Фортунатовъ. Но къ чему ты все это говоришь?
Марья Ал. Къ тому, что я отсюда уeзжаю.
Фортунатовъ. Куда? Да почему ты уeзжаешь, Машенька?
Марья Ал. (дeлаетъ неопредeленный жестъ рукой). Такъ, вообще. Я не одна eду. Съ Николаемъ Николаевичемъ.
Ник. Ник. (Еленe). Я ужъ сюда не вернусь, Елена. (Тихо, будто со страхомъ показывая на Марью Александровну). Я ситалъ себя сдержаннымъ, спокойнымъ человeкомъ… а она меня скрутила, Елена.
Елена. Я это знала. Что-жъ, иди.
Ник. Ник. (Фортунатову). Если вы не отдадите ея мирно, я возьму силой.
(Наташа вскакиваетъ съ лонгшезаи сбeгаетъ въ садъ) .
Марья Ал. (возбужденно, оглядывается). Да, конечно, мы вносимъ всюду страданія. Что же дeлать! Тeсно мнe съ тобой, душно. Я хочу большой жизни… большихъ чувствъ.
Фортунатовъ. Ты любишь… (показывая на Ник. Ник.) его.
Марья Ал. Онъ такъ думаетъ… ха-ха. Онъ крeпкій инженеръ, человeкъ съ мускулами… Только и ему надо мною силы не знать… не знать.
Ник. Ник. Это мы посмотримъ.
Марья Ал. Я уйду отъ него, когда надо будетъ – когда захочу. Я своей жизни никому не отдамъ. Слышите вы, мужчины? Я проживу ее сама – какъ найду нужнымъ, и чтобы умирая могла сказать: «Кончено. Все знаю». (Мужу – мягче). Ты – первое поприще мое. Я вышла замужъ дeвченкой, и во мнe силы спали долго, долго. Ты милъ, но ты мягокъ, слабъ. Ты не герой. Не тебe отвeтить проснувшейся жизни. Мнe теперь подъ тридцать. Я завяну съ тобой – черезъ десять лeтъ я начну старeть – и еще я не знала страсти. Нeтъ, нeтъ!
Фортунатовъ (тихо). Иди. Будь… счастлива.
Марья Ал. (возбужденно). Слышишь? Слышишь вальсъ? Всe они тамъ, эти дeти, юноши – летятъ въ свeтлую бездну жизни. И Ксенія, и Евгеній – всe туда, къ солнцу. Я тоже хочу танцовать. Пусть будетъ танецъ… любви, безумія. (Ник. Ник.). Если ты не безумецъ, я тебя брошу черезъ недeлю, но я тебя расшевелю. Мы должны танцовать сейчасъ.
(Увлекаетъ его за собой въ залу. Музыка сильнeй, кружащіеся вихремъ силуэты въ окнахъ).
Фортунатовъ (медленно подходитъ къ Еленe). Я не Кихада, я смeшной мужъ, профессоръ, чудакъ, котораго едва терпятъ. (Улыбаясь кротко). Вотъ они, туманно-обольстительныя предчувствія, съ которыми я сюда eхалъ. А вышло, Елена Александровна, что моя жизнь кончилась здeсь, въ усадьбe Ланиныхъ.
Елена. И моя.
Фортунатовъ. Почему же ваша?
Елена (беретъ его за руки и смотритъ въ глаза). Потому что я васъ люблю. Любила… и люблю. (Фортунатовъ садится). Вы – моя любовь послeдняя, чудесная. Всe эти мeсяцы я терзалась и была счастлива, что вы тутъ – прекрасный, прекрасный… Ну, ладно, я заболталась. Но я именно хочу сказать… что васъ люблю. Я знаю, вы – нeтъ. (Обнимаетъ, быстро цeлуетъ въ лобъ). Это за ваше горе.
Лакей (въ дверяхъ). Елена Александровна, чай поданъ на томъ балконe-съ.
Елена. Хорошо, иду. (Быстро уходитъ).
(Фортунатовъ сидитъ молча, потомъ встаетъ и медленно спускается въ садъ).
Фортунатовъ. Елена Александровна любитъ… Какъ все странно.
(Навстрeчу изъ сада медленно приближаются Тураевъ подъ руку съ Ланинымъ).
Ланинъ. Да, милый ты мой, все мeняется, все. (Фортунатову). Что, профессоръ, и вы устать изволили? (Садится на скамейку у подножія терассы). Тоже свeжаго воздуха захотeли? Нынче шумный день былъ, ахъ, какой шумный. Церковь, вeнчаніе, всe эти образа, пeніе, утомляютъ… особенно, когда за плечами шестьдесятъ лeтъ.
Тураевъ. Послe этого отдыхаешь сейчасъ. Взгляните, роса, сeномъ пахнетъ, звeзды.
Ланинъ. То-то вы бродили, мой другъ, когда я васъ встрeтилъ.
Тураевъ. Можетъ быть, это смeшно во мнe, человeкe немолодомъ, членe разныхъ комиссій. Но иногда у меня бываетъ потребность… просто потребность идти, вотъ такъ одному, подъ звeзднымъ небомъ, въ тишинe ночи. Какъ это исцeляетъ! Предъ лицомъ неба всe наши страданія облагораживаются, и как будто очищаются. Взгляните!
Ланинъ. Я васъ понимаю, да, да, дорогой. Лучше неба ничего нeтъ на свeтe. У меня есть телескопъ, я любитель, тоже. Разсматриваю луну. Сатурнъ. И чeмъ старше дeлаешься, тeмъ все становится какъ-то ближе. (Фортунатову). Звeзды столь прекрасная вещь, что легенды о томъ, будто тамъ живутъ души умершихъ, не кажутся мнe безсмысленными.
Фортунатовъ. Эти легенды вeчны.
Ланинъ. Старческій мистицизмъ. Мнe иной разъ серьезно кажется, что и духъ моей покойной Надежды сіяетъ мнe оттуда золотомъ. Разумeется, это только такъ кажется.
Тураевъ. Діодоръ Алексeичъ хорошо говорилъ нынче о вeчномъ круговращеніи жизни и любви.
Ланинъ. Жаль, я не слышалъ. (Помолчавъ). А теперь Ксенюшка наша далеко. Пожалуй, къ станціи подъeзжаютъ. Вотъ она жизнь-съ! Такъ же и мы когда-то съ Наденькой катили, а теперь и выдавать замужъ больше некого. Всe разлетeлись. Видно, правъ былъ Ѳедотычъ: пора намъ, старымъ. Поживемъ, полюбуемся на молодость, цвeты, на звeзды. Поглядимъ, какъ яблоня цвeтетъ, яблоко наливается подъ солнцемъ и, выражаясь высокимъ штилемъ: «отчалимъ къ берегамъ инымъ».
(За сценой, направо отъ дома, отдаленный шумъ. На терассe показывается Елена).
Елена (взволнованно, глухимъ голосомъ). Петръ Андреичъ!
Тураевъ. Я здeсь.
Елена. На минуту.
(Тураевъ встаетъ и быстро всходитъ на верхъ).
Ланинъ. Что это Елена – встревожена?
Фортунатовъ. Но вообще Елена Александровна сегодня очень нервна.
(Тураевъ и Елена шепчутся, потомъ изъ дому выбeгаетъ лакей, что-то говоритъ имъ).
Елена (вскрикиваетъ). Наташа?
(Оба быстро выходятъ).
Ланинъ. Что такое? Они сказали – Наташа?
Фортунатовъ. Да, какъ будто. (Встаетъ и торопливо подымается). Вы не безпокойтесь, Александръ Петровичъ, я сейчасъ узнаю и скажу вамъ. Можетъ быть, легко нездоровье…
Ланинъ. Нeтъ, ужъ нeтъ, я самъ. Нeтъ, ужъ я не могу. (Старается поспeть за нимъ, но ноги плохо слушаются). Старость, старость! Господи, что такое, отчего Елена такъ закричала?
(На терассe на него налетаетъ молодежь).
Распорядитель (въ дверяхъ). Господа, въ эти двери выходъ, да тамъ растворите, захватывать весь балконъ и обратно въ залъ. (Ланинъ пробирается съ трудомъ къ двери въ кабинетъ). Анна Ефимовна, галопъ пожалуйста! (Хлопаетъвъладоши). En avant, en avant! (Мчится въ галопe змeеобразной цeпи молодежи, которая хохоча, сваливаетъ по дорогe стулья, облетаетъ вокругъ стола и вносится въ другую
