Николай II в секретной переписке

Ц. ставка. 12 окт.1916 г.

Моя любимая!

Опять ты нас обоих покидаешь, чтоб вернуться к своей работе и скучным заботам! Благодарю тебя горячо и глубоко за приезд сюда, за всю твою любовь и ласки! Как я буду тосковать по ним!

Бог даст, недели через 2 — 2 1/2 мы опять увидимся. Раньше этого я не вижу, увы, возможности уехать отсюда.

Я очень надеялся, что нам удастся поехать вместе на юг и провести несколько дней вместе в нашем поезде. — Может быть, это еще сбудется.

Я особенно буду скучать по тебе вечерами, которые принадлежали нам.

Да благословит Господь твой путь и возвращение домой! Береги себя и не переутомляйся. Нежно целую твое дорогое личико, мое родное Солнышко, моя женушка, детка моя. Крепко обнимаю тебя еще раз, моя бесценная душка.

Навеки твой

Ники.

Ц. ставка. 13 окт. 1916 г.

Мое нежно любимое, дорогое Солнышко!

Горячо благодарю за дорогое письмо.

Я должен сообщить тебе хорошую новость — я постараюсь приехать на 2-3 дня; надеюсь выехать 18-го и провести с тобой эти 3 дня, моя любимая.

Увы! Сегодня мне некогда писать больше, но я тебе сказал самое главное!

Храни тебя и девочек Господь!

Навеки твой старый

Ники.

Ц.С. 14 октября 1916 г.

Ангел мой любимый!

Спасибо, спасибо тебе за твое милое маленькое письмо с приятными вестями — не могу тебе выразить, какая это для меня радость и сколько жизни и солнечного света это внесло в мою скорбную душу!

Извини и меня за коротенькое письмо. Протоп. пробыл у меня 1 1/2 часа, сейчас меня дожидается Бенкендорф, после — Настенька. Сегодня утром — лазарет. Сделала всего 3 перевязки, затем посидела с разными лицами. Была у Знам., поставила за тебя свечки, милый. Чудная, ясная, солнечная погода. Голова плохо работает, к тому же Беккер. — Прот. видел Сух. — я так рада! Он рассказал много интересного, заезжал в Думу утром на 48 м. — Мы ехали хорошо, я лежала весь день, — эту ночь плохо спала, — сердце в хорошем состоянии, особенно после твоего письма.

Все мы шлем тебе благословение и поцелуи без счета.

Навеки

Твоя.

Скажи Прот., что ты рад, что он видается и беседует с Гр. и что ты надеешься, что он и впредь будет делать это.

Ц. ставка. 14 октября 1916 г.

 Мое сокровище!

Вчера весь день Бэби выглядел бледным и грустным, я решил, что он скучает. Но днем он, по обыкновению, весело играл в маленьком лесу около старой ставки.

Во время обеда он жаловался на головную боль, и его уложили в постель, чему он был очень рад. Температура быстро поднялась, и он чувствовал себя нехорошо. Он уснул до 9 час. и ночь проспал хорошо; просыпался только два раза, чтобы сбегать! Сегодня утром температура вполне нормальная, он веселенький, но мы оставили его в постели. Вл. Ник.[1017] предполагает, что это все еще последствия его первой простуды, или он съел что-нибудь плохо перевариваемое. Во всяком случае, я надеюсь, что теперь все прошло. О, как я счастлив при мысли, что могу съездить домой на несколько дней и повидать тебя и девочек! Я спросил об этом Ал.[1018], и он сказал, что это вполне возможно; он вспомнил, что в прошлом году я тоже ездил домой к 20-му!

Он думает, что позднее я мог бы поехать на юг... Рени и т.д. для смотра войскам. Как приятно не чувствовать себя привязанным к одному месту!

Вчера Павел привез своего сына, который дал мне книгу своих стихов. Сегодня они оба уехали делать инспекторский смотр гвардии. Я просил П. поговорить с Брус.[1019] и Гурко.

Пора кончать, мое дорогое Солнышко. Храни вас всех Господь! Крепко целую. Твой

Ники.

Ц.С. 15 октября 1916 г.

 Мой ненаглядный!

От всей души благодарю тебя за твое милое письмо. Надеюсь, Бэби уже поправился, — следи за тем, чтоб ему не давали несвежих устриц.

Я совсем иначе себя чувствую с тех пор, как узнала, что ты приедешь сюда через несколько дней: такая радостная перспектива — по истечении 6 месяцев снова увидеть тебя здесь! Мы тогда сможем вместе причаститься, если ты только этого пожелаешь, и вместе получить подкрепление и благословение. Тебе нет необходимости долго приготовляться. Я думаю, ты затем отправишься в Рени и т.д. в ноябре. Для тебя было бы хорошо снова побывать в разных местах, а для войск — видеть тебя.

Я рада, что ты велел Н. поговорить сГ. иБ. Сегодня вечером иду повидаться с нашим Другом. — Он говорит, что “Мария” была не наказание, а ошибка[1020].

Я оставляю письмо Эллы до твоего приезда, чтоб обдумать вместе. — Серо, всё покрыто инеем, было 5 градусов мороза. Сделаю маленькую прогулку с А. — Я благоразумна — сделала всего лишь одну перевязку, а потом сидела с вязаньем и прослушала доклад Вильчковского.

Веселовский приехал. Приму его завтра. Он трижды был контужен, нервы у него совершенно расстроены; зять его умер (или убит), и он хотел бы поехать в Крым отдохнуть.

Любимый, благословляю тебя и целую с безграничной нежностью.

Твоя нежно любящая тебя старая

Солнышко.

Ц. ставка. 15 окт. 1916 г.

Моя любимая!

Нежно благодарю тебя за твое первое дорогое письмо из Ц. Села. Я так счастлив, что могу приехать на несколько дней. Слава Богу, Алексей совсем поправился. Сегодня он встал, но так как он покашливает, то решили не выпускать его на воздух. Погода дивная, такой чистый воздух и солнце! Утром был небольшой мороз.

Я рад, что ты хорошо себя чувствуешь, несмотря на тягостное появление m-me Б. Сегодня Митя Д. и Дм. Шереметев приехали сменить Киру и Игоря.

У меня каждый день бывают министры, надеюсь, что они оставят меня в покое те дни, когда я буду дома!

После твоего отъезда я телеграфировал Тино и потом узнал, что дела в Афинах приняли лучший оборот. Дай-то Бог!

Кроме того, Штюрмер составил официальную откровенно-дружескую телеграмму к Тино, конечно, шифрованную, от моего имени, которая, надеюсь, улучшит положение и поможет ему объявить державам, что он по собственной инициативе предпринимает те меры, которые державы грубо насильственно хотели ему навязать.

Теперь, дорогое Солнышко, я должен кончать. Храни тебя и девочек Господь! Надеюсь выехать во вторник в 12.30, приеду в Ц. С. в 3.30 перед чаем. Целую вас всех нежно.

Навеки твой

Ники.

Ц.С. 16 октября 1916 г.

 Ангел мой милый!

Большое спасибо за милое письмо. С нетерпеньем буду тебя поджидать в среду днем; надеюсь, что Бэби вполне поправится к этому времени.

Вчера приятно провела вечер у А. с нашим Другом, Его сыном и епископом Исидором. Так как Оболенский сейчас себя хорошо ведет и слушает Его, Он думает, что было бы хорошо, если б Протоп. взял его к себе в товарищи: он прекрасно мог бы здесь работать, и таким образом можно было бы не выгонять его со службы. — Наш Друг тоже недолюбливает Курлова, но он интимный друг Бадмаева, а этот последний вылечил Прот., и он ему благодарен за это. — Гр. думает, что лучше было бы призвать более ранние года — вместо тех, которые старше 40, последние нужны дома для работ и для поддержания хозяйства!

Сегодня теплее, но пасмурно. Были в нашей нижней церкви, прослушали часть службы, а затем отправились в лазарет. Видела Веселовского. Печально то, что рассказывает он и другие молодые люди относительно многого, что происходит на войне. Боже мой, я понимаю, почему они нервничают: нет единения, нет взаимного доверия среди офицеров, — приказы, контр-приказы, — недоверие к тому, что им говорится, — как все это, действительно, печально. Ах, какое несчастие этот недостаток воспитания, — каждый думает только о себе, никакой солидарности!

Мерика и ее мать должны сейчас прийти, — она уезжает, чтоб венчаться через неделю.

Маленький Иван Орлов обручился с одной из княжен Волконских — оба еще совершенные дети.

Без конца целую и благословляю тебя. Он[1021] очень рад твоему приезду. Навеки всецело

Твоя.

Ц. ставка. 16 окт. 1916 г.

Мое сокровище!

Горячо благодарю за дорогое письмо, поблагодари также Татьяну. Это будет мое последнее, так как мы покидаем Могилев через 48 часов.

Да, дружок, я, конечно, очень хочу причаститься вместе с тобою, так как я не говел с первой недели Великого поста.

Постараюсь эти дни принимать как можно меньше.