обуян.Не до веку белеетсяТуманная гряда,Рассеется, развеется,А горе никогда! 1856
* * *Колышется море; волна за волнойБегут и шумят торопливо…О друг ты мой бедный, боюся, со мнойНе быть тебе долго счастливой:Во мне и надежд и отчаяний рой,Кочующей мысли прибой и отбой,Приливы любви и отливы!1856
* * *О, не пытайся дух унять тревожный,Твою тоску я знаю с давних пор,Твоей душе покорность невозможна,Она болит и рвется на простор.Но все ее невидимые муки,Нестройный гул сомнений и забот,Все меж собой враждующие звукиПоследний час в созвучие сольет,В один порыв смешает в сердце гордомВсе чувства, врозь которые звучат,И разрешит торжественным аккордомИх голосов мучительный разлад.1856
Душистые ветки акации белой
6 октября 1856 г., Петербург.
…Знаешь, – хотя это приятно и хорошо, но мне часто мешает легкость, с которой мне дается стихотворство; когда я что-нибудь пишу, у меня всегда складываются 3–4 редакции той же мысли, той же картины, и мне нужно было бы свежее ухо, чтобы выбрать одну из редакций той же самой вещи, – и чем больше мне нравится мысль или картина, тем более я ее меняю и исправляю, так что иногда теряю чутье суждения.
Сегодня с утра я уже переменял и изменял «Ветку акации» так много, что я уже не знаю, что надо оставить и что надо выбросить из разных вариаций, которые я написал; когда лист бумаги исписан и весь перечеркнут, я переписываю заново, начисто, и через несколько времени новый лист так же перемаран и перечеркнут, как первый…
…У меня есть еще несколько вещей, относящихся к Крыму, которые я начал во время нашего путешествия. Одни хорошие, другие слабые, но они все добавляют цельность картины, и оттого я не решаюсь их уничтожить…
Из письма А. К. Толстого С. А. Миллер
КРЫМСКИЕ ОЧЕРКИ1Над неприступной крутизноюПовис туманный небосклон;Там гор зубчатою стеноюОт юга север отделен.Там ночь и снег; там, враг веселья,Седой зимы сердитый богИграет вьюгой и метелью,Ярясь, уста примкнул к ущельюИ воет в их гранитный рог.Но здесь благоухают розы,Бессильно вихрем снеговымСюда он шлет свои угрозы,Цветущий берег невредим.Над ним весна младая веет,И лавр, Дианою храним,В лучах полудня зеленеетНад морем вечно голубым.2Клонит к лени полдень жгучий.Замер в листьях каждый звук,В розе пышной и пахучей,Нежась, спит блестящий жук;А из камней вытекая,Однозвучен и гремуч,Говорит, не умолкая,И поет нагорный ключ.3Всесильной волею Аллаха,Дающего нам зной и снег,Мы возвратились с ЧатырдахаБлагополучно на ночлег.Все налицо, все без увечья:Что значит ловкость человечья!А признаюсь, когда мы тамПолзли, как мухи, по скалам,То мне немного было жутко:Сорваться вниз плохая шутка!Гуссейн, послушай, помогиСтащить мне эти сапоги,Они потрескались от жара;Да что ж не видно самовара?Сходи за ним; а ты, Али,Костер скорее запали.Постелим скатерти у моря,Достанем ром, заварим чай,И все возляжем на простореСмотреть, как пламя, с ночью споря,Померкнет, вспыхнет невзначайИ озарит до половиныДубов зеленые вершины,Песчаный берег, водопад,Крутых утесов грозный ряд,От пены белый и ревущийИз мрака выбежавший валИ перепутанного плющаКонцы, висящие со скал.4Ты помнишь ли вечер, как море шумело,В шиповнике пел соловей,Душистые ветки акации белойКачались на шляпе твоей?Меж камней, обросших густым виноградом,Дорога была так узка;В молчанье над морем мы ехали рядом,С рукою сходилась рука.Ты так на седле нагибалась красиво,Ты алый шиповник рвала,Буланой лошадки косматую гривуС любовью ты им убрала;Одежды твоей непослушные складкиЦеплялись за ветви, а тыБеспечно смеялась – цветы на лошадке,В руках и на шляпе цветы!Ты помнишь ли рев дождевого потокаИ пену и брызги кругом;И как наше горе казалось далёко,И как мы забыли о нем!5Вы всё любуетесь на скалы,Одна природа вас манит,И возмущает вас немалоМой деревенский аппетит.Но взгляд мой здесь иного рода,Во мне лицеприятья нет;Ужели вишни не природаИ тот, кто ест их, не поэт? Нет, нет, названия вандалаОт вас никак я не приму:И Ифигения едала,Когда она была в Крыму! 6Туман встает на дне стремнин,Среди полуночной прохладыСильнее пахнет дикий тмин,Гремят слышнее водопады.Как ослепительна луна!Как гор очерчены вершины!В сребристом сумраке виднаВнизу Байдарская долина.Над нами светят небеса,Чернеет бездна перед нами,Дрожит блестящая росаНа листьях крупными слезами… Душе легко. Не слышу яОков земного бытия,Нет места страху, ни надежде, —Что будет впредь, что было преждеМне все равно – и что меняВсегда как цепь к земле тянуло,Исчезло все с тревогой дня,Все в лунном блеске потонуло… Куда же мысль унесена?Что ей так видится дремливо?Не средь волшебного ли снаМы едем вместе вдоль обрыва? Ты ль это, робости полна,Ко мне склонилась молчаливо?Ужель я вижу не во сне,Как звезды блещут в вышине,Как конь ступает осторожно,Как дышит грудь твоя тревожно?Иль при обманчивой лунеМеня лишь дразнит призрак ложныйИ это сон? О, если б мнеПроснуться было невозможно! 7Как чудесно хороши вы,Южной ночи красоты:Моря синего заливы,Лавры, скалы и цветы! Но мешают мне немножкоЖизнью жить средь этих стран:Скорпион, сороконожкаИ фигуры англичан.8Обычной полная печали,Ты входишь в этот бедный дом,Который ядра осыпалиНедавно пламенным дождем;Но юный плющ, виясь вкруг зданья,Покрыл следы вражды и зла —Ужель еще твои страданьяМоя любовь не обвила? 9Приветствую тебя, опустошенный дом,Завядшие дубы, лежащие кругом,И море синее, и вас, крутые скалы,И пышный прежде сад – глухой и одичалый!Усталым путникам в
