Николай II в секретной переписке

Ц.С. 16 июня 1916 г.

 Мой любимый!

Горячо благодарю и целую тебя за твое милое письмо. Прости, что так плохо пишу, — у меня компресс на указательном пальце. При операции нашего несчастного полковника я уколола палец, и сейчас он нарывает. Чудная погода, но я думаю, что будет гроза: я почувствовала сильную сердечную слабость в лазарете. Сегодня у меня будут наши сестры, которые завтра отправляются в Германию и Австрию. M-me Оржевской как будто среди них нет. Затем я должна отправить сестру Карцеву [896], сестру госпожи Гартвиг в Евпаторию в качестве попечительницы и старшей сестры, чтоб навести там порядок, а также для лучшего надзора за всем. Ольга работает здесь же на балконе — остальные 3 катаются верхом.

А. возвращается из Териок, где она ночевала у своих.

Я забыла тебе сказать, что наш Друг просит тебя сделать распоряжение о том, чтобы не повышали цен за трамвайный проезд в городе — сейчас вместо 5 коп. приходится платить 10коп. Это несправедливо по отношению к бедному народу — пусть облагают богатых, но не тех, которым приходится ежедневно, притом неоднократно, ездить в трамвае. Напиши в одной из твоих бумаг к Штюрмеру. чтоб он сказал это Оболенскому, который дал, как я предполагаю, это глупое распоряжение.

Так чудно будет после поехать и повидать тебя! Если мы поедем, то, по просьбе Гр., возьмем с собой А. Я сказала, что это неудобно, так как там постоянно бывают гости и иностранцы. Тогда Он сказал, что она может не присутствовать при трапезах и оставаться в поезде, но что было бы лучше доставить ей эту радость. Я на этот раз предполагаю взять с собой Настеньку и 4 девочек.

Ангел любимый, должна сейчас кончать. Сердце мое преисполнено глубочайшей, величайшей любовью к моему ангелу, — мысленно осыпаю тебя поцелуями. Бог да благословит и защитит тебя, мой Ники.

Навеки твоя старая

Солнышко.

Я опять беру конверт Бэби; будет забавно, когда он увидит его.

Ц. ставка. 16 июня 1916 г.

Моя душка-женушка!

Сегодня курьер немного запоздал, вероятно, из-за новых передвижений войск с севера на юг.

Посылаю тебе телеграмму, которую Алексей получил от своего полка.

Опять, слава Богу, хорошие известия от Лечицкого. Вчера его армия захватила в плен 221 офицера и 10200 солдат! Столько новых рук для работ на наших полях и фабриках!

Михень написала мне холодное письмо, в котором спрашивает, почему я не одобрил ее Положения? Я через Алексеева послал его в Верхов. Совет. Может быть, ты через Ильина передашь им, чтоб они его просмотрели и прислали мне свое мнение о нем. Она прямо несносна — если будет время, отвечу ей очень резко. После завтрака, вернувшись к себе в комнату, я нашел твое дорогое письмо. Бенкендорф тоже приехал, так как старик Фред. намерен уехать по делам.

Пожалуйста,поблагодари А. за бумаги Дувана.

Как я тоскую по твоим сладким поцелуям! Да, любимая моя, ты умеешьихдавать! О, какое распутство! ... трепещет при воспоминании.

Сегодня очень жарко, а сейчас из одинокой тучки упало несколько капель дождя. Я надеюсь выкупаться в реке, пока Алексей будет бегать по берегу босиком. Описывал ли он тебе, как крестьянские мальчики играли при нас в разные игры?

Пора теперь кончать, моя бесценная душка.

Храни вас всех Господь!

Крепко целую. Твой навеки

Ники.

Ц.С. 17 июня 1916 г.

Мой любимый!

Все еще плохо пишу, палец мешает. От всей души поздравляю тебя с новой победой — свыше 10000 пленных! Сегодня утром я получила телеграмму от Келлера из Кимполунга. “Данную задачу исполнил, очистил южную Буковину от противника. Сегодня ранен в другую ногу пулей, кость не перебита, но расщеплена. С Божьей помощью надеюсь скоро вернуться в строй для дальнейшей службы вашему в.”. — Анин брат много рассказывал ей о нем; солдаты его боготворят, — когда он навещает раненых, то всякий старается приподняться, чтобы лучше его видеть. Когда он выезжает на коне, то за ним следует огромный стяг Нерукотвор. Спаса и 40 казаков, у каждого из них 4 георгиевских креста, иначе он не выезжает, — говорят, что это имеет импозантный и волнующий вид. Как я рада за него! Он постоянно жаждал иметь высокое счастье доказать тебе свою горячую любовь, преданность и благодарность. Он так мило сказал Сержу Тан.[897], что он (Келлер) и Аня одинаково нам служат, каждый на своем месте, и вот почему он ее так любит. Поэтому я сказала А., чтоб она попросила нашего Друга за него помолиться, я сказала ей вчера вечером, чтоб она передала Ему это сегодня (Он уезжает в Тобольск, а оттуда к себе на родину), а сегодня утром я получила телеграмму, что он ранен, — но, слава Богу, кажется, несерьезно.

Чудная погода. Вечер провела с А., послала за зубным врачом вечером (в третий раз за один день), чтобы вынуть пломбу, больно, — видишь ли, воспал. надкостницы очень затрудняет лечение.

Сейчас я должна встать, а потому закончу письмо после завтрака. В 4 часа предстоит сеанс французского кинематографа в манеже, — какой-то граф (?) устраивает этот сеанс — прибытие наших войск во Францию, Верден, патронный завод и юмористические картины.

Ангел мой любимый, моя душа постоянно полна горячей любовью к тебе.

Да, Он просит тебя не разрешать сейчас округа (метрополичие), которые Волж. и Владим. хотели бы сейчас ввести: это сейчас несвоевременно, и Гр. говорит, что это могло бы иметь роковые последствия. Она сегодня утром едет проводить Его. Прости, что докучаю тебе приложенной сюда бумагой, но Он хотел, чтоб ты знал об этом.

Горячо обнимаю тебя и нашептываю тебе слова безграничной нежности и любви.

Сердечное спасибо, сокровище мое, за твое дорогое письмо; ни от Бэби, ни от Жилика писем не было; спасибо за телеграмму Алексею, покажу ее Рите[898],а затемотдам Дер. на хранение.

Хоть бы Михень провалилась куда-нибудь!

Очень неудобно писать из-за этого забинтованного пальца. Я сама вскрыла его ланцетом. Ах, мой большой малютка, целую тебя без конца! На балконе так пусто без тебя и Крошки. Бог да благословит и защитит тебя, мой Солнечный Свет, радость жизни моей!

Навсегда твоя

Женушка.

Ц. ставка. 17 июня 1916 г.

 Моя любимая!

Сердечно благодарю тебя за дорогое письмо. Как досадно, что у тебя нарыв на твоем бедном пальце, и тебе приходится носить повязку!

Будь осторожна и лечи его хорошенько.

Вот опять бедный Келлер ранен — я узнал об этом сегодня утром, прежде чем получил твою телеграмму. Я очень надеюсь что это не затянется надолго. Храбрый человек, он уже в третий раз за время войны поплатился своим здоровьем!

В будущий вторник начнется наше второе наступление там, и выше, почти на всем протяжении фронта. Если б только у нас было достаточно снарядов для тяжелой артиллерии, я был бы совсем спокоен. А теперь нам приходится приостанавливать наступление через неделю — две, чтобы пополнить наши запасы, а это делается слишком медленно вследствие недостатка топлива!

Таким образом наши военные операции затрудняются только тем, что армия не получает достаточного количества тяжелых снарядов.

С отчаяния можно прямо на стену полезть!

Вчера я в первый раз выкупался в реке за городом — вода была свежая и довольно чистая, течение очень быстрое.

Нежная моя голубка, люблю тебя и тоскую по твоим ласкам!

Храни вас Господь! Целую вас нежно. Навеки твой

Ники.

Ц.С. 18 июня 1916 г.

 Мой родной, любимый!

Нежно благодарю тебя за драгоценное письмо, сокровище мое. Очень душно, вдали слышатся раскаты грома. Палец немного лучше, — я продолжаю работать, но у меня безобразный почерк. Снова получены добрые вести, говорят, что заняли какой-то важный узловой пункт. Я тебе телеграфировала о Шаховском, потому что Гр. просит принять его, они многое вместе обсудили, и он может сделать некоторые предложения относительно доставки тех нужных вещей, о которых ты писал. Он просит тебя быть тверже со всеми министрами, когда они будут у тебя. Шт. честен и очень хорош, Трепов, по-видимому, враждебно к нему относится. Петровский безумно счастлив, что ты его вызвал — я сегодня видела его. Выпиши к себе как-нибудь также и Сашку.

Зубной врач мучает меня ежедневно; лечение очень медленно подвигается из-за воспаления надкост. Вчера вечером прокатились в Павловск с А., — каких там можно увидеть уродливых дам — прямо невероятно — какие платья!! Михень просила разрешения приехать к чаю; я ответила, что не могу принять ее (должен быть Кострицкий, а позднее пойду в церковь). Гр. говорит, что Келлер скоро поправится. Чувствую, ангел мой, что письмо мое вышло страшно скучное, такая досада!

Как хорошо, что ты купаешься, это освежает. Я совершенно без сил. Валя ждет меня и еще один офицер. Кинематографический сеанс был интересен, но длился слишком долго. Сказала Витте (Верх. Сов.), чтоб он приказал Ильину просмотреть бумаги Михень.

Любимый мой, я жажду тебя и твоих ласк. Будь здоров и бодр! Целую тебя с безграничой, страстной любовью. Да хранят тебя святые ангелы и да благословит тебя Бог!

Навеки

Твоя.