Уцелевшие эльфы Дориата бежали, и с ними дочь Диора, Эльвинг. Им удалось спастись самим и спасти Сильмарилл. Спустя некоторое время они объявились на побережье, в Дельте Сириона.
ТУОР И ПАДЕНИЕ ГОНДОЛИНА
Cказано, что Хуор, брат Хурина, пал в Битве Бессчетных Слез. Зимой того же года у его жены Риан родился в глуши Митрима сын по имени Туор. Эльф Аннаэл из Серых Эльфов взял его на воспитание. Туору исполнилось шестнадцать лет, когда последние Серые Эльфы решили покинуть пещеры Андрофа и перебраться на юг, к Гаваням на Сирионе. Но орки и вастаки разгромили отряд, Туор попал в плен, а потом в рабство к Лограну, одному из вожаков вастаков Хитлума. Три года влачил он рабскую жизнь и наконец бежал, вернулся в пещеры Андрофа и жил там один, жестоко мстя обидчикам, да так успешно, что Логран посулил за его голову немалую награду.
Четыре года вел Туор жизнь одинокого разбойника или, лучше сказать, мстителя, но вот однажды Владыка Ульмо избрал его для выполнения важной миссии. По его велению Туор покинул убежище в Андрофе и отправился в долгий путь на запад. Он прошел через Дор Ломин и с трудом отыскал Врата Нолдоров, поставленные народом Тургона, жившим когда-то в Неврасте. Отсюда вел под горами длинный туннель, заканчивающийся в Ущелье Радуг, по дну его несся к близкому морю бурный поток.
Путь Туора не проследил никто. Ни орк, ни человек не донесли Темному Владыке об одиноком путнике.
И вот Туор пришел в Невраст. Здесь ему впервые открылось Великое Море и покорило его навсегда. Отныне волнующаяся стихия и древняя музыка вод властно влекли Туора в дали владений Ульмо. Около года прожил он один в Неврасте на побережье.
Тем временем на просторах Среднеземья пробил час Нарготронда.
Пришла осень. В один из дней Туор увидел в море семь огромных лебедей, неторопливо плывших на юг, и понял, что это — долгожданный знак Владыки Ульмо. Он пошел за ними вдоль берега. Под горой Тэрас его ждали пустынные и заброшенные покои Виниамара и обещанные Ульмо щит, меч и доспех. Это Тургон, уходя в Гондолин, выполнил волю Владыки Вод. Туор облачился и вышел к воде.
С Запада надвигалась великая буря. В громе и грохоте взметенных волн явился Туору сам Валар Ульмо и повелел отправиться в Гондолин. Дабы обезопасить Туора в пути, дал Ульмо своему вестнику магический плащ, отводящий глаза врагам.
А утром, когда стихла буря, Туор встретил на берегу изможденного, обессиленного эльфа. Это был Воронвэ, сын Аранвэ из Гондолина, единственный из моряков, посланных Тургоном на Запад, кому удалось спастись. Шторм разбил их корабль уже в виду берегов Виниамара, но волны вынесли на песок одного лишь Воронвэ. Туор рассказал о воле Владыки Вод и попросил помочь отыскать дорогу в Гондолин. Эльф, видя воина в нолдорском шлеме былых времен и слыша его необычную речь, не посмел отказать посланцу Валаров. Дальше они пошли вместе. Неподалеку от Сумеречных Гор их застала зима. В этом году она была особенно лютой, и путники медленно продвигались на восток, ища защиты от жестокого северного ветра у подножия гор. Так достигли они озера Ивринь. Больно было видеть это некогда чистейшее озеро, загубленное Глаурунгом. С берега Ивринь заметили они высокого человека в черном плаще и с черным мечом, торопливо шагавшего на север. Путник не обратил на них внимания, и они не стали окликать его, так и не узнав, кого повстречали.
Если бы не сила Ульмо, незримо питавшая в пути Туора и Воронвэ, не одолеть бы им этих заснеженных, скованных холодом лиг. Но с вышней помощью они достигли входа в Гондолин и, пройдя тайным подгорным туннелем, подошли к первым вратам, где повстречались с передовой заставой. Уставших путников вели по дну глубокого ущелья, потом дорога пошла вверх, они миновали семь врат и предстали перед Эктелионом, Стражем Гондолина. Туор сбросил плащ — древний нолдорский доспех и оружие из Виниамара убедили эльфов, что перед ними и впрямь посланник Ульмо. Отсюда Туор впервые окинул взглядом волшебную долину Тумладен, зеленым самоцветом лежащую в кольце гор, а за ней, на невысоком скалистом плато, раскинулся великий Гондолин, воспетый в песнях, прекраснейший из городов эльфов по эту сторону Моря.
По знаку Эктелиона на башнях запели трубы, и окрестные горы отозвались звонким эхом, а издали, с белых стен города, розовевших в лучах рассвета, донесся ответный сигнал.
Туор пересек Тумладен и вошел в ворота Гондолина. По широким лестницам его провели в королевские покои, украшенные изваяниями Дерев Валинора. Здесь предстал он перед Тургоном, сыном Финголфина, Верховным Правителем Нолдоров. Одесную Короля стоял его племянник Маэглин, одесную сидела дочь Идриль Келебриндель. Туор заговорил, и присутствующие не поверили глазам: Человек ли это из Смертных стоит перед троном и вещает голосом, подобающим Валару? Туор предостерег Тургона, напомнив, что Проклятье Мандоса, словно меч, занесено над головами Нолдоров; он говорил о том, что приходит конец их трудам на этой земле, он повелел именем Ульмо оставить этот прекрасный и могучий город и уходить на юг, к Морю.
Долго обдумывал Король Тургон слова Валара. Многое приходило ему на память, и прежде всего давний совет Ульмо, данный еще в Виниамаре: «Не позволяй делам рук своих занять слишком много места в твоем сердце. Помни: истинная надежда Нолдоров на Западе, и прихода ее надо ждать с Моря». Но с тех пор прошли годы. Слишком горд стал Король Тургон, а Гондолин, память о Тирионе, — слишком прекрасен. Верил Тургон, как никогда, в непобедимую мощь тайной твердыни, и даже слова Валара не могли поколебать его. После Битвы Слез народ Гондолина зарекся вмешиваться в людские, эльфийские или чьи бы то ни было дела за пределами своего королевства; возвращаться на Запад и подвергать себя опасностям долгого пути тоже никому не хотелось. Укрывшись за неприступными горами, эльфы Гондолина никого не пускали к себе, будь то даже простой странник или беглец, претерпевший от Врага и преследуемый орками. О делах Среднеземья вести приходили отрывочные и редкие, так что в конце концов народ Тургона потерял к ним интерес. Разведчики Моргота тщетно пытались отыскать подходы к Скрытому Королевству. О Гондолине многие слышали, но никто его не видел. На совете, созванном Тургоном, против Туора резко выступил Маэглин. Надо сказать, Король благожелательно выслушал племянника, ибо слова Маэглина были по сердцу самому Тургону. В конце концов Король решил поступить по-своему. Тургона смущало только одно. Он помнил, как еще там, за Морем, говорил Мандос о предательстве, от которого произойдут многие беды. Вот предательства Тургон боялся. Но ожидая его извне, Король приказал замуровать даже естественную тайную тропу под горами и успокоился. Больше никто не покидал Гондолина. Гонцы стали не нужны, ибо не получали отныне поручений — ни о войне, ни о мире. Изредка прилетал Торондор. Однажды он принес вести о падении Нарготронда, еще через несколько лет — о гибели Тингола, а потом — о смерти Диора и разрушении Дориата. Но Тургон оставался глух к знакам беды, без промаха поражавшей эльфов и людей. Он только поклялся никогда не оказывать поддержки сыновьям Феанора и усилил гарнизоны горных крепостей.
Туор остался в Гондолине, очарованный красотой города, глубиной познаний здешнего народа и благостью мирной жизни. Теперь это был на редкость сильный и крепкий, мужественный человек, глубоко овладевший знаниями Нолдоров. Вскоре обратилось к нему сердце Идриль, королевской дочери, и сам Туор полюбил ее. Маэглин и раньше не выказывал ему расположения, а теперь племянник Тургона, больше всего на свете желавший обладать единственной наследницей Короля Гондолина, смертельно возненавидел человека. Король, напротив, всячески привечал Туора, во-первых, как вестника Владыки Ульмо, а во- вторых, не забыл Король слов Хуора, сказанных на поле боя, когда Нолдоры Гондолина под прикрытием людей отступили в Битве Слез. Расположение Короля простиралось так далеко, что по прошествии семи лет Туору не отказали даже в руке единственной дочери. По этому поводу состоялся великий пир. Все славили жениха и невесту и только Маэглин с кучкой своих приспешников смотрел на молодых с нескрываемой злобой. Так был заключен второй союз между людьми и эльфами.
