Усадьба Ланиных

Марья Ал. Мнe хотeлось бы, чтобы вы не были такъ холодны, чтобы и меня вы хоть крошечку полюбили.

Наташа (смeясь). Вамъ нравится, чтобы васъ любили. Вы всeхъ ласкаете.

Марья Ал. Ничего не ласкаю. Такъ… – я люблю похохотать, дурить, выкидывать разныя штуки. Да это пустое. А чего мнe хочется? Вотъ я живу съ Фортунатовымъ, онъ такой отличный человeкъ, нeжный, добрый. Только не герой онъ мой. Я не вижу героя, его нeтъ, нeтъ – куда это пропали герои? Вотъ стоитъ Венера, она знала это, развe ее спросить?

Наташа. Мы можемъ спрашивать Венеру. Всe мы, женщины бeдныя, вокругъ нея ходимъ. Я знаю гимнъ. Слушайте (обращается къ статуe):

«О, богиня, съ трона цвeтовъ внемли мнe,

Зевса дочь, рожденная пeной моря!

Ты не дай позорно погибнуть въ мукахъ Саффо несчастной».

Марья Ал. Умерли боги, умерли герои. Слушайте, какой сейчасъ волшебный вечеръ. Когда я къ вамъ сюда eхала, была такая же ночь: мнe казалось – хорошо бы бросить все это, стать дріадой, нимфой горъ, полей. Вамъ не кажется иногда? Знаете, услышать свирель, священную свирель Пана – и сбeжать. А?

Наташа. «Ты не дай позорно погибнуть въ мукахъ Саффо несчастной».

Марья Ал. Нeтъ, вы плачете, этого совсeмъ не нужно. Надо ей вотъ поклониться, ей, смотрите!

(Съ пруда слышенъ смeхъ и голоса. Фортунатовъ кричитъ весело… «Маруся, а-у-у!»).

Марья Ал. Если она не пошлетъ мнe любви настоящей, я сдeлаюсь блудницей.

(Со стороны пруда входятъ Елена, Фортунатовъ и Евгеній).

Елена. Оказывается, нынче пикникъ? Это отлично!

Ксенія. Да, это придумали какъ-то быстро. Я только сейчасъ узнала.

Елена. Діодоръ Алексeевичъ показывалъ намъ, какъ онъ будетъ ловить раковъ. Это умора!

Фортунатовъ. Маша сейчасъ опять посмeется надо мной. Ну, хорошо, я смeшу Елену Александровну, неудачно подсeкаю рыбу, но, вeдь, я живой человeкъ… Давно я не чувствовалъ такого легкаго и свeтлаго духа вокругъ. Повторяю: сердце мое здeсь расцвeтаетъ, Маша, ты меня понимаешь. Она, напримeръ, моя дорогая жена, кажется мнe теперь какой-то иной, фантастической… Смотрите, въ ней есть отблескъ необыкновеннаго. (Цeлуетъ ей руку). Нимфа Эгерія!

Марья Ал. А ты? (Смeясь). Ты кто?

Фортунатовъ. Ну, ужъ я…

Елена (сдержанно). Вы только сейчасъ замeтили, что у васъ прекрасная жена?

Фортунатовъ. Нeтъ, я всегда зналъ это. Но, вeдь, видите ли, я не молодъ. (Смeется). Вотъ мое отчаяніе. Знаете, съ суконнымъ рыломъ, какъ говорятъ русскіе, – въ калачный рядъ. Я рискую быть смeшнымъ, снова – но рeшительно мнe кажется, что здeсь, среди молодежи и весны, я помолодeлъ и самъ.

Марья Ал. Елена Александровна, вамъ можно довeрить мужа, когда мы отправимся? Вамъ это не будетъ непріятно? А я бы поeхала съ Николаемъ Николаевичемъ.

Фортунатовъ. Мнe кажется, если бы запречь въ линейку, какъ говорилъ Александръ Петровичъ, то не стоило бы раздeляться.

Марья Ал. (смотритъ на Фортунатова, въ полголоса). Нeтъ, она не пошлетъ мнe любви великой.

Наташа. Мама, я не поeду на этотъ пикникъ.

Елена. Почему, Наташа? (Подходитъ, обнимаетъ). Почему?

Марья Ал. Ну, иду. Надо узнать, когда это будетъ. Можетъ, еще верхомъ поeдемъ. А? Діодоръ Алексeевичъ?

Фортунатовъ. Что-жъ, узнаемъ, Машенька. (Тихо). Можетъ быть, и верхомъ.

(Уходятъ).

Елена (Наташe). Дeтка моя, что грустна? (Вздыхаетъ). Я тебя давно не ласкала, я плохая мать, плохая. Прости меня, мой золотой, мой Наташкинъ. (Цeлуетъ ее).

Наташа. Мама, я тебe много должна сказать… (прижимается къ ней). Отчего это мнe все страшно? Мама, правда въ этомъ пруду утопилась дeвушка?

Елена. Какая дeвушка? Кто тебe сказалъ?

Ксенія. Это дeдушка сейчасъ разсказывалъ. Какая-то барышня. Еще при крeпостномъ правe… Какъ, право это страшно все.

Наташа. Мама, не могу! (Хватается за сердце, кричитъ, убeгаетъ). Не могу!

Елена. Что такое?

Ксенія (встаетъ, безпокойно). Какъ она нервна! (Хочетъ идти за ней).

Елена. Погоди. Я сама… (Въ тоскe). Ахъ, ее надо услать отсюда, конечно. Правда, Ксенія?

Евгеній. Да, ушлите, Елена.

Ксенія. Почему ты такъ говоришь?

Евгеній. Я же чувствую.

Елена. Все запуталось! Я плохая мать, Ксенія, ты меня презираешь? (Ходитъ въ волненіи). Я сама не знаю, что это съ ними дeлается такое.

Ксенія. Не волнуйся, Елена, все уладится.

Елена. Не могу. Не могу не волноваться. Посмотри, что съ Натальей.

Ксенія. Я знаю.

Елена. Куда-жъ я ее отправлю? И Николай не уeдетъ… ему теперь здeсь какъ разъ интересно.

Евгеній. Вамъ, Елена, надо уeхать самой и увезти съ собой Наташу.

Елена. Мнe? самой? Какъ же я… (досадливо). А-а, это все пустое! (Рeшительно, переходя вдругъ въ спокойный тонъ). Ну, тамъ видно будетъ. Ничего я не знаю. Можетъ быть, уeду, можетъ быть, нeтъ, посмотримъ. (Озирается). Я легкомысленная женщина. Я полагаю, что надо eхать на пикникъ. Поцeлую Наташу и eду. Пора. Солнце сeло. Вы будете?

Евгеній. Я – нeтъ.

Ксенія. И я.

Елена. Ну, конечно. Иду. Закатъ-то, закатъ! (Уходитъ).

Евгенiй. Елена запуталась, дeйствительно. Не можетъ понять, мать ли она, влюблена ли.

Ксенiя. Можетъ быть. (Пауза). Ты ее осуждаешь?

Евгенiй. Нeтъ, по какому праву? Мнe ее жаль скорeе. Правда, она попала въ тяжелое положенiе.

Ксенiя. Какъ у насъ тутъ все смeшалось, въ самомъ дeлe!

Евгенiй (цeлуетъ ей руку). Не только у насъ, мой родной. Всюду. Это – жизнь. Мы всe – только маленькая ячейка ея, вотъ эта наша усадьба, наши чувства, радости, горести…

Ксенiя. Да, пожалуй.

Евгенiй. Всe мы – точки гигантской ткани. Кто-то ее прядетъ, а мы образуемъ узоры, складываемся такъ, вотъ этакъ, набeгаемъ другъ на друга, перекрещиваемся.

Ксенiя. Но хотимъ же мы все таки направлять свою жизнь?

Евгенiй. Ну, конечно. До извeстной степени. Но въ насъ сидитъ опять же эта жизнь, независящая отъ насъ стихiя, и въ одномъ она такая, – свeтлая, положимъ, какъ въ тебe, а въ другомъ иная.

Ксенiя. Мы должны ее побeдить.

Евгенiй. Это вeрно. Мы должны ее побeждать силой любви. Знаешь, Ксенiя, я вотъ теперь много думаю о нашихъ отношенiяхъ.