вам вообще сдались, но чтобы посылать их в Мордор! Подобной глупости трудно было ожидать даже от таких, как вы. Ну ладно, этот хоть для одной малости сгодился. Теперь ясно, что вещички ему знакомы, да и другим наверняка тоже. Отрицать бесполезно.
— Никто и не собирается, — промолвил Гэндальф. — Я действительно знаю каждую вещь и ее историю, а вот ты, хоть и именуешь себя устами Саурона, много на сей счет не расскажешь. Зачем ты принес все это сюда?
— Гномья кольчуга, эльфийский плащ, меч павшего Запада и лазутчик-крысеныш… То-то же! Мы знаем все — ваш жалкий заговор раскрыт. Можно предположить, что тот недомерок, у которого отобрали эти вещи, для вас ничего не значит, но я думаю иначе — он вам дорог. Коли так, задумайтесь, если вы вообще способны думать. Саурон не жалует шпионов, и судьба крысеныша будет зависеть от вашего выбора.
Никто не ответил, но побледневшие лица и ужас в глазах говорили сами за себя. Вновь послышался громкий смех.
— Прекрасно, прекрасно! Вижу, вы этого мозгляка цените. И дело ему поручили важное, не так ли? Теперь его ждут долгие годы нескончаемых мучений — у нас в Великой Башне есть большие искусники по этой части. Вы его вовек не увидите, разве что однажды он, сломленный и вразумленный, вернется к вам в назидание. Все будет именно так, если вы не примете условий моего Властелина.
— Назови условия, — голос Гэндальфа звучал твердо, но находившиеся поблизости видели в его глазах боль: он выглядел старым, усталым и готовым сдаться. Никто не сомневался в том, что маг выполнит все, что от него потребуют.
— Итак, условия… — промолвил посланец, злорадно улыбаясь и переводя взгляд с одного противника на другого. — Весь гондорский сброд вместе со своими прихвостнями немедленно уберется за Андуин, принеся перед этим клятву не умышлять против Саурона Великого ни явно, ни тайно. Земли восточнее Андуина навсегда отходят к Мордору, а западные, вплоть до Мглистых гор и Роханского провала, обязуются платить ему дань. Люди могут жить своим обычаем и подчиняться своим вождями, но им запрещается носить оружие. А также они должны восстановить подло разрушенный Айсенгард. Туда будет назначен наместник, но не Саруман, а иной, более заслуживающий доверия.
По самодовольной физиономии посланца все поняли, что этим наместником станет он сам. И не просто наместником, а тираном, что приберет все народы Запада под свою руку и обратит в величайшее рабство. Но тут снова зазвучал голос Гэндальфа:
— Не слишком ли много вы хотите в обмен на одного пленника? Получить все это твой хозяин мог бы только ценой долгой войны, в которой еще победить надо. А надежду на победу он, видать, потерял на полях Гондора, потому и вздумал торговаться. И если даже мы ценим этого пленника так высоко, где уверенность в том, что Саурон, великий лжец и предатель, выполнит свои обещания? Где пленник? Пусть его приведут и передадут нам, тогда и поговорим.
Гэндальф не сводил взгляда с Черного Посланца, следил за ним, как воин в бою следит за каждым движением смертельно опасного врага, и от мага не укрылось, что посланец на миг растерялся, хотя тут же попытался скрыть это за взрывом злобного смеха.
— Как ты смеешь оскорблять уста Саурона? — вскричал он. — Какая еще уверенность? Саурон не дает заверений, тем паче залогов! Хочешь снискать его милость, выполняй требования. Условия названы. Делайте свой выбор, да побыстрее!
— Мы его сделали, — неожиданно произнес Гэндальф. Плащ распахнулся, и ослепительно белые одежды воссияли в этом мрачном месте подобно обнаженному клинку.
Мордорский посланец попятился от воздетой руки, а маг подался вперед и попросту забрал у него все — и кольчугу, и плащ, и меч.
— Это мы оставим себе на память о нашем друге, — молвил он, — что же до ваших условий, то они отвергнуты окончательно и бесповоротно. Уходи, твое посольство окончено, и теперь над тобой витает смерть. Мы явились сюда не для того, чтобы препираться впустую со лживым коварным Сауроном, а уж тем паче с одним из его рабов. Убирайся!
Посланец Мордора больше не смеялся. Его физиономия так исказилась от изумления и ярости, что стала походить на морду дикого зверя, у которого вырвали из пасти добычу, да еще и огрели палкой. Гнев душил его так, что он не мог вымолвить ни слова и лишь хрипло, сдавленно рычал. Но ему хватило одного взгляда на суровые, беспощадные лица противников, чтобы понять — на него смотрит сама смерть. Громко вскрикнув, он повернул коня и помчался к ущелью Кирит-Горгор. Спутники последовали за ним и на всем скаку трубили в рога, подавая условный сигнал. Еще до того, как они достигли Врат, ловушка Саурона захлопнулась.
Загрохотали барабаны, над стенами взвились языки пламени. Черные Врата распахнулись во всю ширь, и оттуда стремительным, неудержимым потоком хлынула вражеская орда. Вожди Запада поскакали к своим воинам, а вдогонку им неслись дикие яростные вопли. В воздух тучей поднялась пыль: со стороны дальней башни рванулись вперед дожидавшиеся сигнала в тени Эред-Литуи полчища вастаков. Со склонов по обе стороны Мораннона валом повалили орки. Серые холмы, на которых укрепились воины Запада, превратились в островки, окруженные бушующим злобным морем врагов, превосходивших их числом вдесятеро и более. Саурон вцепился в приманку стальной хваткой.
Арагорн едва успевал отдавать приказы. Они с Гэндальфом стояли на одном из холмов, и над ними реяло знамя с Древом и Звездами. На другом холме развевались знамена Рохана и Дол-Амрота: Белый Конь и Серебряный Лебедь. Каждый холм замкнулся в железное кольцо, ощетинившись во все стороны мечами и копьями. Впереди, лицом ко Вратам Мордора, откуда следовало ждать самого страшного удара, стояли сыны Элронда, левый фланг держали дунадэйны, а правый — князь Имрахил с рыцарями Дол-Амрота и гондорскими копейщиками.
Завывал ветер, ревели трубы, свистели стрелы. Поднявшиеся над Мордором дымные облака заволокли солнце, сделавшееся багровым, словно то был закат — последний закат, за которым уже не придет рассвет. А сверху, из сгущавшейся тьмы, слетали назгулы, и их леденящие кровь крики гасили в сердцах последнюю надежду.
Когда Гэндальф отверг условия Мордора и тем самым обрек Фродо на нескончаемые мучения в Темной Башне, Пиппин содрогнулся от ужаса, но сумел совладать с собой и теперь стоял рядом с Берегондом в первой шеренге воинов Гондора. В первой, ибо решил, что коль скоро погибло все, лучше погибнуть и ему.
— Хоть бы Мерри был здесь, — пробормотал хоббит себе под нос.
Он смотрел на приближающиеся толпы врагов, а в голове его мелькали мысли: «Да, теперь я, пожалуй, понимаю бедолагу Дэнетора. Раз уж все равно умирать, так мы с Мерри могли бы умереть вместе. Ну да ладно, видать, не суждено. Надеюсь, он встретит конец полегче. Ну а уж я постараюсь сделать, что смогу».
Обнажив меч, Пиппин всмотрелся в красно-золотые узоры и наливавшиеся огнем нуменорские письмена. «Клинок-то как раз для такого часа и выкован, — подумалось ему. — Эх, кабы я смог достать им эту гнусную образину, тогда, может, и сравнялся бы со стариной Мерри. Ну да что там, хоть кого из врагов свалить перед смертью, и то будет не худо. Но как бы мне хотелось увидеть еще разок травку и солнышко!»
В этот миг до них докатился первый вражеский вал. Правда, орков задержала лежавшая перед холмами топь: они остановились и принялись осыпать противников стрелами. Но за ними со звериным рыком бежали горные тролли Горгорота, намного превосходившие людей ростом и силой. Пиппину показалось, что огромные тела покрывают доспехи из плотно подогнанных роговых чешуек, хотя, скорее всего, то были их собственные шкуры. Чудовища прикрывались круглыми черными щитами и размахивали тяжелыми молотами. Без труда одолев болото, они как буря обрушились на гондорских воинов и схватились с ними врукопашную. Страшный удар сокрушил стоявшего рядом с Пиппином Берегонда: воин зашатался, рухнул наземь, а сразивший его вожак троллей навис над павшим, протягивая когтистые лапы. У этих мерзостных тварей было в обычае перегрызать поверженным противникам горло.
Пиппин изо всех сил ударил тролля мечом снизу вверх. Украшенный письменами клинок легко пронзил толстую шкуру и глубоко вошел в тело, отворив поток черной крови. Тролль качнулся и повалился прямо на Берегонда и Пиппина, придавив их своей тяжестью, словно упавший утес. Свет померк, хоббит
