28
Через десять минут Гарин выскочил из автомобиля на бульваре Сен-Мишель. Зеркальные окна в кафе «Пантеон» были подняты. В глубине за столиком сидел Виктор Ленуар. Увидев Гарина, поднял руку и щёлкнул пальцами.
Гарин поспешно сел за его столик — спиной к свету. Казалось, он сел против зеркала: такая же была у Виктора Ленуара продолговатая бородка, мягкая шляпа, галстук бабочкой, пиджак в полоску.
— Поздравь — удача! Необычайно! — сказал Гарин, смеясь глазами. — Роллинг пошёл на всё. Предварительные расходы несёт единолично. Когда начнётся эксплуатация, пятьдесят процентов вала — ему, пятьдесят — нам.
— Ты подписал контракт?
— Подписываем через два-три дня. Демонстрацию аппарата придётся отложить. Роллинг поставил условие — подписать только после того, как своими глазами увидит работу аппарата.
— Ставишь бутылку шампанского?
— Две, три, дюжину.
— А всё-таки — жаль, что эта акула проглотит у нас половину доходов, — сказал Ленуар, подзывая лакея. — Бутылку Ирруа, самого сухого…
— Без капитала всё равно мы не развернёмся. Вот, Виктор, если бы удалось моё камчатское предприятие, — десять Роллингов послали бы к чертям.
— Какое камчатское предприятие?
Лакей принёс вино и бокалы, Гарин закурил сигару, откинулся на соломенном стуле и, покачиваясь, жмурясь, стал рассказывать:
— Ты помнишь Манцева Николая Христофоровича, геолога? В пятнадцатом году он разыскал меня в Петрограде. Он только что вернулся с Дальнего Востока, испугавшись мобилизации, и попросил моей помощи, чтобы не попасть на фронт.
— Манцев служил в английской золотой компании?
— Производил разведки на Лене, на Алдане, затем в Колыме. Рассказывал чудеса. Они находили прямо под ногами самородки в пятнадцать килограммов… Вот тогда именно у меня зародилась идея, генеральная идея моей жизни… Это очень дерзко, даже безумно, но я верю в это. А раз верю — сам сатана меня не остановит. Видишь ли, мой дорогой, единственная вещь на свете, которую я хочу всеми печёнками, — это власть… Не какая-нибудь королевская, императорская, — мелко, пошло, скучно. Нет, власть абсолютная… Когда-нибудь подробно расскажу тебе о моих планах. Чтобы властвовать — нужно золото. Чтобы властвовать, как я хочу, нужно золота больше, чем у всех индустриальных, биржевых и прочих королей вместе взятых…
— Действительно, у тебя планы смелые, — весело засмеявшись, сказал Ленуар.
— Но я на верном пути. Весь мир будет у меня — вот! — Гарин сжал в кулак маленькую руку. — Вехи на моём пути — это гениальный Манцев Николай Христофорович, затем Роллинг, вернее — его миллиарды, и, в-третьих, — мой гиперболоид…
— Так что же Манцев?
— Тогда же, в пятнадцатом году, я мобилизовал все свои деньжонки, больше нахальством, чем подкупом, освободил Манцева от воинской повинности и послал его с небольшой экспедицией на Камчатку, в чёртову глушь… До семнадцатого года он мне ещё писал: работа его была тяжёлая, труднейшая, условия собачьи… С восемнадцатого года — сам понимаешь — след его потерялся… От его изысканий зависит всё…
— Что он там ищет?
— Он ничего не ищет… Манцев должен только подтвердить мои теоретические предположения. Побережье Тихого океана — азиатское и американское — представляет края древнего материка, опустившегося на дно океана. Такая гигантская тяжесть должна была сказаться на распределении глубоких горных пород, находящихся в расплавленном состоянии… Цепи действующих вулканов Южной Америки — в Андах и Кордильерах, вулканы Японии и, наконец, Камчатки подтверждают то, что расплавленные породы Оливинового пояса — золото, ртуть, оливин и прочее — по краям Тихого океана гораздо ближе к поверхности земли, чем в других местах земного шара…16 Понятно тебе?
— Не понимаю, тебе-то зачем этот Оливиновый пояс?
— Чтобы владеть миром, дорогой мой… Ну, выпьем. За успех…
29
В черной шелковой кофточке, какие носят продавщицы из универсальных магазинов, в короткой юбке, в простенькой шапочке Зоя Монроз соскочила с автобуса, перебежала шумную улицу и вошла в огромное, выходящее на две улицы кафе «Глобус».
Отыскала свободный столик. Закурила папироску. Приказала гарсону подать литр красного и села перед налитым стаканом, подперев щеки.
— Нехорошо, малютка, ты начинаешь спиваться, — сказал старичок-актер, проходя мимо, потрепав ее по спине.
Она выкурила уже три папиросы. Наконец не спеша подошел тот, кого она ждала, — угрюмый плотный человек с узким, заросшим лбом и холодными глазами. Усы его были приподняты, цветной воротник врезывался в сильную шею. Он был отлично одет — без лишнего шика. Сел. Коротко поздоровался с Зоей. Поглядел вокруг, и кое-кто опустил глаза. Это был Гастон Утиный Нос, в прошлом — вор, затем бандит из шайки знаменитого Боно. На войне он выслужился до унтер-офицера и после демобилизации перешел на спокойную работу комиссионера по разным тайным и темным делам.
К Зое Монроз он относился с величайшим уважением. Встречаясь в ночных ресторанах, почтительно предлагал ей протанцевать и целовал руку, что делал единственной женщине в Париже. Зоя поддерживала с ним дружбу, и он время от времени выполнял наиболее щекотливые из ее поручений.
Потягивая кислое вино, жмурясь от дыма трубки, Гастон хмуро слушал, что ему говорила Зоя. Окончив, она хрустнула пальцами. Он сказал:
— Но это опасно.
— Гастон, если это удастся, вы навсегда обеспеченный человек.
— Ни за какие деньги, сударыня, ни за мокрое, ни за сухое дело я теперь не возьмусь: не те времена. Сегодня бандиты предпочитают служить в полиции, а профессиональные воры — издавать газеты и заниматься политикой. Если вы хотите меня нанять за деньги, я откажусь. Другое — сделать это для вас. Тут я бы мог рискнуть свернуть себе шею.
Зоя выпустила дымок из уголка пунцовых губ, улыбнулась нежно и положила красивую руку на рукав Утиного Носа.
— Хорошо, сделайте это для меня…
30
Машина Роллинга остановилась на Монмартре, на узкой улице, освещенной десятью окнами ночного ресторана.
В низкой, с зеркальным потолком и зеркальными стенами, жаркой и накуренной зале, в тесноте, среди серпантина, летающих шариков и конфетти, покачивались танцующие пары, переплетенные
