что рохирримы убили и сожгли всех, не оставив никого и ничего. Но он не знает, были ли здесь пленники. Не знает о ссоре своих гоблинов с орками из Мордора. И не знает о Крылатом посланце.
— Крылатый посланец! — закричал Леголас. — Я в него пустил стрелу из лука Галадриэли над Взгорным Перекатом, и он упал с неба. Он нас очень испугал. Что это за новое чудище?
— Стрелы ему не опасны, — ответил Гэндальф. — Ты подстрелил только его скакуна. Это прекрасно, но он уже получил нового. Ибо то был Назгул, один из Девятерых, которые теперь скачут на крылатых тварях. Скоро тень крыльев ужаса падет на последние армии наших друзей и закроет от них солнце. Пока Крылатым не разрешено залетать за Великую Реку, так что Саруман не знает, какой новый облик приняли Кольценосные Призраки, служащие Черной силе. Все его мысли вертятся вокруг Единого Кольца. Было ли оно на месте последней резни? Найдено ли оно? Что будет, если оно случайно попадет к Феодену, правителю Рубежного Края? Этого он больше всего боится, поэтому сейчас спешит в Исенгард, чтобы удвоить или утроить войско, которое готовит для удара по Рохану. Тем временем ему самому грозит опасность, которую он не видит, увлеченный своими планами. Он забыл о Древеснике.
— Ты опять сам с собой заговорил, — улыбаясь, пожурил мага Арагорн. — Я не знаю никакого Древесника. Начинаю понимать двойную измену Сарумана, но никак не пойму, что может произойти от прихода в лес двух хоббитов, кроме того, что их придется долго и безрезультатно искать.
— Постой! — крикнул Гимли. — Позволь мне задать тебе другой вопрос: тебя или Сарумана мы видели в лесу вчера вечером?
— Меня вы никак не могли видеть, — ответил Гэндальф. — Значит, надо думать, это был Саруман. Мы, оказывается, так похожи, что я тебе прощаю покушение на мою шляпу.
— Не вспоминай об этом, пожалуйста! — попросил Гимли. — Я рад, что тогда был не ты.
— Отлично, мой храбрый гном! — снова засмеялся Гэндальф. — Очень приятно убедиться, что кроме ошибок были и правильные выводы. Как мне это понятно! Поверь, я ни капельки не обиделся на тебя за такое приветствие. Как я мог сердиться, если сам столько раз повторял друзьям, чтобы даже себе не доверяли, когда приходится иметь дело с таким врагом! Успокойся, Гимли сын Глоина! Может быть, ты еще увидишь нас рядом и сможешь сравнить.
— Но что же все-таки с хоббитами? — вмешался Леголас. — Мы полсвета обежали за ними. Если ты знаешь, где Пипин и Мерри, скажи нам скорее!
— Они у энтов, с Древесником, — ответил Гэндальф.
— У энтов?! — воскликнул Арагорн. — Значит, правду говорят старые сказки о великанах, пастухах деревьев, живущих в глубине леса? И они до сих пор топчут землю? Я думал, что это воспоминание о Незапамятных Временах или просто Роханская легенда.
— Роханская, как же! — возмутился Леголас. — Да каждый эльф в Лихолесье знает песни про старых великанов и вечное их несчастье. Но и для эльфов это уже воспоминания. Я бы подумал, что ко мне возвращается детство, если бы встретил лесного пастуха, шагающего по земле. Древесник — это и есть Фангорн в переводе на Всеобщий язык, а ты, Гэндальф, говоришь о нем, как о живом существе. Кто это?
— Много хочешь знать, — сказал Гэндальф. — Мне известно о нем очень мало, но даже то, что я знаю, придется долго рассказывать, у нас времени не хватит. Древесник — опекун этого леса, старейший не только среди энтов, но и среди всех обитателей этой части Средиземья. Надеюсь, что ты, Леголас, с ним встретишься. Мерри и Пину очень повезло, что они на него наткнулись. Древесник забрал их к себе домой; живет он довольно далеко отсюда, у корней гор, но сюда часто приходит, особенно когда его что-нибудь тревожит или когда ему хочется получить вести из остального мира. Я видел его четыре дня назад, он гулял между деревьев. Думаю, что он меня тоже заметил, потому что приостановился; но я с ним не заговорил, слишком тяжело мне тогда было от собственных мыслей, и я очень устал от борьбы с Красным Глазом из Мордора. Он же меня не подозвал.
— Может быть, он тоже принял тебя за Сарумана, — сказал Гимли. — Ты говоришь о нем, как о друге, а я думал, что Фангорн грозен и внушает ужас.
— Грозен! — повторил Гэндальф. — Я тоже грозен и даже очень. Могу внушать ужас. Страшнее меня никого нет, разве что Черный Властелин. Арагорн грозен и Леголас грозен. Тебя окружают опасные личности, Гимли сын Глоина, и сам ты тоже грозен по-своему. Фангорнский Лес, конечно, опасен, особенно для тех, кто тут слишком рьяно размахивает топором. Древесник грозен, но вместе с тем он мудр и добр. Последние дни он кипит от гнева, который накапливался многие годы, а сейчас залил весь лес и переливается через край. Появление хоббитов оказалось каплей, переполнившей чашу, и волна этого гнева теперь потечет, как река. Но она направлена против Сарумана и топоров Исенгарда. Произойдет нечто неслыханное в Средиземье: энты пробудятся и обнаружат, что они еще сильны.
— Что они смогут сделать? — удивленно спросил Леголас.
— Не знаю, — ответил Гэндальф. — Думаю, что они сами этого не знают. Хотел бы узнать.
Маг замолчал и, задумавшись, опустил голову.
Друзья смотрели, как, проскользнув сквозь облака, луч солнца играет у него на ладони, спокойно лежащей на коленях и повернутой вверх; она казалась чашей, полной света. Гэндальф поднял голову и взглянул на небо.
— Скоро полдень, — сказал он. — Пора идти.
— Искать хоббитов и Древесника? — спросил Арагорн.
— Нет, — ответил маг. — Наша дорога ведет в другую сторону. Я лишь сказал слова надежды, а надежда — еще не победа. Над нами и всеми нашими друзьями нависает ужас такой войны, в которой верную победу можно одержать лишь с помощью Великого Кольца. Страшно мне; многое будет уничтожено, многое придется потерять. Я — Гэндальф; сейчас я Гэндальф Белый, но Черный Властелин пока еще сильнее меня…
Гэндальф встал и устремил из-под руки взгляд на восток, будто видел там, вдали, то, что его друзья видеть не могли. Потом качнул головой и добавил:
— Нет. Оно уже от нас ушло. Надо радоваться. Мы избавлены от искушения употребить Кольцо во зло. Придется грудью встречать опасность, и хотя она велика, будем счастливы, что избежали еще большей.
Он повернулся к товарищам.
— Не жалей о выборе, который ты сделал в ущельях Эмин Муйл, Арагорн сын Араторна! — сказал он. — Не говори, что напрасно преследовал гоблинов. Ты выбрал правильный путь, в конце его мы встретились, причем встретились вовремя, а ведь могло быть поздно. Твой долг перед хоббитами выполнен. Ты дал слово Эомеру, что придешь. Это определяет твой дальнейший путь. Иди в Эдорас, иди к Феодену, на его Золотой двор. Ты там нужен. Андрилу пора засверкать в битве, которой он давно ждет. В Рохане войска, но Феодена окружает едва ли не худшее зло.
— Значит, мы больше не увидим наших веселых юных хоббитов? — спросил Леголас.
— Я этого не сказал, — ответил Гэндальф. — Кто может знать? Имейте терпение. Идите, куда вас призывает долг, и не теряйте надежды. В Эдорас! Кстати, я тоже туда направляюсь.
— Пешему туда быстро не добраться. Эта дорога далека и трудна одинаково для юнцов и стариков, — сказал Арагорн. — Боюсь, что пока я буду в пути, битва кончится.
— Посмотрим, — сказал Гэндальф. — Хочешь идти со мной?
— Да, — сказал Арагорн. — Но угонюсь ли я за тобой?
Он встал и посмотрел прямо в глаза Гэндальфа, и Гэндальф ответил ему таким же прямым взглядом, и долго стояли они друг против друга, а Леголас и Гимли молча смотрели на них.
Арагорн сын Араторна, высокий, сильный, твердый, как скала, в серебристом эльфийском плаще, сжимающий рукоять меча, казался властителем, пришедшим из-за Моря на последний берег к людскому племени. Но старец в белоснежной одежде, согнувший плечи под бременем лет, седой и исхудавший, но мудрый и уверенный, светящийся внутренним светом, явно обладал большей силой, чем любые короли.
— Разве я не говорил, что ты куда хочешь доберешься раньше всех, Гэндальф? — проговорил, наконец, Арагорн. — И я тебе вот что скажу: будь снова нашим проводником и вожаком. У Черного Властелина есть Девятеро, у нас будет Один, Белый Всадник, который сильнее их всех. Ты прошел огненную бездну, и они должны бояться тебя. Мы пойдем за тобой.
— Все пойдем, — сказал Леголас. — Но, Гэндальф, сними еще один камень с души — поведай, что
