щит и все прочее.
— Кольчуги на твой рост у нас не нашлось, а ковать уже некогда, — сказала Эйовин. — Возьми кожаный нагрудник, легкий и прочный, пояс и нож. Меч у тебя свой, а по этому щиту каждый поймет, что ты воин Марки, — на щите, таком же, как у Гимли, красовался роханский герб, белый конь на зеленом поле. — Доброй удачи тебе, Мериадок, надеюсь, мы еще свидимся. Прощай!
Хоббит в ответ низко поклонился.
Мрак сгущался, но король Рохана готовился повести свои войска на восток. Многие отправлялись в этот поход с тяжелым сердцем, но суровые рохирримы были верны своему государю, и никто не роптал. Даже в лагере беженцев из Эдораса, где разместились старики, дети и женщины, обошлось без жалоб и слез. Люди молча смотрели в глаза судьбе.
Спустя два часа, которые пролетели как миг, королю подвели коня, и он начал объезжать строй. Высокий и величавый, с ниспадавшими из-под шлема серебряными сединами, предстал он перед воинами и одним своим гордым, неустрашимым видом пробудил в них надежду.
На широких полях вдоль шумной реки выстроились рохирримы — пятьдесят пять сотен конников в полном вооружении и несколько сот вспомогательного войска с вьючными лошадьми. Протрубил один- единственный рог. Король поднял руку, и воинство Марки пришло в движение. Впереди ехали двенадцать королевских телохранителей, прославленных своей доблестью, за ними сам Тейоден с Эйомером по правую руку.
С Эйовин он уже распростился, и сколь грустным ни было расставание, теперь все его мысли сосредоточились на предстоящей дороге. Позади короля трясся на своей лошаденке Мерри, скакали гондорские гонцы и еще дюжина телохранителей. Они проезжали мимо сурового, молчаливого строя ожидавших сигнала людей и уже приблизились к концу шеренги, когда один из конников поднял глаза, и Мерри поймал его пристальный взгляд.
«Какой молодой», — подумал хоббит, заметив, что и ростом, и шириной плеч этот всадник заметно уступает большинству соратников. Он уловил блеск в ясных серых глазах и поежился: ему вдруг почудилось, что так может смотреть лишь человек, оставивший надежду и решившийся искать смерти.
Они спустились вниз по сереющей во мгле дороге вдоль Снеговой. Мимо поселений в долине, где женщины, стоявшие в темных проемах дверей, провожали их печальными взглядами. Так, без труб и барабанов, без музыки и восклицаний начался великий поход на восток, о котором сложили песни, звучавшие в Рохане и много поколений спустя.
В полдень, больше походивший на поздний пасмурный вечер, король прибыл в Эдорас, где к войску присоединились три дюжины опоздавших на сбор всадников. Перекусив, Тейоден снова собрался в путь и сердечно попрощался с хоббитом. Тот упрашивал взять его с собой, но старый король проявил твердость.
— Я же сказал, Стибба не угонится за нашими скакунами. И подумай сам, тебе ли, при всей твоей храбрости, сражаться на полях Гондора? Там разразится страшная битва, падут многие грозные воители, а ты попросту погибнешь напрасно.
— Кто знает? — возразил Мерри. — Я твой оруженосец, и мое место рядом с тобой. И мне вовсе не хочется, чтобы потом, в песнях и преданиях, меня поминали как никчемного бездельника, от которого никому не было никакого прока.
— А мне не хочется, чтобы ты попусту сложил голову, — отрезал король. — Поклялся повиноваться мне, вот и повинуйся. Случись нам сразиться у ворот Эдораса, твои подвиги наверняка воспели бы менестрели, но до Мундбурга, где правит Дэнетор, больше сотни лиг, а мои всадники не станут брать лишнюю ношу — им нельзя перегружать коней. Все, Мериадок, больше говорить не о чем!
Пристыженный и опечаленный, Мерри бродил среди собиравшихся в дорогу воинов. Они проверяли сбрую и снаряжение, осматривали коней, а некоторые с беспокойством поглядывали на низкое небо. Неожиданно кто-то тронул хоббита за плечо. Тот обернулся и узнал юного конника, замеченного им еще в Дунхаре.
— Кто не сдается, тот своего добьется, так у нас говорят, — шепнул молодой воин. — Я так уже добился… почти. А вот тебе, как мне кажется, очень хочется последовать за государем. По лицу вижу.
— Хочется-то хочется, — пробормотал Мерри. — Да только как?
— Очень просто, — ответил юноша. — Усажу тебя перед собой, укрою плащом, в таком сумраке никто ничего не заметит. Кто рвется в бой, тому отказывать нельзя. Только смотри, никому ни слова. Ну что, согласен?
— Само собой! — воскликнул Мерри. — Слов нет, как я тебе благодарен, хоть мы даже и не знакомы. Я и имени твоего не знаю.
— Разве? — улыбнулся всадник. — Зови меня Дернхельм.
Так и случилось, что когда поход продолжился, хоббит Мериадок сидел в седле впереди Дернхельма, могучий серый скакун которого вовсе не заметил этой ноши, ибо юноша, при всей своей силе и ловкости, был куда легче прочих своих товарищей.
Они двигались навстречу мраку. Первый привал сделали в двенадцати лигах от Эдораса, в ивовых зарослях, при впадении Снеговой в Энтаву. С утра путь продолжился — теперь он лежал через Фольд и Затопье, где по правую руку дубовые леса взбирались по склонам холмов, затененных угрюмым Халифириэном, высившимся у рубежей Гондора, а по левую клубились туманы над болотистой дельтой Энтавы. Даже в этих необжитых краях распространялись слухи о разразившейся на севере войне. Люди, укрывшиеся в глуши, рассказывали о врагах, нападавших на восточные границы, об орочьих стаях, рыщущих в Роханской низине.
— Вперед! Вперед! — подгонял всадников Эйомер. — Поворачивать уже поздно. Слева нас прикрывают топи. Надо спешить. Вперед!
Король Тейоден покинул свою страну. Миля за милей ложилась под копыта коней дорога. По сторонам один за другим вставали гондорские холмы с сигнальными вышками: Каленхад, Мин-Римон, Эрелас, Нардол…
Но огни на них не горели. Серая мглистая тишь царила вокруг. Свет все убывал, а вместе с ним таяла в сердцах надежда.
