процесса): и Юрию Саульскому, и Эрику Тяжову – знатоку вокального искусства, потрясающему пианисту и аккомпаниатору, воспитавшему ансамбли «Улыбка» и «Советская песня», а также причастному к созданию квартета «Аккорд». Тяжов был, пожалуй, единственным специалистом по вокальным ансамблям, в прошлом он работал музыкальным руководителем у выдающихся людей – Эдуарда Хиля и Иосифа Кобзона. К сожалению, Эрик серьезно заболел, и в нашем девичьем стане неурядицы вышли из-под контроля. Мы озадачились поиском нового контингента для женской непрочной половины коллектива. Был объявлен негласный конкурс, так как официально мы этого сделать не могли. Юрий Сергеевич с Эриком Ивановичем решили создать небольшую группу стажеров и посмотреть, что из этой затеи получится.
В стажерскую группу попала и Валя Толкунова. Она училась в Московском институте культуры на платформе «Левобережная». Нашел ее участник первого состава Слава Толмачев. Он ездил по институтам, высматривая подходящую кандидатуру, и пригласил Валю попробовать свои силы у нас.
На прослушивании вместе с Эриком Ивановичем, который приходил на репетиции, несмотря на болезнь, присутствовали все участники ВИО-66. Тяжов не советовал принимать ее в коллектив, объясняя свою позицию тем, что у Вали недостаточная подготовка и, скорее всего, ей будет крайне сложно справиться с интенсивностью и темпом репетиций.
Несколько слов о восхитительном Эрике Тяжове, оказавшем Саульскому и всем нам неоценимую поддержку в становлении биг-бенда. Он потрясающе разбирался в людях; мог выгнать с репетиции, не церемонясь, а потом позвонить и сказать: «Я прощения просить не стану. Ты выучи-ка свою партию и больше не приходи неподготовленным. Да, и вот еще что: не опаздывай!» Девочки от него ревели, но половина женского состава была в него безумно влюблена. Он доводил до истерики в считаные минуты. Эрик Иванович был прямым, жестким человеком с потрясающей силой воли. Мы все как один обожали его.
Итак, выбора у нас фактически не было: найти кадр в неизвестный оркестр представлялось непростой задачей (слова «раскрутка» вообще не существовало, ведь в 1966 г. по телевидению транслировалась одна-единственная программа). «Сарафанное» музыкальное радио тоже не работало. Одним словом, найти замену по ряду причин было крайне сложно.
В качестве стажера Валя поехала с нами в пробную поездку в Рязань, а тут и Лариса Змеевская собралась уходить из коллектива по личным причинам. Все решилось само собой.
Не устаю повторять – были другие времена. У нас в коллективе даже свадьбы в поездках играли, и это было в порядке вещей. С нами работал тогда еще неизвестный Вадим Мулерман, приехавший из Тулы, из оркестра Анатолия Кролла. Платили в региональных оркестрах мало, сущие слезы, и многие стремились в Москву, в московский оркестр. Разница в деньгах составляла двадцать рублей – сумма немалая (сто тридцать рублей вместо ста десяти). Я делаю акцент на деталях, чтобы стало ясно, насколько иной была ситуация в те годы и что значило место в любом, даже незнаменитом музыкальном коллективе столицы. Если музыкант не спивался (и не доводил дело до увольнения за профнепригодность), то он осознавал, что его место – на вес золота. Любимчиков тогда не было, в отличие от сегодняшнего дня, когда сплошь и рядом на сцене непригодные к профессии люди. В те годы «ремесленников от музыки» вообще не было, да и коллективов существовало немного.
Толкунова очень хотела закрепить свои позиции в нашем коллективе и, будучи еще стажером, сказала как-то раз моей супруге, рядом с которой сидела на репетиции: «Любочка, как же я мечтаю здесь петь!»
Валя была симпатичной, доброжелательной девочкой, но первое время сильно отставала от нас – сказался недостаточный уровень музыкальной подготовки, как и предрекал Эрик Тяжов. Мы все без исключения испытывали трудности, постигая основы настоящего джаза и специфической манеры исполнения, но ей было труднее всех. Славе Толмачеву посоветовали позаниматься с Валюшей, поднатаскать ее, чем он и занялся, но дело шло не так быстро, как хотелось.
Все разрешилось в поездке в Рязань. Юрий Сергеевич проникся чувствами к Толкуновой, и дальше началась совершенно другая история. Как было композитору совместить любовь и работу? Это сложный момент в жизни любого руководителя коллектива. Координировать работу оркестра – совсем не то же самое, что управлять крупным производством; ведь это живой организм, состоящий из творческих людей со своими нюансами, особенностями, ревностью. Для Юрия Сергеевича началась другая жизнь, когда весь состав узнал об их отношениях с Валей. Ему было труднее, чем кому-либо. Сложность состояла в том, что Толкунова заметно отставала от прочих участников в профессиональном смысле, но была при этом любимой женщиной руководителя, которого мы чуть ли не обожествляли. Такое положение вещей вызвало страшный антагонизм. Но Валя оказалась мудрой: она стала заниматься с ярым рвением, денно и нощно.
Саульский обратился к моей маме, заместителю директора музыкального училища им. Октябрьской Революции, которое я окончил, с просьбой оформить Валин перевод и принять к себе, так как Институт культуры не мог обеспечить ей необходимый уровень музыкального образования. Для осуществления плана созвали дирекцию коллектива и пригласили Валиных родителей. Моя мама сделала невозможное по меркам того времени: благодаря ее дружеским связям в Гнесинском училище вопрос решился. Сначала Толкунову перевели в наше, Октябрьское училище, как и было задумано, и уже оттуда – в Гнесинку. В те годы двойной перевод был невероятной авантюрой, но авторитет Юрия Сергеевича, уважаемого и любимого всеми, был выше любых препятствий.
После этого Валя быстро наверстала упущенное. Надо отдать должное ее волевому настрою на творческий рост и трудолюбию: попав в учебное заведение, где со студентов три шкуры драли, она поняла, что надо стремительно расти и подтягиваться.
Толкуновой пришлось пережить нелегкие времена в ВИО-66, и длилось это около двух лет. Атмосфера на репетициях была натянутой до предела, Валю даже какое-то время бойкотировали. Оценивая ситуацию сейчас, с высоты прожитого, мне кажется это излишне жестоким и неоправданным, но тогда все воспринималось намного острее и эмоциональнее, нежели видится теперь; существовало понятие «коллектив», и люди в целом реагировали совершенно иначе на романы и личные истории, воспринимая их чересчур близко к сердцу. К чести Валентины Васильевны, она сумела выстоять, оказалась очень восприимчива к нюансам; многое переняла от Саульского, что в дальнейшем помогло ей в карьере.
Во время гастролей в Крыму Юрий Сергеевич и Валя внезапно улетели в Москву регистрировать брак. На следующий день они вернулись, прямиком на репетицию.
Постепенно все конфликты и неурядицы остались в прошлом. Сменилась женская часть состава, и отношения выстроились иначе, значительно теплее. Валя стала нашей подругой, совершенно «своей». У нее был искренний, серебристый смех. Она вообще была знатной хохотуньей, обожала шутки, анекдоты.
Толкунова уже тогда показала себя очень коммуникабельной, веселой, отзывчивой, и мостик неприятия был разрушен. С годами она изменилась, обрела уверенность в своих силах, но особенность характера – держать все в себе – осталась навсегда. Думая о ее недуге, можно предположить, что подобное свойство натуры во многом повлияло на развитие болезни, ведь держать в себе переживания, не давая им выхода, крайне тяжело. Кстати говоря, и Саульский был очень сдержанным человеком, и все негативные эмоции оставлял внутри, не позволяя им вырваться наружу. Позднее, когда он уже был серьезно болен, то никого к себе не пускал – не мог позволить тем, кто помнит его балагуром, остроумным и полным энергии, увидеть себя немощным, уставшим. Такая особенность характера присуща исключительно сильным и целостным натурам.
У Толкуновой появилась композиция с Игорем Брилем, она делала успехи в училище и с головой ушла в музыку. А потом начались трудные времена для коллектива. У Юрия Сергеевича были напряженные отношения с руководством Росконцерта, и на нас стали оказывать давление. Неудивительно, что мы не смогли выехать в Софию, на Фестиваль молодежи и студентов. Поехал туда вместо нас оркестр Силантьева. Все это сказывалось на Юрии Сергеевиче крайне отрицательно: он создал дело, писал песни, Валя начала петь соло, и не только в ансамбле. На своем первом концерте, я помню, она исполняла «Масленица русская моя», перешедшую к ней «по наследству» от одной молодой певицы. Мы все ужасно переживали за нее – все же первая песня! – волновались и давали перед выходом дружеские напутствия, заверяли, что пройдет успешно. Конечно, это было волнительно, и она постоянно повторяла: «Мне бы только слова не забыть». Публика была благодарная, неизбалованная. Можно считать, что телевидения в те годы не было, поэтому для людей каждый концерт был настоящим событием. Зрители принимали ее всей душой. Валя исполнила «Масленицу…» дважды: были такие концерты, в которых каждая песня исполнялась по два раза. И зрелища
