забав.
— Но прикончить-то их без затей — раз-два! Можно? — сказал другой. — Возни с ними много, а надо спешить, уже вечер.
— Приказ, — отозвался кто-то ворчливым басом. — «Убивать всех, кроме невысокликов. Этих доставить живьем и поскорее». Таков приказ, выполняйте.
— Кому они нужны? — спросило сразу несколько голосов. — Почему живьем? Эти уроды нужны кому- то для развлечения?
— Нет! У одного из них есть что-то, очень нужное на войне, какой-то эльфийский секрет. Значит, их обоих пытать будут.
— А больше ты ничего не знаешь? Может, мы сами обыщем их, найдем этот секрет и употребим для себя?
— Больно ты любопытный, — заметил чей-то голос. — Может, на тебя донести кому следует? Запомни — пленников нельзя обыскивать и нельзя у них ничего забирать. Таков приказ.
— И у меня такой же приказ, — отозвался опять бас. — Сказано: «Живьем». Только захватить, и чтоб все было цело.
— А у нас не было никакого приказа, — настаивал спорщик. — Мы от самых Копей шли, чтобы убить и отомстить за своих. Я хочу убить — и домой, на север!
— Хотеть можешь, сколько хочешь, — ответил бас. — Но будет так, как сказал я, Углук. Мы возвращаемся в Исенгард кратчайшим путем.
— Кто главнее, Саруман или Большой Глаз? — спросил тот, что тоже говорил о приказе. — Мы должны идти в Лугбур!
— Можно было бы, если бы не Река, — ответил другой голос. — Нас мало, на мосты и соваться нечего.
— Я же переправился, — опять заговорил противный. — Крылатый Назгул ждет к северу отсюда, на восточном берегу.
— Ну да, конечно! Ты полетишь туда с нашими пленниками, огребешь в Лугбуре все награды, а нас оставишь топать пешком через конские земли. Нет уж! Надо держаться вместе. Здесь опасно, полно бунтовщиков.
— Да-да, надо держаться вместе, — хрипло произнес Углук. — Я вам не верю, свиньи вы, только в своем хлеву храбрые. Не будь нас, вы бы все поудирали. Мы — Урук-Хай, боевые орки, убили большого воина. Мы взяли пленных. Мы, слуги Сарумана Мудрого, Белой Руки, которая кормит нас человечьим мясом, посланы из Исенгарда, чтобы проводить вас туда, и мы поведем вас по той дороге, которую выберу я, Углук! Так я вам говорю!
— Ты много говоришь, Углук, — не унимался противный голос. — Смотри, это может не понравиться в Лугбуре. Может быть, там захотят снять с твоих плеч слишком большую голову? Могут поинтересоваться тем, откуда в нее пришли такие мысли. Их тебе не Саруман нашептал? Кем он себя считает, тыча всем в глаза свое паршивое белое клеймо? В Лугбуре больше поверят мне, доверенному посланнику Грышнаку, когда я скажу, что Саруман — глупец, и даже хуже — подлый изменник. Но Большой Глаз следит за Саруманом. Свиньи, говоришь? Слыхали, ребята! Мусорщики плюгавого чародея обзывают нас свиньями! Не человечьим, а орчьим мясом кормит вас Белая Рука, которую вы лижете…
В ответ на это раздались громкие крики и ругательства на языке орков и зазвенело вытаскиваемое из ножен оружие. Пин осторожно повернулся на бок, надеясь рассмотреть, что происходит. Охранники отошли от пленных и включились в общую свалку. Привыкнув к сумеркам, Пин разглядел громадного черного орка и решил, что это и есть Углук, а тот, который стоял против него, приземистый, безобразный, кривоногий, с длинными, свисающими почти до земли руками — Грышнак. Вокруг них толпились орки помельче. Пин понял, что за Грышнаком стоят северные орки. Они уже повытаскивали сабли и ножи, но еще не смели напасть на Углука.
Углук что-то крикнул. Несколько рослых гоблинов, почти таких же высоких, как их вожак, подбежали к нему. Внезапно Углук прыгнул вперед, молниеносно рубанул саблей раз, потом второй. Две головы скатились на землю. Грышнак отскочил и исчез в темноте. Остальные расступились. Один попятился, споткнулся о лежавшего без чувств Мерриадока, выругался и упал. Это, вероятно, спасло ему жизнь, потому что солдаты Углука перепрыгнули через него и срубили голову другому. В откатившейся голове Пин узнал охранника, который пугал его желтыми клыками, но убить так и не успел. Тело упало на Пина, нож-пила остался зажатым в мертвой руке.
— Оружие в ножны! — заорал Углук. — Хватит глупостей. Идем до спуска со стены, потом на запад. Потом вдоль реки в лес. Днем и ночью. Понятно?
«Сейчас или никогда, — подумал Пин. — Пока этот урод наведет порядок в своей банде, пройдет время, и можно попытать счастья». В душе его блеснула искорка надежды. Острие ножа царапало ему запястье. Он чувствовал стекающие по руке капли крови и холодное прикосновение стали.
Орки собирались в путь. Некоторые северяне еще упирались. Двоих тут же зарубили, остальные сдались и согласились выполнять приказы Углука. Несколько минут все орали, никто не обращал внимания на пленников. Ноги у Пина были крепко связаны, но руки были чуть посвободнее, и он мог ими слегка пошевелить, когда веревки впивались в тело. Он всем корпусом толкнул мертвого орка вбок и, затаив дыхание, стал водить узлом веревки по клинку. Зазубренный нож был хорошо наточен, и орк, даже мертвый, держал его крепко. Наконец веревка ослабла. Пин быстро ухватил ее конец пальцами, сделал свободную двойную петлю, всунул туда кисти рук. Потом опять замер неподвижно.
— Поднимите пленных! — потребовал Углук. — Только без глупостей! Если они не дойдут живыми, кто-то из вас головой заплатит!
Один из орков схватил Пина, поднял на спину, как мешок, и понес. Другой таким же способом потащил Мерри. Пин упирался лицом в загривок своего носильщика, лапы орка железными клещами держали его за руки, когти больно впивались в тело. Хоббит закрыл глаза и впал в забытье.
Вдруг он почувствовал, как его опять брякнули о землю. Ночь только начиналась, но узкий серп месяца уже скатывался к западу. Они были на краю обрыва, внизу плавал бледный туман. Откуда-то доносился плеск воды.
— Разведчики вернулись, — услышал Пин.
— Говори, что видели? — прохрипел Углук.
— Одного всадника, который ехал на запад. Больше никого, дорога свободна.
— Сейчас. А потом что будет? Идиоты. Его надо было убить. Он поднимет тревогу. К утру проклятые лошадники о нас узнают. Придется топать вдвое быстрее.
Над Пином нависла большая тень. Это был Углук.
— Сядь! — приказал он. — Мои ребята устали тащить вас, как баранов. По ступенькам вниз пойдешь сам. Хромай быстро и молчи. Не вздумай удрать, и голоса не подавай, а то я тебя навсегда отучу от шуток, причем так, что ценности для нашего Повелителя ты не потеряешь.
Углук перерезал Пину путы на ногах, поднял его за волосы и поставил стоймя. Пин упал. Углук снова поднял его за волосы. Несколько орков захохотало. Углук раздвинул хоббиту зубы и влил в рот что-то из фляги. Жидкость обожгла горло и разлилась жаром по телу, но боль в стопах и лодыжках прошла, и Пин удержался на ногах.
— Ну, двигай! — сказал Углук. — Где второй?
Пин увидел, как огромный орк подошел к Мерри и пнул его ногой. Мерри застонал. Углук грубо поднял его и содрал с головы повязку. Затем намазал рану какой-то темной мазью из деревянной банки. Мерри ойкнул и задергался.
Орки хлопали в ладоши и верещали от удовольствия.
— Лекарства боится! — выкрикивали они. — Не понимает, что это для его же пользы. Ну и позабавит он нас потом!
Однако Углуку, видно, было не до забав. У него не было времени, ему надо было привести в форму невольных участников марша. Он лечил пленников по-своему, грубо, но эффективно. Когда он насильно влил в горло второго пленника пару глотков питья из своей фляги и разрезал путы на ногах, Мерри тоже встал, очень бледный, с ввалившимися глазами, но в полном сознании. Он не чувствовал даже боли от раны
