Ник. Ник. Наташа разнeжничалась теперь.
Наташа. Отчего же дeвушку и не поласкать? Она хорошая. (Снова Ксенія цeлуетъ ее).
Ник. Ник. Ну, ласкай, ласкай! А я взгляну, какъ Елена тамъ гостей водитъ. (Встаетъ). Вы не подойдете, Петръ Андреевичъ? Наташа!
Тураевъ. Они, навeрно скоро вернутся.
Наташа. Нeтъ, я не пойду. (Перебираетъ волосы Ксеніи). Мнe не хочется.
Ник. Ник. Какъ знаете. (Уходитъ. Наташа смущена).
Ксенія. Наташа, ты гостей боишься? Неужели правда? Развe ты робкая?
Наташа. Нeтъ, мнe не хочется, просто. (Вздыхаетъ). И все тутъ. Мы съ Туромъ лучше въ крокетъ сыграемъ. Туръ идетъ? (Подаетъ ему руку). Я васъ разобью при этомъ.
Тураевъ. Можно. Меня, Наташенька, столько били, что еще разъ разбить честь невелика. (Усмeхается). Ужъ такой я герой.
Ланинъ (у перилъ). Да если Елену увидите, пусть молодой садъ покажетъ. Пусть покажетъ.
Наташа (басомъ). Слушаю, ваше сіятельство. (На мгновеніе останавливается, потомъ подбeгаетъ къ балкону). Когда Ксенія замужъ будетъ выходить, чтобы мнe первой сказали. Да-съ. (Убeгаетъ).
Ланинъ. Ишь ты, шельма. Какъ ни притворяйся – раскисла. Характерецъ! То юлитъ, на шеe виснетъ, то вдругъ… А про васъ что сказала? Когда, говоритъ, замужъ будетъ выходить… Что это она болтаетъ? А?
(Ксенія молчитъ и улыбается).
Ланинъ. Угадала?
Евгеній. Я и Ксенія давно любимъ другъ друга, Александръ Петровичъ.
Ланинъ. Вонъ куда загнуло.
Ксенія (подходитъ и обнимаетъ его). Папа, милый, Наташа угадала!
Ланинъ. Ну, конечно, конечно!
Евгеній. Александръ Петровичъ, я простой студентъ, что я такое… можетъ быть, вы…
Ксенія. Молчи, Евгеній!
Ланинъ. Та-акъ. Стало быть, вы будущій Ксенинъ мужъ.
Ксенія. Да, папа. (Встаетъ.) Папа, поздравь меня. Нынче такой… дорогой для меня день.
Ланинъ. Поздравь, поздравь…
Евгеній. Вы… недовольны?
Ксенія. Папа?
Ланинъ. Хо-хо! (встаетъ и ходитъ въ волненіи). Чeмъ мнe быть недовольнымъ? Я же знаю, понимаю. У меня есть глаза. (Вдругъ останавливается, обнимаетъ Ксенію). Поди сюда, Евгеній. Ну. Поцeлуйтесь при мнe, Богъ съ вами. (Они смeются и цeлуются). Вотъ, значитъ и тово, я васъ благословилъ. Теперь видите, что не огорченъ?
Ксенія. Папочка, я такъ и знала. Вы меня такъ любили… неужели вы были бы противъ счастья моего?
Ланинъ. Вотъ тебe разъ, вотъ тебe разъ! Ты только меня не забывай. Ну, когда устанешь тамъ въ городe, или что, такъ меня чтобъ ужъ не миновать!
Ксенія. Папа, что вы! Папа… (прислоняется къ его плечу, со слезами въ голосe). Господи, мнe и васъ жаль, я и знаю, что буду васъ по прежнему любить. (Цeлуетъ руки). Вы старенькій… А все-таки плачу.
Ланинъ. Хо-хо! У насъ всe такъ… немного слабы насчетъ чувствъ. Да-съ, слабы. Вотъ и я… собственно, что же, Евгеній человeкъ хорошій, фантасмогористъ немного, но хорошій. Я люблю такихъ… въ шиллеровскомъ духe. И все таки я разволнованъ… не могу отрицать. (Улыбается, ходитъ взадъ впередъ). Ксенюшка очень на мать покойницу похожа. Она такая же была. Только тогда по другому одeвались. Все – и свeтъ въ глазахъ, и руки… Все, вeдь тоже здeсь было (Закрываетъ глаза рукой). Тридцать лeтъ было, а будтовчера. И весна была такая же, духъ шиллеровскій. Въ то время мы много читали Шиллера.
Ксенія. Мамы… нeтъ! Отчего нeтъ мамы, я бъ ее цeловала, она бы плакала со мной.
Ланинъ. Ну, это ужъ… да. Тутъ ничего не подeлаешь.
Ксенія. Я помню маму молоденькой.
Ланинъ. Она умерла сорока лeтъ.
Ксенія. Все равно, я ее помню молодой. Не знаю, сколько ей было, только она была молодая. Я помню ея волосы и какъотъ нея пахло.
Ланинъ (Евгенію). Берегите Аксюшу. Вы знаете, это очень трудное дeло, жизнь. И вы ее охраняйте. Много вы еще тяжелаго хлебнете другъ съ другомъ, это ужъ такъ положено – все несите. И только знайте, что надо… да… Богапросить, чтобы своей любви не переживать. Если уйдетъ она изъ жизни раньше васъ… ну, многое вы тогда узнаете.
(За сценой хохотъ Марьи Александровны и голоса).
Ксенія. Это наши!
(Входятъ Елена съ Фортунатовымъ. Коля ведетъ подъ руку Марью Александровну).
Фортунатовъ. Я продолжаю утверждать, что все у васъ здeсь чрезвычайно занимательно и прекрасно. (Ланину). Я въ восторгe отъ вашей усадьбы. Такъ свeтло, обширно, садъ, пруды, оранжереи. Я, знаете ли, чувствую, что здeсь была богатая жизнь… и какъ бы сказать – жизнь любви! Гдe- жъ было и любить этимъ людямъ прошлаго, какъ не въ роскошныхъ паркахъ, такими веснами, когда все, повторяю, кажется фантастичнымъ и таинственнымъ.
Марья Ал. (хохоча). Здeсь, можетъ и любятъ, а не только любили… Любятъ, любятъ, навeрно, отъ меня не скроешь!
Елена (смeется – немного пьяно). Любятъ? Вы находите, что любятъ? Діодоръ Алексeевичъ, вы тоже находите?
Фортунатовъ. Да, здeсь можно опьянeть! И мнe это чрезвычайно радостно. Мнe кажется, что здeсь человeческая душа, среди свeта и зелени, должна какъ бы распускаться и цвeсти. Знаете ли, все нeжнeйшее и лучшее, что въ ней есть, выходитъ наружу.
Ланинъ (встаетъ). Господа, теперь можно не скрывать: вы попали какъ разъ на помолвку. (Беретъ за руки Евгенія и Ксенію). Позвольте представить – женихъ и невeста.
Елена. Ксенія, невeста? Правда? Я такъ и знала. (Цeлуетъ ее).
Ксенія. Цeлуй меня, цeлуй крeпче!
Елена. Милая, милая!
Фортунатовъ. Ахъ, вотъ какъ, весьма пріятно. (Ланину, Евгенію). Позвольте поздравить отъ души, я хотя и чужой здeсь, но дружба съ Еленой Александровной…
(Вбeгаетъ Наташа).
Наташа. Цeлуются? Мама? Ксюша? Что такое? А?
Ланинъ. Свадьба, коза Ивановна, да не твоя.
Наташа. Ксюша съ Евгеніемъ? Молодцы! Свадьба, свадьба-у-у!! (Визжитъ, крутится на одной ножкe). Женька, молодецъ, подсидeлъ. (Кидается ему на шею). Ходилъ, ходилъ по аллеямъ и доходился. (Теребитъ его и какъ бы съ нимъ борется).
Евгеній. (смeясь). Наташа! Какая ты!
Наташа. Отобралъ у меня тетушку, противный!
(Входятъ Тураевъ и Ник. Ник.).
