вечного опасения лишиться места. Часто, когда в их услугах на заводе переставали нуждаться, их просто увольняли без какого бы то ни было пособия по безработице. Тогда им приходилось возвращаться в свои деревни. Большинство из них нанимались сезонными рабочими либо потому, что искали временное место для того, чтобы справиться с трудностями деревенской жизни, либо потому, что заводы не могли держать рабочих целый год. И поскольку все они были крепко связаны родственными узами с семьей, им было очень трудно привыкнуть к городу, где жизнь была совсем иной. Во время безработицы они не решались сами искать место, не зная никого, кто мог бы им помочь, а то, что они были женщинами, и связанные с этим обстоятельством нормы приличия не позволяли им навязывать свои услуги. Редкие минуты отдыха на заводе они проводили в собрании таких же крестьянок и говорили только о деревне.
Заводы часто посылали в деревни своих представителей, чтобы те набирали там женщин для работы. Их завлекали сладкими обещаниями, по большей части ложными. Сайто Касиро пытался разоблачить этих мошенников: «Пожилая женщина с хлопковой фабрики Канэгафути в Токио рассказывает, что человек, нанятый руководством завода, обещал ей нетрудную работу, приличную зарплату, возможность увидеть весь Токио, посещение театров, концертных залов — всего, что она захочет увидеть, и даже питание в приличных ресторанах. Как большинство крестьян, никогда не уезжавших дальше деревни, она согласилась идти работать на завод уже из единственного желания увидеть все чудеса большого города. И вот она уезжает. На следующий день представитель от завода, с которым она отправилась в дорогу, предложил ей тарелку овощей и риса на обед и ужин. Все расходы были записаны на ее счет, так же как и последующие траты. Когда она приехала в Токио, ее водили по всему городу и в ресторан, но расходы опять были записаны на ее счет. Когда с деньгами у нее стало туго, из ее зарплаты стали высчитывать определенные суммы. Но работа была тяжелой, а зарплата маленькой: двадцать пять сэн в сутки. Женщина не могла больше выносить такой несправедливости и однажды вечером ушла с завода под предлогом того, что ей нужно подышать воздухом. Она оказалась далеко не единственной жертвой мошенников: такое происходит на каждой фабрике сплошь и рядом».
Иногда подобные истории случались и с мужчинами-рабочими, которые за пределами завода никого не знали и, не осмеливаясь окунуться в пульсирующую жизнь города (впрочем, на это у них не хватило бы средств), вступали в землячества. За неимением профессионального образования они не могли самоорганизоваться и соглашались работать на самых бесчеловечных условиях, навязываемых хозяином. Их душевное одиночество было тяжелее невзгод материальной жизни.
На заводах было больше девушек, приезжавших из прибрежных рыбацких деревень, чем уроженок сельскохозяйственных регионов, в которых деятельность была лучше распределена в течение всего года. Зимой деревенские девушки предпочитали наниматься прислугой в богатые городские дома, так как все больше распространялось убеждение, что такой опыт необходим, чтобы легче и быстрее найти мужа.
Жизнь в общине в ночлежных домах, предоставленных компаниями, зачастую была крайне неудобной. Три четверти девушек, работавших на заводе, были деревенскими жительницами и не могли позволить себе жить в городе, поэтому им приходилось жить коммунами, что их нимало не смущало, поскольку к этому они привыкли в деревне. Наряду с ночлежными домами существовали своего рода общие пансионы, где в одной комнате теснились и мужчины, и женщины. Со всех них не спускали глаз люди, специально приставленные руководством завода. Они вели себя совершенно по-хозяйски, руководили раздачей пищи и под высокие проценты могли ссужать деньги тем рабочим, которые испытывали в них крайнюю нужду. Жизнь в таких пансионах была немногим более сносной, чем в ночлежных домах, предоставляемых заводом. Но, с другой стороны, еда там стоила дороже, хотя кормили так же плохо.
Спальные помещения на заводах обносили высокими стенами, чтобы рабочие не могли сбежать. Их строили либо за оградой, либо соединяли проходами с мастерской, причем входы и выходы строго охранялись. Когда предоставлялась возможность, рабочие предпочитали размещаться вне завода в «общих пансионах», хотя условия там были невыносимыми. В книге «Ёко Айси»
Спальни для женщин ночью запирались на ключ. Впрочем, съемщики при хорошем поведении имели право после работы уйти на прогулку на пару часов, но на это нужно было получить разрешение. Часто в одной комнате собиралось множество человек, которым приходилось делить одну циновку и несколько тонких покрывал. Сибусава Кандзо пишет: «Столовыми на заводе заведовала либо компания, либо трактирщики «со стороны». Меню было чрезвычайно скудным. На крупных заводах рабочим приходилось покупать карточки. Еда обходилась в шесть — восемь сэн ежедневно, из которых доля завода составляла около двух сэн. Самым частым блюдом был рис низшего качества, к нему — несколько вареных овощей и соевый суп. Один-два раза в месяц на рабочих снисходила щедрость компании в виде кусочка вяленой или свежей рыбы».
Хотя большинство японцев непритязательны в еде, на заводах они едва не умирали от голода. Многим рабочим приходилось дополнительно покупать продукты (если была такая возможность), чтобы хоть как-то разнообразить свое питание.
Семейные рабочие, у которых не было возможности купить квартиру в городе, довольствовались тем, что снимали комнату в домах, построенных компанией или владельцем земли специально для этих целей. Все у того же Сибусавы Кандзо мы читаем об одном из таких кварталов: «Третий номер, где живут рабочие со спичечного завода, — настоящие трущобы, но зато широко известные в своем роде. В каждом здании около десяти квартир площадью два на четыре метра. Пол покрыт тремя
Рабочие-специалисты получали смехотворно маленькую зарплату. В большинстве случаев взрослый и женатый рабочий, содержавший родителей и двух детей, получал в месяц около двадцати йен. На эти двадцать йен две уходили на плату за жилье, восемь — на покупку риса, две с половиной — на древесный уголь, три — на овощи и рыбу. На жалкие остатки заработка покупались
Проблемой становилась даже покупка
Сопротивление государства справедливым требованиям рабочих иногда приводило последних в отчаяние, и они не видели иного способа улучшить условия своего существования, кроме как пойти на открытый бунт. Бунт подобного рода начинался обычно на шахтах, где условия работы были поистине невыносимыми. В 1900 году забастовку начали судостроители в Нагасаки, железнодорожные рабочие, в
