мутная Кура, буйная зелень на улицах, величественная гора Давида, дома с бесчисленными верандами и балкончиками, духаны с пахучими шашлыками.
Поселился Михаил в квартире-коммуне ссыльного туляка Ивана Назарова. Через него и его жену Дуню познакомился с другими ссыльными, а их в то время было немало в Тифлисе: Зиновий Литвин-Седой, Иван Лузин, Ипполит Франчески, Владимир Родзевич, Клавдия Коган, Анна Краснова, Сергей Аллилуев. Среди ссыльных были и деятели «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса», такие, как Николай Полетаев. Они привезли с собой в Грузию опыт революционной борьбы. С их помощью грузинские революционеры познакомились с ленинскими трудами «Развитие капитализма в России», «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», «Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах», «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве».
Калинин быстро включился в революционную работу. Уже на третий день по приезде он выступил с докладом о первом съезде РСДРП и о деятельности «Петербургского союза борьбы» на нелегальном собрании рабочих.
Работать он устроился в Главные мастерские Закавказских железных дорог.
Среди рабочих грузин было немного, преобладали люди пришлые, главным образом солдаты, отслужившие срок в войсках местных гарнизонов. Работали в мастерских по двенадцать-четырнадцать часов, ве-черами при свете висячих керосиновых ламп, то и дело задуваемых ветром, врывавшимся в щели и разбитые окна. Нередко заставляли работать и сверхурочно. Подчас даже на сон времени не оставалось.
И в таких условиях революционеры все-таки умудрялись собирать марксистские кружки, вести разъяснительную работу, поднимать людей на борьбу. Эти кружки возглавляли Владимир Кецховели, Иосиф Джугашвили, Миха Цхакая, Александр Цулукидзе.
1900 год в Грузии был годом массовых революционных выступлений трудящихся. Назревала забастовка в железнодорожных мастерских. В подготовку к ней активно включился и Михаил Калинин. Он посещал рабочие кружки, делился своим опытом.
Сохранилось отношение прокурора Тифлисской судебной палаты Хлодовского во временную канцелярию при министерстве юстиции по производству особых уголовных дел, в котором говорится: «С июля месяца 1900 года рабочие Савченко и Калинин, образовав кружок, в состав коего вошли железнодорожные рабочие, стали устраивать сходки, собираясь для этого на квартирах. На сходках этих Савченко и Калинин говорили о тяжести положения рабочих, о необходимости борьбы с правительством, об устройстве демократической кассы для оказания помощи рабочим при забастовках; сверх того они читали разные нелегальные издания и объясняли прочитанное».
Как ярко иногда строчки подлинного документа характеризуют человека!
В редкие свободные минуты Калинин являлся в гости к Сергею Яковлевичу Аллилуеву. Сергей Яковлевич с женой Ольгой Евгеньевной и детьми жили в поселке Дидубе на Батумской улице. Стоило показаться невысокой фигуре Калинина во дворе белого домика, как навстречу бросались старшие дети — Аня и Павлик.
Михаил Иванович брал их за руки и вел гулять в старинный тенистый парк Муштаид, аллеи которого были сплошь засажены тутовыми деревьями.
— Дядя Миша, — просил Павлик, — потряси дерево.
Дядя Миша, смеясь, тряс. Сладкая тяжелая, похожая на черную малину тута сыпалась на землю.
А потом он без устали бегал с ребятами по аллеям. Игра в «салочки» — самая излюбленная.
Детям и невдомек, что веселый дядя Миша, который приходит будто лишь для игры с ними, революционер, человек, опасный для правительства.
Однажды ночью Калинин вместе с Аллилуевым отправился в горы. Сергей Яковлевич шел уверенно, несмотря на полную темноту. Калинин старался не отставать от него. Временами из-за кустов раздавался приглушенный вопрос:
— Пароль?
Аллилуев отвечал, и они двигались дальше. На условленном месте собрались рабочие. Они пришли, чтобы договориться окончательно о времени и порядке забастовки. Настроение было боевое. Многие вообще не видели никаких трудностей, были уверены в легкой победе.
Калинин попросил слова.
— Надо правде смотреть в глаза, — сказал он. — Пока мы готовимся к забастовке, полиция и жандармерия тоже не спят. Возможно, они не преминут произвести среди нас аресты, внести замешательство в наши ряды. Готовы ли мы к этому? — спросил Михаил Иванович.
Десятки людей, слушавших его, дружно ответили:
— Готовы!
— Да, мы готовы, — решительно продолжал Калинин. — Ничто не должно нас пугать и не испугает. Мы, социал-демократы, знаем, что всякая борьба требует жертв, а наша борьба — это священная борьба за дело рабочего класса, класса созидателей, класса тружеников.
Калинин оказался прав. Буквально через день-два, в ночь с 31 июля на 1 августа, полиция произвела массовые обыски в квартирах рабочих. Пятеро организаторов, в том числе Сергей Аллилуев, были арестованы.
В этот день Калинин пришел в цех раньше всех. Собирал рабочих группами, рассказывал, что произошло. После завтрака в цехе вдруг наступила тишина. Остановились паровые машины. Рабочие хлынули в центральный пролет. Навстречу им в широко распахнутые двери вливались вагонники,
Кто-то крикнул!
— На митинг, товарищи!
Толпы мастеровых собрались возле поворотного круга. «Толпа держала себя сдержанно, — говорилось в одном из донесений прокурора, — и было видно, что рабочие действуют по обдуманному плану, так как из среды ее не выделялся ни один вожак».
Короткий митинг — и мастерские опустели.
Забастовка длилась пятнадцать дней. И хотя требования рабочих удовлетворены не были, она сыграла свою роль: научила стойкости, показала силу солидарности, обогатила опытом. «…Это поражение, — писала газета «Брдзола» в 1901 году, — по своему значению и последствиям превышало многие победы».
…Калинин по-прежнему навещал Аллилуевых, утешал, как мог, Ольгу Евгеньевну. Иногда провожал ее с детьми до Метехского замка, куда посадили Сергея.
Детская память Ани Аллилуевой сохранила воспоминания об одном из таких походов.
«Я и Павлуша, — пишет она, — всю дорогу бежим впереди. Маме и дяде Мише не догнать нас. Останавливаясь, мы спрашивали:
— Далеко еще?
Пыльные немощеные дороги окраин остаются позади. Мы пересекаем каменную мостовую и выходим к. Куре. Она здесь такая же быстрая и мутная, как и в нашем Дидубе. Высоко на горе Метехский замок — тифлисская тюрьма. Мы переходим мост и останавливаемся против тюрьмы. Я не могу оторвать глаз от решетчатых окон. Вокруг толпятся люди — родные арестованных. Как и мы, в какой-то тщетной надежде пришли они под эти окна.
Мама расстилает на камнях платок и вытаскивает из мешка арбуз. Дядя Миша купил его по дороге. Мы рассаживаемся в кружок, а мама разрезает арбуз. Дядя Миша рукой чертит в воздухе знаки, и мы видим, как, отвечая ему, показываются руки из-за решеток тюрьмы. Нельзя на таком расстоянии разобрать лиц, и мы напрасно стараемся увидеть в окнах отца. Сумеет ли дядя Миша объяснить ему, что в бараньей голове, которую мы только что передали тюремщикам, лежит скатанная в комочек записка?»
Охранка долгое время не могла найти предлога для ареста Калинина, пока, наконец, не установила, что некое лицо, подписывающееся «Чацкий» и систематически переписывающееся с проживающей в Казани «Софией», и есть Калинин. В письмах «Чацкого» содержались сведения о местном рабочем движении. Охранка правильно догадалась, что эти сведения предназначались для нелегальной печати.
В сентябре начальник жандармского полицейского управления Закавказских железных дорог
